Школа гейш

Госпожа Оикава хранила лекарства в школе. За ширмой в комнате, где будущих гейш обучали массажу и основам акупунктуры.

Фонарь Мия зажигать не стала. С тихим шелестом отъехала в сторону бамбуковая дверь. Знакомая до последней трещинки на стене школа ночью казалась чужой. Пространство словно раздалось вглубь. Мия кралась в тенях, прислушиваясь к каждому шороху. Сердце стучало часто-часто.

Что сказать, если ее сейчас здесь найдут? Как оправдаться? После заката ученицам запрещалось приходить в здание школы.

Некстати вспомнилась предвкушающая улыбка на лице нового директора, когда он обещал «наказать» Мию в случае оплошности.

Она без приключений добралась до комнаты. Запалила маленькую масляную лампу на низеньком столике. Поминутно прислушиваясь, отобрала все, что нужно для спасения раненого: бинты, едкий сок жгучевицы, молотую кровохлебку, травяные сборы для лечения лихорадки, заживляющие мази на целебном медвежьем жире.

Потом, когда она станет гейшей, она вернет все, что взяла, и много больше.

Обратно Мия кралась с еще большей опаской, ощущая себя презренной воровкой. Звук, донесшийся из танцевального зала, чуть не заставил ее выронить узелок с лекарствами.

Внутри кто-то был. Рисовая бумага на двери чуть светилась, как бывает, когда горит факел.

Проклиная себя за любопытство, Мия приникла к щели меж дверью и стеной…

Акио Такухати стоял в центре зала — полуобнаженный, подняв над головой катану. Колеблющиеся блики огня рисовали узор на его смуглом теле, гладили стальные мышцы. Собранные в высокий хвост на затылке волосы чуть разметались по широким плечам.

Стремительный, почти незаметный для человеческого глаза рывок, короткая песнь меча в воздухе, шелест входящего в ножны лезвия. И снова пауза.

Против воли Мия залюбовалась. Такухати в этот миг был красив не внешней красотой. Он был прекрасен, как Такэми-кадзэти-но О-ками — бог войны, воплощение идеи и духа меча.

Нужно было бежать, пока ее не обнаружили. В горах Мию ждали друг-оборотень и безымянный раненый, но она медлила, зачарованная мастерством и красотой движений самурая.

Снова напряглись четко прорисованные мышцы на спине, снова почти неуловимое глазу движение и шелест лезвия о ножны.

Акио повернулся. Сейчас его красивое лицо не портила гримаса самодовольного превосходства, оно было одухотворенным и даже счастливым, и Мия вдруг почувствовала стыд. Словно подглядывала за чем-то интимным, не предназначенным для чужих глаз.

Она отпрянула от щели и осторожно попятилась. Половица под ногой предательски скрипнула.

— Кто здесь? — раздался из-за двери резкий окрик директора.

Проклиная мысленно свое любопытство, Мия в два неслышных прыжка оказалась за ближайшей ширмой. В этом хозяйственном закутке хранились татами, ведра и веники из пальмовых листьев. Юркой змейкой Мия заползла под гору циновок, моля божественную Аматэрасу, чтобы директор ее здесь не заметил.

Дверь в зал отъехала в сторону, и на пол лег бледный прямоугольник света. Черный мужской силуэт с мечом в руках выделялся на нем, словно фигурка в театре теней.

Мия лежала под циновками, скорчившись и закусив губу, и слушала приближающиеся шаги. Все ближе, ближе…

От пыли на циновках засвербело в носу. Стук сердца отдавался в ушах.

— Показалось, — разочарованно буркнул Такухати над головой. Меч с шелестом вошел в ножны.

Он ушел, а Мия еще долго не могла успокоиться и уговорить себя вылезти.

Джин плыл в кипящем озере. Вода бурлила, обваривала кожу, и та покрывалась уродливыми белыми пузырями.

Волны озера окрасились красным, и Джин понял: это не вода, но кровь. Несущая огонь кровь поколений предков рода Хо-Ланг-И Аль Самхан. Кровь сменилась раскаленной лавой, и он увидел, что тонет в жерле вулкана…

…совсем как тогда, на обряде, когда он призвал, но не смог укротить демона.

Прохладные тонкие пальцы легли на лоб, помогая вынырнуть из полного огня и боли озера.

— Потерпи, — произнес нежный, как перезвон колокольчиков на ветру, голос. — Сейчас будет больно.

Джин хотел сказать, что и так больно, куда уж больнее, но вместо этого застонал. Левое плечо жгло огнем не только снаружи, но и внутри. Словно туда забралась огромная ядовитая многоножка и теперь копошилась, выгрызая себе логово.

— Ты неправильно делаешь, Мия-сан. — Второй голос был куда менее приятным — хрипловатый, ворчливый и явственно мужской. — Это стрела с зазубринами, ее не выдернешь так просто, надо вырезать.

Влажная губка прошлась по лбу Джина.

— Потерпи, пожалуйста, — снова попросил нежный голос, и Джин подумал, что готов терпеть столько, сколько потребуется. Лишь бы она не уходила. Лишь бы снова положила ему на лоб прохладные пальцы — ее присутствие так верно отгоняет кошмары…

Боль резкая, потом облегчение от того, что ядовитая многоножка все же покинула его тело. Блаженство от прикосновений холодной влажной ткани…

— Не надо, Дайхиро. Я зашью.

— Точно справишься, Мия-сан?

— Точно.

Осторожные и нежные касания — тонкие пальчики втирают целебную мазь.

Он с трудом разлепил свинцовые веки, но не увидел ничего, кроме охапки пальмовых листьев. Их запах мешался с запахами лекарских трав и вонючим дымом от костра.

Повернув голову — это почти невозможное усилие чуть не отправило его снова в беспамятство навстречу кипящему озеру, — он увидел ее.

Она была ослепительна. Словно сама богиня Аматэрасу спустилась на землю, чтобы сесть рядом с Джином и исцелить его раны.

Губы Джина дрогнули, произнося одно короткое слово.

Она улыбнулась нежно, чуть смущенно:

— Спи.

И он послушался, погрузившись во тьму, где не было ни боли, ни огня.

Глава 4

ПОЦЕЛУЙ

Мия зевнула. После ночного бдения над раненым глаза закрывались сами собой. Вернуться бы сейчас в домик, расстелить футон да поспать пару часов. Но нельзя. Нужно идти на занятия, а потом бежать в горы. Дайхиро тяжело будет управиться с раненым в одиночку.

Она вздохнула, вспомнив нечеловеческую колдовскую зелень, глянувшую на нее из глаз незнакомца. И еле слышный шепот «красивая» — не почудилось ли ей?

Маг, а значит, отпрыск знатного рода. Что он делает здесь, так далеко от столицы, на юге?

За стенами раздались голоса, ученицы просыпались, прихорашивались и выглядывали во двор. Вот-вот должен зазвонить утренний гонг, призывая всех к завтраку, а значит, не стоит медлить.

Она развязала пояс кимоно, оставила одежду на лавке и прошла в помещение купальни. В банные дни здесь было людно и шумно, над очагом кипел большой котел с горячей водой, в воздухе клубился пар, лилась вода и слышался женский смех. Сейчас баня пустовала.

Ежась от холода, она прошла к бочке, зачерпнула воду ковшиком. Та была прохладной, но все же не ледяной, как вода в купели у заброшенного храма.

Терпимо. Хватит, чтобы смыть с себя эту ночь и взбодриться.

Вытираясь на ходу куском ткани, Мия вернулась в предбанник и остолбенела.

Кимоно не было там, где она его оставила.

Она заозиралась. Обошла предбанник, заглянула под каждую лавку, хоть и без того прекрасно видела — кимоно под ними не было. Ни кимоно, ни нижней рубахи.

Сон слетел мгновенно. В надежде, что это всего лишь ее ошибка, последствие бессонной ночи, Мия вернулась в купальню, но там одежды тоже не было.

Все, что у нее оставалось, — кусок влажной ткани, которым Мия вытиралась после омовения. Его едва хватало, чтобы обернуть дважды вокруг тела. Показываться в таком виде во дворе, на глазах у наставниц и прочих учениц, было немыслимо.

Зябко ежась, Мия обняла себя за плечи и опустилась на лавку. Ничего, не страшно. Сейчас запоет гонг, и двор опустеет. Тогда она сможет добежать до домика и переодеться. Мелкая неприятность, не более.

От холода стало совсем невмоготу, и она запрыгала по комнате, пытаясь согреться. Хотелось верить, что неизвестный шутник, укравший кимоно Мии, не подсматривает сейчас за ней, покатываясь от хохота.