Страница 23 из 288
Впереди начиналась возвышенность — прибрежные склоны превратились в гряду невысоких холмов, обрывисто спускавшихся к океану. Городок Ремо расположился в плоской долине у основания одного из этих холмов. Пара длинных дугообразных причалов заканчивалась высокими куполами казино, образуя гавань, заполненную небольшими катерами и яхтами. Университет гнездился на гребне холма: вереница низких сооружений с плоскими крышами, соединенных сводчатыми галереями.
По прибытии на стоянку университетского городка Герсен опустил на нее аэромобиль и вышел из него. Движущаяся дорожка привела его к мемориальной арке посреди большого центрального двора, где Герсен спросил одного из студентов, как пройти в колледж галактической морфологии.
«Это в следующем квадранте, сударь — здание в дальнем углу».
Мрачно размышляя о том, что юноша всего лишь лет на семь младше его уже почтительно называл его «сударем», Герсен прошел по открытому внутреннему двору, заполненному многоголосой оравой цветасто разодетых студентов, пересек следующий квадратный двор поменьше и приблизился к зданию в дальнем углу. Под портиком у входа он задержался, охваченный странным чувством, похожим на растерянность или робость, постепенно нараставшим по пути в университет. Герсен усмехнулся: перспектива провести вечер с незнакомой девушкой вызывала у него трепет, как у неискушенного юнца. Что удивительнее всего, необъяснимое смущение, казалось, становилось важнее основной цели его существования! Герсен пожал плечами и зашел в вестибюль в раздраженно-насмешливом настроении.
Девушка, сидевшая за столом в вестибюле, подняла глаза с неуверенностью, явно свидетельствовавшей о примерно таких же внутренних колебаниях. Она была меньше и стройнее, чем он ее себе представлял, но это нисколько не уменьшало ее привлекательность: «Господин Герсен?»
Герсен заставил себя улыбнуться, изображая доброжелательную самоуверенность: «Мне только что пришло в голову, что я не знаю, как вас зовут».
Ее поза стала не столь напряженной: «Паллис — Паллис Этроуд».
«С формальностями покончено! — заявил Герсен. — Надеюсь, наша договоренность остается в силе?»
Она кивнула: «Если вы не передумали».
«Нет, я не передумал».
«На самом деле я не такая смелая, как может показаться, — со смущенным смешком сказала Паллис Этроуд. — Я просто решила игнорировать свое воспитание. Моя мать придерживается очень строгих правил. Может быть, именно поэтому мне хочется их нарушить».
«Вы меня пугаете, — иронически отозвался Герсен. — Я тоже не отличаюсь особой храбростью, а теперь мне придется иметь дело с молодой особой, решившейся порвать со всеми запретами...»
«Нет уж, не подумайте, что я собралась переступить границы дозволенного! Я не намерена напиваться в стельку, ввязываться в драку или...» — она запнулась.
«Или?»
«Просто «или» — ничего больше».
Герсен взглянул на часы: «Мне пора нанести визит Войноткачу».
«Его кабинет в конце коридора. Послушайте, господин Герсен...»
Герсен чуть наклонился и взглянул в поднявшееся навстречу лицо: «Да?»
«Сегодня я проболталась, чего мне делать не следовало. По поводу допуска к кодам мониторов. Оказывается, эти сведения хранятся в тайне. Пожалуйста, не упоминайте о моей неосторожности, когда будете говорить с Войноткачем? Мне здорово влетит».
«Ничего об этом не скажу».
«Благодарю вас».
Герсен повернулся и прошел по коридору туда, куда указала секретарша, по упругому мозаичному покрытию пола, черного с серыми орнаментами. На беленых гипсовых стенах не было никаких украшений или архитектурных деталей, кроме опознавательных надписей на дверях, выкрашенных в различные приглушенные тона — каштановый, розоватый темно-лиловый, темно-зеленый, индиго.
На четвертой двери коридора светящимися голубыми голографическими буквами выделялось обрамленное имя: «ГАЙЛ ВОЙНОТКАЧ»; под именем значилось шрифтом поменьше: «РЕКТОР».
Герсен задержался, пораженный несоответствием личности Аттеля Малагейта окружающей обстановке. Неужели в логике его умозаключений был какой-то изъян? Монитор закодировали и зарегистрировали как собственность университета. Хильдемар Дасс, правая рука Малагейта, стремился заполучить записывающее волокно, бесполезное без дешифратора. Доступ к дешифратору имели три человека: Войноткач, Деттерас и Келле. Следовательно, один из них — Малагейт. Кто? Войноткач, Деттерас или Келле? Строить предположения в отсутствие достаточной информации нельзя — приходилось действовать в зависимости от развития событий. Герсен сделал шаг вперед: дверь почти бесшумно раздвинулась со скоростью фотографического затвора; голографические буквы метнулись в разные стороны, как стайка испуганных рыбок, и вновь сгруппировались в воздухе за спиной у Герсена, как только он вошел.
В приемной стояла высокая тощая особа с враждебно-пронзительными серыми глазами, слушавшая очевидно несчастного молодого человека и непрерывно медленно качавшая головой по мере того, как ее собеседник пытался ее убедить.
«Очень сожалею! — сказала она наконец отчетливым резковатым голосом. — Все подобные меры принимаются официально, в зависимости от успеваемости студентов. Я не позволю вам беспокоить ректора жалобами».
«А зачем он тут вообще, в таком случае? — воскликнул молодой человек. — В расписании сказано, что в это время он принимает любых посетителей — почему он не может выслушать мою точку зрения?»
Секретарша снова покачала головой: «Очень сожалею». Она отвернулась: «Вы — господин Герсен?»
Герсен кивнул и сделал шаг вперед.
«Господин Войноткач вас ожидает — будьте добры, пройдите в эту дверь».
Герсен подчинился. Гайл Войноткач, сидевший за столом, поднялся навстречу — высокий представительный мужчина, сильный на вид и следящий за своей фигурой; возраст его трудно было определить с первого взгляда — скорее всего, он был лет на десять или пятнадцать старше Герсена. Его плотные черные кудри были коротко подстрижены, кожа была выкрашена консервативным бледно-бежевым пигментом. Лицо ректора сразу запоминалось — узкие, глубоко посаженные глаза, черные и задумчивые, хищно выступающие нос и подбородок. Он приветствовал Герсена со сдержанной вежливостью: «Господин Герсен? Будьте добры, присаживайтесь. Рад с вами познакомиться».
«Благодарю вас», — Герсен посмотрел по сторонам. Кабинет ректора был просторнее обычного учрежденческого помещения, причем стол занимал необычное положение в углу, слева от входной двери, в связи с чем входившему посетителю кабинет сначала казался пустым. Высокие окна справа выходили на квадратный внутренний двор; противоположная стена была увешана сотнями карт всевозможных планет в проекции Меркатора. Посреди кабинета оставалось большое свободное пространство, придававшее помещению сходство с конференц-залом, из которого удалили длинный стол и стулья. В дальнем углу, на пьедестале из полированного дерева, возвышалось сооружение из камня и металлических шпилей, происхождение какового Герсену не смог угадать. Герсен уселся и сосредоточил внимание на ректоре.
Гайл Войноткач нисколько не соответствовал представлению Герсена об университетском администраторе. «Конечно, было бы неудивительно, если Войноткач — Палач Малагейт», — подумал Герсен. Вопреки консервативному оттенку кожи, Войноткач носил роскошный ярко-синий костюм с белым кушаком, белые наголенники и бледно-голубые сандалии — наряд, который скорее мог бы приглянуться молодцеватому моднику из сомнительных кварталов за Парусным пляжем, к северу от Авенты... Герсен напрасно пытался уловить ускользающее сходство, фрагмент детского воспоминания, полностью стершийся в памяти.
Войноткач разглядывал Герсена с таким же откровенным любопытством, смешанным с едва заметной долей высокомерия. Герсена ни в коей мере нельзя было назвать франтом. Он носил ничем не выделяющуюся одежду человека, не интересующегося последней модой или даже не имеющего о ней никакого представления. Более того, он не красил кожу (проходя по улицам Авенты, Герсен чувствовал себя почти обнаженным); его густые черные волосы были подстрижены непримечательным ершиком.