Школа гейш

— Нарушаешь правила. — Строгость его слов смягчал покровительственный и даже заботливый тон. — А ведь я обещал наказать тебя за подобное, помнишь?

— Нет, — тенором буркнула девушка и попятилась.

Глаза мужчины сузились:

— Что у тебя с голосом, лучшая ученица?

Девушка что-то промычала и попыталась улизнуть, но мужчина был быстрее. В одно мгновение она оказалась зажата в углу. Он нависал над ней, рассматривая свою добычу со снисходительной усмешкой.

— Так что ты делаешь во дворе ночью, Мия? — Мужчина чуть наклонился, принюхался, и его глаза изумленно расширились. — Чем от тебя пахнет?

Его огромные ладони играючи удерживали тонкие запястья девушки. Он с улыбкой смотрел, как она дергается, безуспешно пытаясь вырваться из захвата. Но развлечение не было долгим.

— Пусти меня, бестолочь. Что же ты не спишь-то, когда все нормальные люди давно дрыхнут, похотливый козел, чтоб у тебя отросток отсох и отвалился! — неестественным фальцетом, переходящим в приятный мужской тенор, выдала несчастная жертва. — А не отсохнет сам, так я помогу. Клянусь Буддой, прямо сейчас и оторву, если не отпустишь немедленно!

И прежде чем изумленный мужчина нашелся что ответить, ловко вывернулась из объятий, упала на четвереньки и скрылась в тенях, махнув на прощанье полосатым хвостом.

Акио Такухати покачал головой вслед убегающему тануки и неслышно рассмеялся. Несмотря на глупую роль, которую ему довелось сыграть, ситуация показалась опальному генералу донельзя забавной.

Он слишком много времени провел в армии. Забыл о повадках ёкаев. А здесь — глушь, горы. Самое место для нечисти.

Акио вынул из ножен танто и уколол палец. Капля крови упала на землю, та полыхнула синим. Синим же на мгновение вспыхнули стены.

Защиту маг поставил на школу еще вечером первого дня. Не потому, что реально чего-то опасался, по привычке.

Теперь тануки не сможет покинуть школу. А утром Акио соберет всех воспитанниц и наставниц, прочешет каждое здание и найдет его.

Такухати ничего не имел против оборотней. Но тануки известны своим похотливым нравом. Такой твари нечего делать среди женщин, за которых он, Акио, отвечает.

Мысль о том, что оборотня привечает кто-то из девочек, заставила директора выругаться. Счастье тануки, если его любовница — одна из наставниц. Единственным существом, за которым Такухати признавал право тискать учениц, был он сам.

— Шкуру сдеру, — негромко пообещал Акио. И отправился в зал для ежевечерней тренировки.

Госпожа Оикава уже два часа как ворочалась на футоне, тщетно пытаясь заснуть. Истомившееся по ласке тело требовало любви, а неугомонная фантазия рисовала картины из бурного прошлого гейши.

Увы, век жрицы любви краток. А ведь она не так уж стара, всего сорок пять. И до сих пор хороша собой. Но разве способны утонченность и опыт конкурировать на равных со свежестью и невинностью?

Новые личики появлялись в «квартале ив и цветов» ежегодно. Еще вчера ты блистала, лучшая из лучших, а сегодня о тебе никто не помнит, и мужчины не присылают больше приглашений с просьбой украсить их вечер изысканной беседой и танцами.

А снизить цену или принимать приглашения богатых купцов не позволит гильдия. Гейша не проститутка, она не может стоить дешево или быть доступной для каждого.

Она снова повернулась на жестком футоне и чуть не заплакала от разочарования. Ох, как же хочется любви! Это все новый директор, будь он неладен. Гейша закрыла глаза, представляя себе Акио Такухати. Широкие плечи, мощный торс, узкая талия и пронзительная синева глаз высокородного самурая. Как сладко стонать под таким мужчиной! Сожмет в объятиях, все косточки заноют…

Скрипнули половицы, и госпожа Оикава поняла, что она больше не одна в комнате.

— Кто здесь? — Гейша села и нащупала фонарь.

— Ой, ну вот только этого не надо, — раздраженно откликнулся из темноты мужской голос. — Что за привычка — чуть что, жечь масло, как будто ему нельзя найти другого применения.

— Вы кто? — Голос был незнакомым. Ворчливым и забавным. И перед мысленным взором госпожи Оикавы отчего-то возник толстенький монах в сером одеянии. — Я сейчас закричу, — предупредила госпожа Оикава, совершенно не испытывая желания выполнять угрозу.

— Не надо, — попросил незнакомец и опустился рядом на футон. — Я же так, мимо пробегал только. Увидел, какая красавица томится одна, и подумал — дай зайду. Прогонит так прогонит. — Шаловливая рука опустилась на талию госпожи Оикавы, притянула гейшу поближе к горячему мужскому телу.

— Здесь школа, сюда нельзя мужчинам.

— Да я и не мужчина, — хихикнул скрытый тьмой незнакомец, усаживая ее к себе на колени. Уткнувшаяся в попку госпожи Оикавы возбужденная плоть живо оспорила это утверждение. — Так, сон хороший. Ты спи, красавица, я тебе приятное присню.

— А, ну если сон, тогда можно, — согласилась гейша.

Она чуть откинулась назад, позволяя сильным рукам стиснуть ее грудь, вдохнула острый и странный запах незнакомца и застонала.

— Знаешь, о чем я думаю, когда вижу эти волосы распущенными, Мия?

Она не смогла ответить, притиснутая к стене горячим мужским телом. Он просунул свое колено меж ее сжатых ног, язык по-хозяйски вторгся в ее рот. Жесткие, в мозолях от каганы руки смяли ягодицы, залезли под сорочку, уверенно и властно, погладили живот, накрыли грудь. Мия чуть выгнулась и всхлипнула от возбуждения, а Такухати рассмеялся:

— Ты ведь хочешь меня, лучшая ученица.

— Нет!

— Хочешь, маленькая лгунья.

— Не хочу! — Она замотала головой, вырываясь из кольца горячих рук. — Пустите!

Образ мужчины смазался, оплыл, как свеча. Объятия стали нежнее — уже не хватка хищника, но поддержка и опора. Глаза налились зеленью, волосы укоротились и полыхнули рыжим пламенем. Теперь он не тискал и не сжимал ее с грубой силой, но гладил сквозь тонкую ткань сорочки. Шаловливые пальцы выписывали круги и спирали на нежной коже.

И поцелуй был тягучим и сладким, как мед диких пчел.

— Мия! — восхищенно выдохнул Джин. — Мия, Мия, просыпайся же ты, глупая девчонка! Просыпайся немедленно!

— А? — Она открыла глаза и вскочила, вся еще во власти непристойного сна. Щеки полыхали, поднять взгляд на стоявшего рядом Дайхиро было стыдно.

А на Джина, который сидел рядом, обнимая Мию за плечи, и того стыднее в сотни раз.

Придавленная смущением к полу, Мия уставилась на костер. За ночь тот почти прогорел, но угли все еще грели, защищали от промозглых утренних туманов. Сквозь дыры в крыше синело предрассветное небо.

Приснится же такое. Боги, как неловко-то… Хорошо, что никто не властен подсмотреть чужой сон.

— Что я здесь делаю?

— Слушать надо старого Дайхиро, — фыркнул оборотень. — И спать больше, а не сидеть ночами над всякими. — Он выразительно покосился на Джина.

— Ты заснула, — мягко сказал самханец. — Мы решили не будить тебя.

— Ты спал рядом? — Зря она думала, что покраснеть еще гуще невозможно.

Вмятина на ложе из пальмовых листьев и само присутствие Джина рядом подсказывали — спал. И не просто рядом, а разве что не в обнимку.

— Я не мог позволить тебе замерзнуть после того, как ты меня выходила, — невинным тоном отозвался Джин. — И не буду врать, рядом с тобой ночью гораздо теплее и приятнее, чем одному.

— Ах ты… — Она высвободилась из его объятий, вскочила и с возмущением уставилась на самханца. Смеющиеся глаза мужчины подсказывали — ругаться с ним бесполезно, поэтому Мия напустилась на тануки: — Ты почему меня не разбудил?

— Потому что дурак, — сердито буркнул оборотень. — Хотел дать тебе выспаться. Еще и пошел прикрывать. Воистину ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Давай-давай, собирайся! Бегом в школу!

На сердце немного отлегло. Если другие ученицы видели, как Мия ложится спать, скандала и наказания от Такухати не последует.

— Чуть не попался этому вашему, — все так же ворчливо продолжал тануки, за руку утаскивая ее к выходу. — Если бы не одна добрая женщина, показавшая, где у вас погреб, остался бы от старого Дайхиро только хвост тебе на память. И так полночи нору копал.