Страница 12 из 13
Как-то в Ставрополе в очень продвинутом лицее я познакомился с симпатичной преподавательницей экономики. Она с восторгом рассказывала о своих третьекурсниках и интересных работах, которые они провели.
– Что это за работы? – поинтересовался я.
– Это курсовые работы? – ответила дама.
– Можно их посмотреть?
– Конечно. – Из шкафа были извлечены несколько десятков исписанных толстых общих тетрадей.
Я стал их просматривать. На титульных страницах были написаны имена и фамилии учащихся и ниже: «Курсовая работа». Приписка серьезная. Однако ни курсовых заданий, ни каких-либо расчетов обнаружить не удалось. Были только разделы: «Основные фонды и оборотные средства», «Себестоимость и стоимость ремонтных работ», «Цены» и прочее. И многостраничные записи.
В недоумении я спросил:
– Это что – конспекты ваших лекций?
– Нет, это самостоятельные работы ребят над источниками – учебниками и монографиями специалистов. Результат их творческого поиска за год.
Ого, мелькнуло в голове, даже «творческого поиска».
– А разве техникумовская программа по экономике не требует в курсовых работах выполнять расчет смет на возведение объектов, стоимости работ, расчет экономической эффективности внедрения новой техники?
Моя коллега немного замялась:
– Мы решили идти другим путем.
«Кто ж тебе это позволил?» – подумал я. Но вслух сказал:
– Советую вам еще раз внимательно просмотреть типовую программу ссузов по предмету. И не отступать от нее.
1992 год
Хуже было, когда таким же путем шли начальствующие особы. На семинаре в Ангарске один из директоров только что созданного профлицея начал рассуждать о том, что неплохо было бы на второй ступени (СПО) сократить объемы курсового проектирования, а дипломные проекты заменить на госэкзамены, – ученики не справляются с необычными видами работ. Его тут же поддержал наш областной начальник отдела начального профобразования Митрохин:
– Сокращайте ненужное проектирование и общий объем среднего специального образования – мы вас поддержим.
– А что нужно делать? – возник недоуменный вопрос.
– Усильте профилирующие дисциплины по подготовке рабочих повышенных разрядов, – объяснил Митрохин. – Откажитесь от подготовки техников.
– Рабочих высоких разрядов, – не выдержав, поднялся я с места, – можно готовить и в обычных ПТУ, если немного удлинить сроки обучения. Для этого не нужно иметь статус лицея. Профлицеи для того и создавались, чтобы готовить особых рабочих, имеющих квалификацию техников. Но полноценных техников, а не урезанных…
– Области нужны рабочие, а не техники…
– Нет, это не так: нужны и те, и другие, – горячился я. Однако дальнейшие споры были бессмысленны, так как мы вторгались в малоизвестную для нас область высокой политики, где хозяевами были недоступные для нас персоны.
1993 год
Вокруг профлицеев, как любого нового дела, возникало много споров. Даже по численности обучающихся были разногласия. На одной из конференций нашей Ассоциации выступало несколько иностранных специалистов. В девяностые годы их часто к нам приглашали. Представитель Великобритании, невысокий полноватый джентльмен, был представлен как директор городского колледжа, в котором обучалось более 30 тысяч учащихся в возрасте от 14 до 70 лет.
– Мы, – говорил англичанин, – осуществляем низшее и среднее профессиональное образование жителей города: от горничных, мойщиков окон, бензозаправщиков, официантов, сиделок, водителей автомобилей до техников по обслуживанию обрабатывающих центров, вычислительной техники и т. д.
Представитель же ФРГ – его звали Герхард Майер – в противовес англичанину рассказывал о небольших немецких ремесленных училищах численностью от 100 до 300 человек, в которых чаще всего по заказу фирм учили как простым, так и сложным профессиям.
Молодая женщина из приднестровского Тирасполя Виорика Пэдурару рассказывала, как в условиях почти не прекращающихся обстрелов со стороны Молдавии педагоги их небольшого (400 человек) училища готовят рабочих и техников для республики.
Вечером после конференции, зайдя в номер Кононца, я увидел там немца Герхарда Майера и коллегу Окоемова с Урала: они о чем-то спорили.
– У меня в лицее около полутора тысяч учеников, типовое 14-этажное общежитие на 920 мест, большие цеха мастерских, автошкола. Хозяйство большое. Но мы вполне со всем этим управляемся, – громко заверял уралец.
– Фазможьно, ви управляйс, – возражал немец. – Но ви забиль, что сказайт фаш Макаренкоф: учебный школа не должен бить балшой… Ми, немци, не лубим гиганто… как это? …гигантоманию…
Герхард Майер был не только руководителем учебного заведения, но еще и доктором философии и дело свое знал, как видно, неплохо.
– Садись с нами, – пригласил меня хозяин номера Николай Александрович, доставая из холодильника большую рыбину под названием «рыбец» и небольшой дубовый бочонок с цимлянским игристым.
Спор и обмен идеями и опытом продолжался, перемежаясь с тостами в честь международного профтеховского товарищества.
У меня именно тогда оформилось твердое убеждение, что контингент отдельно взятого профессионального учебного заведения российского типа не должен превышать 500 человек. Нужно руководствоваться принципом: каждый педагог должен хорошо знать каждого ученика, все мастера и преподаватели должны знать всех учащихся. Ведь мы не просто готовим кадры для предприятий, мы воспитываем молодых людей, – это весьма существенно! – и эти люди должны быть порядочными, добрыми, любящими.
Гигантские учебные комбинаты нам ни к чему. Однако все училища и техникумы небольшого города или района могут быть объединены в холдинг, называемый колледжем (как в Англии) или как-то по-другому.
«Веселие пити»
Руси есть веселие пити… Вино есть веселие для русских; не можем жить без него.
1987–1999 годы
В конце 80 – начале 90-х годов, на излете советской власти, среди педагогов, особенно педагогов-руководителей, было много разговоров о том, какими способами можно добиться высокой мотивации сотрудников, как сплотить коллектив, как избежать конфликтных ситуаций и вообще – как «сформировать благоприятный морально-психологический климат коллектива» (так это называлось). Вопреки рекомендациям специалистов-психологов утвердился официальный взгляд, который весьма ревностно тиражировали партийные органы. Считалось, что наиболее успешными могут быть только неконфликтные сотрудники. Партийные инструкторы постоянно поучали нас: нужно добиваться создания бесконфликтного психологического климата в коллективе. Как это делается, никто толком не знал, однако считалось бесспорным, что нужно «развивать критику и самокритику» среди коллег; руководитель обязан был периодически подавать пример: на открытых партсобраниях выступать с самокритикой недостатков собственной деятельности («по-ельцински»). Другим железобетонным направлением в кадровой работе было – гипертрофированное внимание к письмам и жалобам «трудящихся» (что давало возможность любым сексотам легко сводить счеты с неугодными товарищами, особенно, с крепкими руководителями). Третий источник мудрости гласил: пьянство – зло, и с ним надо бороться всеми возможными и невозможными средствами. (Как теперь стало известно, «сухой закон» 85 года на самом деле привел к уменьшению потребления алкоголя на душу советского населения, однако его негативные последствия – уничтожение тысяч гектаров элитных винных сортов винограда, снятие с работы многих талантливых специалистов якобы за злоупотребление алкоголем и многое другое – были неисчислимы.)