Флотоводец

Да что Мехлис! К сожалению, у Николая Герасимовича постепенно накопилось много так называемых «друзей», больших и малых, которые из зависти искали случая подложить ему мину. Обидно было нам, друзьям, видеть, что Николай Герасимович, зная подлый характер многих сослуживцев, совершенно не мстил им, не обращал внимания на их каверзные проделки. Однажды узнаю, что Н.Г. Кузнецов собирается назначить на большую должность адмирала, который делал ему только пакости по службе. Будучи на даче у Николая Герасимовича с членом военного совета ТОФ генерал-лейтенантом Зайцевым, я решился и все рассказал ему об этом человеке, упрекая его в том, что он сам себя окружает непорядочными людьми. И что же? Николай Герасимович, выслушав, посмеялся над нами, пошутил добродушно, и на этом дело и закончилось. В этом сказался его сильный характер — он, не чувствуя за собой никакой вины, не хотел верить в возможность людской пакости.

В 40-х гг. ГМШ ВМФ и Управление кораблестроения ВМФ, возглавляемое очень порядочным адмиралом-инженером Н.В. Исаченковым, долго и скрупулезно трудились над разработкой плана строительства нашего флота. Работа была очень сложная, она неоднократно корректировалась и обсуждалась руководством ВМФ. Наконец наступил день, когда Н.Г. Кузнецов должен был доложить этот план Политбюро ЦК ВКП(б). Забрав большое количество документов, схем и карт, сопровождаемый всеми своими заместителями, Н.Г. Кузнецов отправился на доклад. Отсутствовал он очень долго. Услышав, что нарком вернулся, мы с Исаченковым поспешили в приемную и, как только Николай Герасимович вошел в кабинет, без разрешения вошли за ним, чтобы взять секретные документы. Н.Г. Кузнецов подошел к столу и с шумом бросил на него портфель и рулон схем, произнеся при этом, ни к кому не обращаясь: «Ну и нахал… ни черта не понимает, а лезет». Видя крайнюю возбужденность наркома, мы не стали его расспрашивать, быстро взяли свои документы и ушли к начальнику ГМШ адмиралу А.Г. Головко, тоже только что вернувшемуся из Кремля. Это был человек мягкий, но хитрый и дипломатичный. Почти хором мы спросили: «Ну как дела?» Головко был одним из антагонистов наркома, может, поэтому с улыбкой, в бодром тоне он нам ответил: «Не утвердили план… отложили… Ну и орел наш нарком… представляете себе, делает доклад, Сталин внимательно слушает, вдруг Хрущев перебивает Н.Г. Кузнецова своей репликой раз, другой. Н.Г. Кузнецов не обращает на это внимания. Сталин постучал карандашом и сказал: «Хрущев, вы мешаете слушать, продолжайте…» И когда еще раз Хрущев перебил Кузнецова, то он, обратившись к Хрущеву, сказал: «Послушайте, Никита Сергеевич, вы мне мешаете докладывать, ведь вы ничего не понимаете в этом вопросе». Близкие к Николаю Герасимовичу адмиралы Алафузов, Зозуля, Владимирский и я, обсуждая это между собой, с грустью пришли к выводу, зная злопамятность Хрущева, что это для Николая Герасимовича даром не пройдет.

К сожалению, очень скоро Главный морской штаб проверяла только что созданная Военная инспекция под руководством маршала Говорова. Моряков в инспекции не было, а армейские генералы, судя по содержанию вопросов, были некомпетентными в делах ВМФ. Большинство вопросов были направлены на уточнение деятельности Н.Г. Кузнецова. Это нас возмущало, но инспекция проводилась по указанию ЦК партии, и мы были бессильны. Акт инспекции был утвержден Говоровым, не пожелавшим никого выслушать. Акт я прочел внимательно. Много было написано в нем совершенно несправедливого, просто неверного как в адрес Николая Герасимовича, так и в адрес других адмиралов, близких к нему. Беспринципность Говорова меня поразила.

По результатам инспекции Н.Г. Кузнецов был понижен в должности и-назначен начальником военно-морских учебных заведений ВМФ. Это было только начало. Почти через год — в 1947-м — по письму Сталину одного непорядочного офицера-изобретателя было назначено расследование о случаях якобы передачи наркоматом ВМФ союзным державам чертежей нашего секретного торпедного оружия и секретных карт подходов к нашим портам.[56] Мне и бывшему начальнику гидрографии ВМФ Я.Я. Лапушкину было поручено проведение экспертизы. Ничего не подозревая, мы составили акт о том, что никакого секретного оружия иностранцам не передавалось, так как подобная торпеда у союзников уже была, а наши карты представляют собой перепечатку со старых английских карт, переведенных на русский язык. Когда адмирал А.Г. Головко вернулся из Кремля с доклада, он заявил нам: «Ваше счастье, что я не показал Сталину ваш акт и не назвал фамилий, а то бы вы все вылетели с флота». Сталин якобы сказал Головко: «Ваши эксперты ничего не понимают», — и приказал провести суд чести с привлечением Н.Г. Кузнецова и ряда других адмиралов.

Председательствовал на суде опять Говоров. Я отлично помню, и не только я, а все мы — друзья Николая Герасимовича в ГМШ — считали весь этот «суд» какой-то гнусной комедией, так как ни один из привлеченных к нему адмиралов ни в чем не был виновен. Ни одно «свидетельское» показание не говорило об их виновности. Создавалось неловкое положение. Надо судить, а вина привлеченных людей никак не доказывалась. В перерывах мы между собой просто издевались над судом и всем ходом процесса. Николай Герасимович держал себя с большим достоинством, ничего не просил и четко отвечал на невразумительные вопросы судей. Мы переживали за Николая Герасимовича и в то же время гордились его выдержкой и твердостью характера.

Сталин решил, что суд чести не достиг своей цели, и дело было передано в военный трибунал, где суд протекал при закрытых дверях, так что его подробности мне неизвестны. Три адмирала были заключены в тюрьму, а Николай Герасимович был понижен в звании до контр-адмирала и получил назначение в Хабаровск заместителем главнокомандующего войск Дальнего Востока по морской части к Маршалу Советского Союза Р.Я. Малиновскому.

Вскоре я тоже получил новое назначение в Ленинград.

Позднее, когда я был командующим Тихоокеанским флотом и близко познакомился с маршалом Р.Я. Малиновским, я много раз слышал от него очень хорошие отзывы о Н.Г. Кузнецове. Маршал считал его отличным моряком, очень образованным и прекрасным волевым адмиралом. Высокого мнения о Н.Г. Кузнецове были многие генералы, служившие на Дальнем Востоке, все они не понимали смысла суда и того, в чем же была вина Н.Г. Кузнецова.

Находясь в Хабаровске, Николай Герасимович часто писал мне в академию письма с просьбой о высылке ему различной морской научной литературы, что я с большим удовольствием и делал.

Через два года с небольшим Николай Герасимович был назначен командующим Тихоокеанским флотом и в 1950 г. дослужился до звания вице-адмирала. Флотом пришлось командовать недолго. Но за это время Н.Г. Кузнецов осуществил много дельных мероприятий для поднятия боеспособности флота, завоевав большой авторитет и любовь не только моряков, но и армейских генералов, взаимодействовавших с флотом. Словом, Тихоокеанский флот при Н.Г. Кузнецове жил с армией очень дружно. В 1951 г. он был назначен Военно-Морским Министром СССР и восстановлен в звании адмирала флота. Флот воспринял это с энтузиазмом. Сам Николай Герасимович писал в своих мемуарах: «Быстрый подъем опасен не только для водолазов… он таит в себе много опасностей». Я видел Николая Герасимовича в первые дни его новой деятельности. Он мне показался все тем же Кузнецовым, никаких следов от незаслуженно нанесенных ему обид, а по существу издевательств, никакого зазнайства, приписывавшегося ему Говоровым, я не заметил. Передо мной стоял все тот же стройный, еще не седой, с легкой улыбкой Н.Г. Кузнецов. Надо было быть человеком несгибаемой воли, чтобы так стоически все перенести, но, конечно, это не могло не отразиться на его здоровье.

Однако мрачные тучи вновь сгустились над головой Н.Г. Кузнецова. Совершенно неожиданно в октябре 1955 г. в Севастополе взорвался линкор «Новороссийск», полученный из Италии в качестве репараций. Корабль стоял на бочке в Северной бухте, на месте, где ранее стояли десятки судов. И вдруг произошел страшный взрыв, корабль перевернулся и затонул, похоронив в себе сотни молодых жизней. Кто виноват в этой драме? Можно назвать многих: командир корабля, но он был в отпуске, командующий эскадрой и, наконец, командующий флотом. Но менее всего к виноватым относился Н.Г. Кузнецов. Была создана правительственная комиссия под председательством заместителя Председателя Совета Министров СССР Малышева.

56

3 октября на имя заместителя главкома ВМС по кораблестроению и вооружению вице-адмирала П.С. Абанькина поступил рапорт капитана 1 ранга В.И. Алферова. В нем автор жаловался на то, что его торпеда, которую он своевременно не защитил авторским свидетельством, три года назад на правах взаимной информации была передана англичанам. Алферов расценивал это как передачу бывшим союзникам приоритета Советского Союза в области высотного торпедометания, как пример низкопоклонства перед Западом. Весьма примечательно, что его рапорт начинался словами: «Недавно я узнал…»

По рассказам моряков-ветеранов, например капитана 1 ранга B.C. Шломина, Алферов, еще будучи капитан-лейтенантом, практиковал доносы на сослуживцев, в результате чего в 1937–1938 гг. некоторые из них были репрессированы. В 1942 г. за срыв сроков поставки торпед (шла война) Алферов, возглавлявший тогда одно из торпедных учреждений ВМФ в г. Махачкале, подлежал преданию суду военного трибунала. Однако нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов решил не отдавать его под суд, а ограничиться дисциплинарным взысканием. С того времени прошло всего 5 лет… Торпеда для высотного торпедометания с 1933 по 1938 г. разрабатывалась в Научно-исследовательском минно-торпедном институте ВМФ группой сотрудников под его (Алферова) руководством. В 1939 г. она была принята на вооружение авиации Военно-Морского Флота.

Сама торпеда была результатом разработки зарубежного Фиумского завода, и лицензия на ее производство Советским Союзом была приобретена в Италии еще в 1935 г. Сам Фиумский завод имел ряд филиалов и поставлял свою продукцию во многие страны, в том числе и в Англию. Оригинальность отечественной разработки заключалась лишь в своеобразной конструкции грузового парашюта с поворотным тросом (см.: Михайлов A.M. Опальный флагман. СПб., 1995. С. 224, 225).