Страница 3 из 13
Волшебный летун сидел за оградой. Со сложенными крыльями он казался не таким уж большим — два дзё[Японская мера длины. Одно дзё равняется примерно трем метрам.] в длину. Пламя в его груди едва тлело.
Мия подошла ближе, рассматривая чудо-птицу. Кожистая пленка века чуть дрогнула, птица повернула голову и уставилась на Мию в упор.
«Чего ты хочешь?» — эта мысль не принадлежала Мие. Она была чужой, сказанной гортанным резким голосом. Только голос этот звучал у Мии в голове.
— Кто здесь? — Мия вздрогнула и оглянулась, но двор был пуст. Никого, кроме нее и птицы.
«Ты слышишь меня? — Теперь в голосе, которым говорил незнакомец, ощущалось удивление. — Ты маг?»
— Нет.
Мия еще раз обернулась. Никого. Только фэнхун все так же рассматривал ее в упор, слегка наклонив голову.
Она охнула от неожиданного прозрения и спросила у птицы:
— Это ты говоришь со мной? Ты умеешь говорить?!
«Мы все умеем. Только люди не умеют слушать. Никто, кроме магов». — Гигантская птица подошла ближе к краю ограды. Крылья волочились за ней. Вопреки ожиданиям, фэнхун не источал жара. Волны огня, гулявшие по перьям, светили, но не грели.
— Я не маг, — возразила Мия, — у меня глаза черные.
«Это потому, что твое пламя еще спит. Чем больше сила, тем труднее разбудить. Это мудро. Вы, люди, как птенцы. Никто не пустит птенца в самое жерло».
Хоть от птицы и не шел жар, Мие стало жарко.
— И как разбудить мое пламя? — жадно спросила она у фэнхуна.
Тот покачал головой. Совсем по-человечьи.
«Я не знаю, маленькая майко. Но я видел, что Акио Такухати положил на тебя глаз. Будь осторожна и не гневи его. Я знал немало людей, но не встречал никого более жестокого».
— Почему тогда ты служишь ему?
«Он наложил на меня путы. Сплел сеть из волос покойной ведьмы, вымочил ее в черных водах проклятого источника и поймал в силки, как перепелку. — В голосе фэнхуна послышалась тоска. — Я бы все отдал, чтобы вернуться домой, на склоны священной горы. Где-то там до сих пор живет моя семья, маленькая майко. Они не знают, что случилось со мной».
— Ох…
Сердце сжалось в груди. Мия с восьми лет не знала иной семьи, кроме школы, но она помнила свою мать — немолодую полную женщину с теплыми руками и лукавыми морщинками вокруг глаз. Мия бы все на свете отдала, чтобы вернуть ее. Обнять, уткнувшись в застиранное кимоно, положить голову ей на колени, испрашивая благословения.
— Есть ли способ тебя освободить?
«Это может сделать только маг, маленькая майко. Черная сеть всегда со мной, оплетает мои крылья. Но я благодарен тебе за сострадание».
В воздухе разнесся удар гонга, призывая учениц на первый урок.
«Иди, маленькая майко, — устало сказал фэнхун, — или опоздаешь. Если судьба однажды занесет тебя к подножию священной горы Адзаси, найди моих сородичей и расскажи им, что Хоно Рыжее Перо не погиб, но томится в неволе».
— Хоно Рыжее Перо, — тихо повторила она и поклонилась фэнхуну, как младший кланяется старшему. — Мое имя Мия, и если в моих силах помочь тебе, я помогу.
Глава 2
ТАНЕЦ СИРЕНЕВОГО ЖУРАВЛЯ
Из-за назначенного на вечер состязания отменили половину уроков, и уже к обеду выпускницы освободились. Младшие девочки должны были подойти позже, чтобы присутствовать на ежегодном сражении за звание Ивовой ветви в качестве зрительниц.
Звание было почетным. Гибкая ива — воплощение женственности, сути гейши. Податливая, но стойкая, она гнется, но не ломается и может больно хлестнуть в ответ.
Победительница получала подарок — серебряные шпильки-кандзаси с символом «Медового лотоса» и иероглифом собственного имени.
Кумико подошла, когда Мия уже завязывала пояс-оби на особом кимоно для танцев. Рукава-крылья расшиты изображением летящей сакуры, ткань обрисовывает тело мягкими складками, подол тянется по полу, стекает у ног лужицей сиреневого шелка.
Обернувшись, Мия поймала полный ревнивой обиды взгляд майко. Ичиго и Оки за ее спиной тоже смотрели недобро.
— Почему ты? — Голос Кумико дрожал от гнева. — Почему всегда ты, возомнившая о себе худородная девка?!
Отцом Кумико был самурай. Нищий и вконец спившийся, он продал дочь в школу, чтобы ему не пришлось кормить ее самому, но Кумико не уставала напоминать всем о своем благородном происхождении.
— Ты чем-то недовольна, Кумико-сан? — вежливо спросила Мия.
Их продали в школу в один день. Неприязнь между ней и Кумико зародилась с первого взгляда и дальше лишь крепла.
Мия, недавно пережившая смерть матери, замкнулась, не желая пускать хоть кого-то в свой наполненный тоской мирок, а Кумико была активна, весела и сразу стала лидером среди будущих гейш. Мия же оказалась в положении изгоя.
Она год провела изгоем. Одиночкой, лишенной тепла. Еда не имела вкуса, а мир — красок. И учеба казалась утомительной обязанностью. Тогда Мия была последней среди учениц, и гейши-наставницы даже спорили, стоит ли тратить на нее время и силы — ясно же, что в девочке нет задора и жизни. А коли так, ей никогда не стать хорошей гейшей.
А потом встреча с крохотным тогда еще Дайхиро заставила ее поверить, что в мире осталась радость. И Мия захотела жить. Захотела стать лучшей среди равных.
Она стала лучшей, но так и не стала своей.
Кумико не сразу почувствовала опасность от презираемой всеми серой мышки. Первый тревожный звоночек для дочери самурая прозвучал, когда Мия обогнала ее на состязании по каллиграфии.
Дальше — больше. Как ни старалась Кумико, Мия — замкнутая, задумчивая, отверженная сверстницами, упорно обходила ее во всем. Наставницы начали хвалить Мию и даже ставить в пример.
В довершение всего она вдруг расцвела, как распускается бутон цветка, превратившись в считаные месяцы из угловатой неуклюжей девчонки в изящную молодую девушку.
Этого самолюбивая дочь самурая уже не выдержала. Насмешки, тычки, подколки и мелкие пакости от нее и ее свиты стали постоянными спутниками жизни Мии, пока госпожа Итико не прекратила это, пригрозив, что отчислит Кумико.
Лишенная возможности делать гадости, Кумико не уставала их повторять. В лицо и за спиной.
— Знаю, это все из-за твоих волос, ведьма, — продолжала дочь самурая, словно не расслышав тонкой издевки, скрывавшейся в словах Мии. — Ты раскинула их так, что заслонила всех остальных.
— О чем ты?
Ученица зло сощурила глаза:
— Не делай вид, что не понимаешь. Почему господин Такухати вызвал тебя? Тебя, одну из всех нас!
Ичиго и Оки за ее спиной что-то добавили презрительное и ворчливое.
— Ты… ревнуешь? — изумилась Мия. И, увидев, как вспыхнула дочь самурая, поняла, что попала в цель.
Как можно ревновать того, кого видела лишь однажды в жизни несколько минут?
— Мы видим тебя насквозь, маленькая дрянь. Ты хочешь окрутить господина Такухати, соблазнить его, чтобы стать его супругой, — выпалила Ичиго. Обычно смешливая и беспечная, она смотрела на Мию с настоящей ненавистью.
— Я клянусь памятью матери, — Мия приложила руку к сердцу, — что это последнее, чего я хочу. Акио Такухати не привлекает меня как мужчина, и если бы он и пожелал жениться на мне, я бы сделала все, чтобы избежать этого брака.
— Врешь! — фыркнула Оки.
По лицам девочек было видно, что они не верят ни единому слову Мии.
Да, наверное, трудно поверить в эти слова, если видела директора только несколько минут. Ведь он красив, из знатного рода и влиятелен. Не каждому выпадет несчастье узнать его жестокость.
— Грязная лживая дрянь, — громко произнесла Кумико. — Неужели ты думаешь, что мы такие дуры?
Спорить было глупо, но промолчать означало согласиться с обвинением.
— Я не лгу.
Дочь самурая коварно улыбнулась:
— Тогда докажи это.
— Как?
— Победительница получит награду из рук господина Такухати. Проиграй состязание. Дай шанс ему заметить другую майко.
Кумико говорила о себе. Она прекрасно танцевала и была главной соперницей Мии уже много лет.