Страница 20 из 24
Франко молчал.
– …а до того, в августе, вы рапортовали, что заставили Ro.44 снизиться в горах, и он разбился. Вы видели взрыв? Или обломки?
Не дождавшись ответа, граф продолжил:
– Мы продали Морее четыре «южных». Ноль-Один и Ноль-Два захвачены без боя, на стоянке. Ноль-Четыре сбит над морем возле Гляна. Ноль-Три… из-за него мы понесли в тот день самые тяжелые потери – он уничтожил трех «цапель», потом вы настигли его. Но теперь достоверность вашего рапорта вызывает сомнения. Что я должен сообщить в Рим? Что над островами кружит призрак гидроплана?
– Он не мог уцелеть, – глухо отозвался Де Лука, стараясь не встречаться взглядом с подполковником из SIA. – Угол снижения, скорость… в таком месте любой обречен. Я сам еле вырулил из этого провала.
– Любой… – притворно соглашаясь, покивал граф. – Личностью пилота Ноль-Три интересовались?
– К чему? В моих глазах он – труп. Какой-то мореец…
– Некоторые опасны даже после смерти. Григор Данцевич, двукратный победитель гонок Кларитан. Почерк – предельно короткий взлет и посадка.
– Все равно – невозможно!
– У погибших с «Марина Фьоре» иное мнение. Они уверены, что он живехонек. Знаете, что – пока я придержу доклад для Рима. Хочется приложить к нему фото обломков Ноль-Третьего.
Впервые за время тягостной беседы Франко посмотрел на графа с надеждой.
– Репутация каждого пилота Регия Аэронавтика дорога мне как собственная, – строго молвил тот. – Я даю вам шанс загладить промах. Ошибиться может любой… Кстати, где он снизился тогда? Покажите на карте.
Со времен авиационного училища Франко не разворачивал карты так быстро.
– Здесь. На этом участке. Там сильно изрезанный рельеф с перепадами высот, лесистые горы и ущелья.
– Водина… – В голосе графа ему послышалась… растерянность, досада? Пожевав губами, подполковник едва слышно добавил: – Мне следовало догадаться сразу.
– Малодоступный район. Я шел низко, туман затруднял обзор. Вряд ли точно скажу, куда упал Ноль-Третий. Там множество озер.
– Двадцать. Двадцать дев.
– Кого?..
– Это мифы. Вы же небылицы отвергаете, не так ли?
– Водинки – вполне натуральные девки, встречал. В допотопных платьях, а глаза… как у бодливых коз. Сроду к таким не подступлюсь.
– Упаси бог. Особенно к тем, у кого платье до земли и кудри до колен. Даже если к ним потянет до самозабвения.
– Местные дворянки? Нечто из ряда вон?
– В оперу ходите? – внезапно спросил граф.
– Сейчас редко, – ответил Франко, чуть оторопев, – а раньше бывал. Из училища ездили в Неаполь, в театр Сан-Карло. В Ла Скала выбирались только на премьеры…
Пьетро слегка умилился, оттаял:
– Любите Пуччини?
– О, да! «Манон Леско», «Вилии», «Богема»…
– Вспомните «Вилий».
– Как же – особенно «Не забывай меня!» в первом акте, или «Назад к счастливым дням» во втором…
– Речь о сюжете.
– Но… граф, разве в опере важен сюжет? Музыка, вокал… а либретто – бумажка.
– Боже, во что превратились театралы, – сокрушенно вздохнул граф. – Упадок!.. Раньше мы все знали досконально – первоисточник, перевод…
– Извините, но у гидроплана и Пуччини нет ничего общего.
– Вилии. Славяне зовут их – вилы. Ну-с, испытаем вашу память. Второй акт, ария «Святая душа моей дочери» – «Se la leggenda…»
– «Если легенда о вилиях истинна…» Так то легенда! Духи девиц, умерших от разбитого сердца…
Граф готов был выругаться, но сдержался:
– Духи!.. Ваш разум недоступен. Ваши познания малы. Вы живете здесь полгода и уяснили только то, что сенки – это партизаны. А если вам предстанет сенк?
– Надеюсь, успею достать пистолет.
– Успеть бы понять, что штаны замарали. В отличие от вас я видел сенка. Но я был готов и защищен.
– На спиритическом сеансе? – Франко позволил себе пошутить. Видимо, граф склонен помочь ему, но пока дает понять, насколько он неизмеримо опытнее.
– Километрах в сорока отсюда. В тринадцатом году. Нас, любознательных, много кружилось возле балканских войн. Наука, этнография, обряды – всякое бывало.
«Ты уже тогда шпионил?» – Де Лука проникся невольным уважением к подполковнику.
– И вилы являлись?
– Бог миловал. Это вовсе не то, что на сцене Сан-Карло. Впрочем… – граф поднял глаза к бронзовому канделябру на каминной полке. Подставка его была отлита в виде юной крылатой девы, поднявшей в руке рожки для свечей.
– …в те годы надо было рискнуть. Теперь поздно. Седина не для вил. Они – сама молодость, вечная весна…
– Сомневаюсь, что горные феи играют какую-то роль в этом деле, – заговорил Франко, перекрыв гаснущий голос подполковника. – Граф, я признателен вам за поддержку… и сведения о пилоте. Если он в самом деле жив и скрывается на одном из озер, то я найду его. И доведу работу до конца.
– Удачи, синьор тененте. Хоть вы маловер – причаститесь, исповедуйтесь, носите крест, данный матерью. Советую выйти один на один. Они ценят доблесть.
– Маневренный бой на скорости, на пулеметах – не рыцарский турнир. Там, на прошлой войне, разве вы бились по правилам Средних веков?
– У нас были принципы, – тихо и жестко ответил граф. – Были рыцари – д’Аннунцио, Красный барон фон Рихтгофен. Были традиции – целовать любимую перед полетом, щадить врага, истратившего патроны. Мы знали, что небо – не поле брани, а вся жизнь. Если вам повезет состариться, вы осознаете, каково жить без неба…
– Славные были времена! – прищелкнул языком Франко. – Но сегодня важнее моторы и плотность огня. А вилы… в английской сказке феи умирают, когда в них не верят. Прошел их век! Теперь вилии только на сцене.
– Там, где люди не тревожат старину, много что сохраняется.
– Два захода в ясную погоду, – открыл Франко свои планы. – Первый – рекогносцировка, второй – прицельное бомбометание. Скоро март, небо расчистится, вот тогда…
– Вижу, я не убедил вас. Жаль. Вы не спешите ужинать? Тогда будьте любезны проводить меня на оружейный склад. И вызовите каптенармуса, пусть принесет документацию по ГСМ, боеприпасам и инвентарю.
– Будет исполнено, – недоуменно ответил Франко. – Вы намерены провести ревизию?
– Дознание, сынок. Почему-то призрак никогда не появлялся над базами звеньев «Кадори» и «Бари», а других воздушных баз в Трансдалмации нет. На его месте я бы тоже избегал бомбить места, где можно разжиться авиационным бензином. Логично?
Как на грех, в портфеле графа Меана делла Строцци было не испанское вино, а бумаги о том, сколько и чего отгружено базам «цапель». Душераздирающий разговор с каптенармусом тянулся допоздна – с криками, божбой и призванием всех святых в свидетели. После чего унтер-офицера пришлось взять под стражу и отправить в тюрьму комендатуры, а Франко совсем потерял аппетит.
Зацвел нежно-розовый миндаль, над Далмацией простерлась чистая синева небес. По всем берегам пели модную песню из «Багдадского вора»:
– Теперь ни черта не достать, – печалился Раде, – каждый патрон на счету. И с горючкой стало туго…
– У нас то же самое. Был у меня родник бензина – пересох, – в тон ему хмуро отвечал Григор.
Оба в штатском, они сидели за скалой, пока контрабандисты грузили в лодку канистры. Когда плыть, еще не решили – выжидали, пока «цапля» сделает облет, а итальянские береговые патрули устанут озирать пролив. Под покровом ночи проворачивать дела куда сподручнее, да вот беда – ночи все короче!
Чтобы развеять уныние, Раде подмигнул и вытащил из-за пазухи сложенный, помятый номер белградской «Политики»:
10
Роберт Ванситарт, песня «I want to be a sailor» (1940).