Страница 5 из 38
- Двести сорок иен.
Он невольно вытащил руку из кармана и стал искать кошелек.
- Ешьте спокойно, коль у вас есть деньги. Не спешите. - Хозяин улыбнулся. - Руку жаль. Как это случилось?
Пришлось рассказать, раз уж тот увидел.
- Работал на фабрике, где делают набивку для матрасов. Машиной отрезало, - сказал он простодушно.
- Набивку для матрасов?
- Ну да. Матрасную набивку. Берут волосы, шерсть, нейлоновые очесы, смешивают с жидкой резиной, раскатывают в виде толстого листа и режут на большие куски механической пилой.
- Этой пилой и отрезало?
- Да. Из-за моей рассеянности.
Правда, так ему сказали хозяин фабрики и мастер, когда он очнулся. Сам же он ничего не помнил. Как было на самом деле, он так и не узнал. Мог только предположить, что пила сама вцепилась ему в руку.
- Теперь уж все равно, - нахмурился хозяин закусочной. - А пальцев самых нужных нет. Неудобно, конечно?
Обычно Айда не испытывал большого неудобства, но очень расстраивался, когда думал о будущем. Как можно заработать на хлеб, если даже карандаша не удержишь? О канцелярской работе он и с самого начала не помышлял, но с такой рукой невозможно ни станком управлять, ни другую работу делать, особенно тонкую. Оставался только тяжелый, грязный труд, но он не был уверен, что это ему под силу.
- Так вы сейчас эту самую набивку для матрасов делаете?
- Нет, я работаю в типографии. На грузовике.
- Хорошо водите?
- Нет, я не водитель. Помогаю сгружать и нагружать машину.
Хозяин закусочной понимающе кивнул и молча показал ему свою правую руку. На ней не было безымянного пальца.
- Это не пилой отрезало. Пулеметом отбило, - сказал он.
На другой день хозяин закусочной спросил:
- Близко живете?
- Я? В Канда.
- В Канда?! И оттуда приезжаете?
- Да. На автобусе. Девятнадцатый номер от южного входа Токийской станции метро.
- Вот, значит, как! А я думал, вы тут неподалеку обитаете.
Не зря спросил. Каждое воскресенье он приезжал сюда утром и просиживал на качелях до захода солнца.
- Здесь рядом знакомая живет, - сказал он, подмигнув хозяину.
- Тогда почему вы всегда один?
- А ее дома нет...
На лице хозяина закусочной отразилось недоумение: можно, дескать, и потом зайти. Но он этого не сказал. Заметил только:
- Ну и терпеливые же вы там, в Тохоку. Айда удивился, потому что никогда не говорил а хозяину закусочной, откуда он родом.
- По говору понятно. Я в армии с ребятами с Тохоку служил... Все погибли.
Айда молча вернулся к качелям. Отсюда ему был виден невзрачный переулок на другой стороне улицы. За вывеской одноэтажного строения у входа в переулок виднелись три окна второго этажа стоявшего позади дома, беленного известкой. То, что посередине, было окном комнаты Миса. Она поставила в комнате роскошную кровать и жила там вместе с черной кошкой по кличке Тама.
Кошку Миса привезла из деревни, а кровать купила, когда стала работать в баре. Он помнил, как первый раз уселся на эту кровать. Ноги сами по себе взмыли в воздух, и он стал раскачиваться вперед и назад, точно дарума {Дарума - здесь: игрушка наподобие ваньки-встаньки.}.
Айда очень удивился. Чем он там набит, этот матрас? Не думал, что кровать может быть такой мягкой. Cначала он ощутил беспокойство, а потом вдруг помрачнел. Теперь-то он понимал, что это было предчувствием беды.
III
- Отныне будет так: если на окне висит красное полотенце - я еще сплю, беспокоить не надо.
Миса сказала это в конце лета, когда он однажды в десятом часу утра постучался к ней в дверь.
- Если белое полотенце - ко мне можно подняться. А когда никакого полотенца не видно, меня нет дома.
В тот день Миса спросила из-за двери:
- Это ты, Ко-тян {Ко-тян - уменьшительное от Кохэй.}? - и, помедлив немного, сказала: - Подожди в саду.
До сих пор она всегда открывала ему дверь, даже если была в каком-то колыхавшемся, прозрачном, как крылья мотылька, одеянии, и при этом говорила:
"Я еще сплю. Войдешь?" - "Подожду на улице", - отказывался он и ждал, когда откроется окно в комнате Миса, выходящее в переулок. А в то утро она не только не отворила ему дверь, но потом еще и отчитала его. Такого не было с тех пор, как они уехали вместе из деревни.
"Может, в баре что случилось или чувствует себя плохо", - решил он, направляясь, как она велела, в сад. Немного погодя прибежала Миса с развевавшимися волосами, выкрашенными в каштановый цвет, и выпалила:
- Теперь будет так...
"О чем это она?" - подумал он. Оказалось, о полотенцах.
- Иначе я просто свалюсь от недосыпания. Мы с тобой живем в разных мирах. И отдыхаем, естественно, по-разному. Ты должен понять меня.
И беглой токийской скороговоркой, которую она уже усвоила, Миса выпалила все, что, видимо, давно уже наболело у нее на душе. Прежде ему и в голову бы не пришло, что он будет вот так стоять перед ней и выслушивать упреки. Поэтому он глядел на бледные без помады губы Миса и молчал. А когда Миса остановилась, сказал:
- Я понял. Пусть будет так, как ты сказала.
Только не говори, что мы живем в разных мирах. Миса молчала, опустив тяжелые, опухшие веки. Тогда он, чтобы разрядить обстановку, добавил весело, загибая оставшиеся на правой руке пальцы:
- Значит, красный - стоп, белый - иди, а когда никакого сигнала возвращайся восвояси. Ну прямо как дорожные знаки.
Однако Миса даже не улыбнулась. Не глядя на него, сказала сухо:
- А ты что думал? Это тебе не деревенская дорога.
Разговор не клеился, так что в тот день, постояв немного на улице, они разошлись. В следующее воскресенье на окне у Миса не оказалось никакого полотенца. Это означало, что ее нет дома. "А может, она уже забыла про эти полотенца? - подумал он, стоя в переулке. - Каждый может рассердиться, если его разбудить не вовремя. Вот в сердцах и наговорила лишнего".
Он понял, что не успокоится, пока не постучит к ней в дверь. Когда он поднимался по лестнице, скрипнула дверь уборной, и появился сосед Миса, Хаясида-сан, в ватном кимоно и с зубной щеткой во рту.
- Миса-тян куда-то уехала, - сказал он. Ничего не оставалось, как поклониться и уйти. Значит, Миса не забыла про сигнал. В переулке он оглянулся - в окне комнаты Миса ничего не висело. "Уходи, меня нет дома", как бы говорила Миса.