Страница 15 из 24
Раде хотел было обидеться, но подумал: «В общем-то, он прав». Да и грех обижаться на смертника. Когда подсудимым дают последнее слово, надо его стерпеть.
Заклокотал мотор. «Южный» отрулил от причала, заскользил к устью бухты. Не прошел он и тридцати метров, как двигатель взревел, из-под поплавков вздулись буруны, и гидроплан пошел на разгон.
– Полоумный! – зашумели позади Раде. – Сейчас зароется и капотирует!..
– Тихо, – одернул, не оглядываясь, командир эскадрильи. – Смотрите молча. Я раньше видел, как он…
В ста метрах от берега боковые поплавки оторвались от воды, центральный поднялся почти до киля. Миг, другой – истребитель уже парил над зеркалом бухты, а потом взмыл, набирая высоту. Дружные крики восторга провожали его, пока шум мотора не стих вдали, а силуэт Ro.44 не стал меньше мухи.
Оказавшись в воздухе, Григор забыл про Дивулье и гостеприимных югославов. Он был в родной стихии. Ветер гудел под плоскостями машины, мощь винта гнала ее вперед – скорее, скорее. Над обрывистыми берегами, над горами – туда, к заливу Глян, где сегодня началась его война и где, быть может, она закончится.
С высоты Морея – два больших острова, вытянутых вдоль далматинского берега, и россыпь мелких клочков суши. Длинный северный остров справа от Григора терялся в дымке у горизонта, зато широкий южный был как ладони. Солнце клонилось к закату. Вдоль невысоких горных хребтов, поросших зелеными лесами, и в долинах начинала сгущаться матовая белесая пелена. Самолетов вблизи не заметно – наскоро отвоевавшись и легко победив, итальянцы больше не думали о контроле с воздуха.
В сердце Григора медленно вскипали горечь и ярость. Страна проплывала под ним – открытая, многоцветная, – но ему она больше не принадлежала. За каких-то полдня враг раздавил ее свободу. Тысячелетнее герцогство стало чужой провинцией.
Чего стоят договоры и Лига наций, если напыщенный дуче заявляет: «Вы принадлежите нам!» – и некому ответить: «Нет!»
Если сейчас приводниться в Гляне, то лишь затем, чтобы сдаться. Герцог ясно приказал: «Во избежание ненужных жертв». Сложить оружие…
«Я слышал это только от Гулана. Меня вообще не было в Далмации! Я продолжаю войну. В одиночку».
Чтобы даже случайно не поймать передачу со словами Его Королевского Высочества – наверняка ее повторяют час за часом! – Григор перевел рацию на родные ей частоты итальянцев. В эфире царила неразбериха. Из сумятицы переговоров стало ясно, что в паре мест на севере агрессорам не дали высадиться. Альпийские гренадеры пытались взять эти плацдармы обходным маневром с суши.
Давал жару и один бронепоезд, скрывшись в узком заросшем ущелье, как в тоннеле из скал и деревьев. Его зенитные пушки пригодились – «летучая мышь» 33-го полка из Гротталье загорелась и врезалась в гору. Призывая в свидетели Мадонну, бомберы яростно клялись разбить поезд в щепу, но тот был еще жив и уходил из-под ударов.
«Ладно, – унял Григор невольный порыв, – пролечу над Гляном. Если там никого – курс на норд. Подойти незаметно, «летучих мышей» угостить… можно!»
Сейчас он старался не вспоминать о доме, о близких. Дома знают, что сын – офицер, его место – бой. Пусть страна мала, армия слаба – пока есть воля и оружие, надо сражаться. Что потом – видно будет. Приказ, озвученный Раде, – просто слова, законной силы не имеют.
Подлетая к заливу с востока, со стороны суши, он сначала увидел дымы, поднимавшиеся над городишком. В закатном свете они выглядели как ленты траурного шелкового крепа; солнце просвечивало сквозь них кровавым багрянцем.
«Ах, вы город бомбить!..»
Широким разворотом Григор пошел на снижение, быстро и пристально озирая знакомые места. В гавани – транспорты; похоже, высадка окончена. Вот бухточка – гидроаэродром, откуда взлетели они со Шпиро. Там звено «цапель» на якорях, носы поплавков выдвинуты на песчаный берег. Тут тоже вьется дымок – но легкий, веселый, прозрачно-сизый. Стряпают праздничный ужин.
«Buon appetito, cari signori! La pasta calda con salsa rossa!»[1]
На бреющем полете, низко над водой, налетел он – как ястреб на стаю уток, – и прошил очередями ближайший Z.506. Крыльевые баки вспыхнули, следом грянул взрыв. В облаке огня и клубящемся черном дыму взлетели обломки «цапли». Итальянцы на берегу суматошно засуетились, забегали как тараканы, врасплох застигнутые хозяйкой ночью на кухне.
А «южный» уже взмывал ввысь в красивом и торжественном изгибе мертвой петли. Перегрузка вдавила Григора в сиденье, он думал одно: «Лишь бы крылья не сломать». Перевернувшись – небо снизу, море сверху! – спикировал, уменьшил угол падения, сбросил бомбы.
«…и себе в винт не попасть!»
Теперь – выйти из пикирования. Казалось, Ro.44 вот-вот развалится. Григор телом слышал натужную дрожь фюзеляжа, почти скрежет на грани разлома.
Но – машина выдержала. Центральный поплавок пронесся у самой воды – это сближение со смертельной синей гладью было как поцелуй ангела. За ним накатило неистово-злое блаженство – позади грянули разрывы бомб. Второй «цапле» каюк!
Теперь – на боевой разворот. Третья мишень ждет.
«А потом мы поиграем в кошки-мышки. Я буду кошкой».
В эфир неслось паническое:
– Нас атаковали!.. Здешний истребитель! Мы потеряли две машины!.. Одному черту известно, откуда он взялся! Выводим на воду последнюю «цаплю»…
– К верхней турели! – кричал пулеметчику встрепанный командир звена, садясь за штурвал. – Отгони его, не дай подойти!..
Полудюймовка развернулась вместе с прозрачным колпаком, в прицеле возник контур «южного» – за туманным кругом винта замерцали бледные вспышки.
Со своей стороны Григор четко различал бортовой номер «цапли». Тот самый.
«Радуйся, Шпиро!»
– A stronzo! Figlio di una mignotta![2] – успел выругаться стрелок.
В полупустых баках машины почти мгновенно взорвались пары бензина.
Описывая восьмерку над гидроаэродромом, жирно дымящим как погребальный костер, Григор позволил себе жестокую потеху. Отследил мечущихся итальянцев и подсек их короткими очередями. «Отбомбились по беззащитным? Так получите!» Заход, второй… Потом опомнился: «Хватит. Береги патроны». Пора на север, а после… может, и впрямь в Дивулье? Горючего хватит. Даже до Мальты…
Расправа над звеном Z.506 дала вдохнуть победы, расслабила. Упоение длилось минуты – то самое упущенное время, которое потом не наверстаешь. Морские бомбардировщики, летевшие на базу в Бриндизи, к самому каблуку итальянского «сапога», услышали призыв о помощи, и часть машин повернули назад.
Он заметил их, когда они были уже близко. У «цапель» превосходство в скорости, пусть небольшое, но достаточное, чтобы настичь и уничтожить.
Осталось отвернуть к суше, снизиться и уходить, петляя по долинам между гор, как тот бронепоезд. На острова после жаркого дня наползала прохлада. Ущелья и котловины горных озер затягивало призрачным туманным маревом.
Оглядываясь, Григор видел, как надвигается широкий строй «цапель» – узкие черные тени на фоне заката, будто прорези мрака в чистом небе. Крайние в строю гидропланы расходились в стороны, медленно и неотвратимо захватывая «южного» в клещи. Им известно, что Ro.44 стреляет лишь вперед, можно спокойно подойти на дистанцию прицельного огня. Скрыться от целой стаи он не сможет. Или тщетно попытается бежать, или примет бой. Неравный бой. Последний.
Исполнив долг и отомстив, Григор словно истратил горючее в душе. Теперь он стремился спрятаться в тумане, прижаться к родной земле, слиться с ней, растаять в ее меркнущих вечерних красках. А в затылок дышала смерть.
«Давай. На разворот – и стреляй, – убеждал он себя, злясь на собственную слабость. – Заряды есть. Еще одного-двух свалишь. Ну же!..»
Пустые уговоры. Ладонь сама наклоняла ручку управления, посылая «южного» в тень ущелья, где зыбилась млечная муть, поднимались древесные кроны. О, дьявол, хребет впереди!.. Горкой на подъем, теряя скорость – ага, слева двое, теперь к Дивулье не свернуть, лишь к югу. Бурыми недобрыми высотами встали перед ним горы Водины – диковатый край глухих озер и каменистых троп.
1
Приятного аппетита, господа! Горячие макароны с красным соусом! (итал.)
2
Ах, скотина! Шлюхин сын! (итал.)