Не бойся, малышка

— Нормально, сотовый я отключила, так что пока подремлю.

…Через три четверти часа женщина, отдохнувшая и довольная собой, ушла, оставив Тане три сотни.

— Все же зарабатывать ты не умеешь. Могла и полторы срубить. Какого ляда ее мастера хвалила? Сама выгодную клиентку упустила и мне не дала, — проворчала Валя, накручивая на бигуди редкие волосы пожилой женщины, которая, зажмурившись, сидела в кресле. — Всегда свою выгоду надо иметь. Что, деньги тебе лишние?

— Нет, — ответила Таня. — Только не все деньгами меряется.

— Не все, когда они есть. А коли нет…

— Ваша правда… — откликнулась клиентка, открывая глаза. — Вон люди за деньги таких молодюсеньких убили. Говорят, девочке всего девятнадцать было, а парнишке чуть больше.

— Где это? — проявила заинтересованность Валя.

— На заправке, — тихо сказала Таня и села в кресло. — Подругу мою убили…

— Ой, — вздрогнула клиентка и настороженно посмотрела на Таню, как будто она была причастна к этому убийству.

— Че ж ты на работу-то вышла? — недовольно бросила Валя. — Я бы Люську вызвонила, она хотела подработать. Я вижу, что день какой-то невезучий. Хоронить-то когда?

— Не знаю… Потом к матери зайду, спрошу.

— Позвонишь. На похороны-то все равно надо. Долго дружили-то?

— С пятого класса. Они тогда только переехали, Нина к нам в школу пошла.

— А у матери ее кто-то еще остался? — поинтересовалась клиентка, вставая, чтобы пересесть под колпак сушки.

— Нет, одна была, — вздохнула Таня.

— Беда… — покачала головой Валя.

У Тани снова защекотало в носу и защипало глаза от накапливающихся слез.

— Химию делаете? — заглянула в зал женщина в спортивном костюме.

— Садитесь, — обрадовалась Таня. Ей сейчас хотелось работать. Работать до изнеможения и так устать, чтоб все чувства исчезли.

Клиентов в тот день было много. Таня вышла из парикмахерской только в десятом часу.

— Завтра не выйдешь? — спросила вместо прощания Валя.

— Выйду, — ответила Таня. — У меня в двенадцать — запись, потом еще три человека.

— Все ж подруга, — неодобрительно покачала головой Валя. — Можа, матери надо помочь.

— С утра зайду, а потом выйду на работу, — решительно сказала Таня и пошла по направлению к остановке. Домой ей не хотелось. Она знала, что стоит ей только добраться до своего видавшего виды дивана, как огромная волна горя нахлынет на нее, придавит своей тяжестью.

Таня подняла голову кверху. В серых сумерках наступающей ночи ярко светился щит с рекламой нового фильма. Поправив на плече сумку, Таня свернула в аллею и быстрым шагом направилась к большому зданию со стеклянным фасадом, в котором был расположен кинотеатр. Она взяла билет, проскользнула мимо сонной контролерши и вошла в темный зал. Дождавшись, когда на экране ночь сменится днем, Таня пробралась в центр зала и села посредине пустого ряда. В это время на экране разворачивалась впечатляющая картина автомобильных гонок. Моторы ревели, герои ругались, высовываясь из окон, стреляли. Тане было все равно, что смотреть, главное — хоть на какое-то время вытеснить мелькающими картинками и громкими звуками выдуманной истории сгусток боли, который образовался у нее в душе.

…Когда она вышла из кинотеатра, вязкие сумерки уже превратились в ночь.

— Девушка, вас проводить?

Таня невольно вздрогнула и невидящими глазами уставилась на плоское бесхитростное лицо молодого парня.

— Проводить тебя? — повторил он и старательно улыбнулся, обнажая неровные зубы.

Таня продолжала молча смотреть на него.

— Малахольная какая-то… Обкурилась, что ли? — проворчал парень и, презрительно оглядев ее сверху донизу, сплюнул. — Не хошь, как хошь. А то пивка бы попили… Ты одна живешь аль с предками.

— С предками, — механически ответила Таня и, развернувшись, пошла прочь, постепенно ускоряя шаг. Потом она побежала и остановилась, только когда увидела приближающийся автобус. Она замахала руками, и автобус остановился.

— Спасибо, — поблагодарила она сидящую у входа девчонку в потертых джинсах и мятой рубашке. — Восьмерка?

— Ага, — ответила та, принимая от Тани деньги и отрывая билет. — Хорошо, Борисыч заметил. Автобус-то последний, пришлось бы тебе на тачку тратиться.

— Да уж, — согласилась Таня. — Устала? — спросила она, глядя в тусклые, словно выключенные глаза девочки-кондуктора.

— До жути, — вздохнула та, тряхнув потертой сумкой из дерматина. — Еще и мелочи полный мешок, всю шею оттянул.

— Да… Тяжелая у тебя работа, — посочувствовала ей Таня.

— А ты откудова так припозднилась? — поинтересовалась девчонка. Разговор с незнакомкой, вероятно, помогал ей бороться с накатывающей дремотой.

— С работы, — соврала Таня.

— Тоже допоздна, — сочувственно вздохнула она. — Где выходишь-то?

— У гастронома.

— Прям у него или подальше?

— У гастронома, а там еще пешком минут пять.

— Не по рейсу?

— Нет. Не беспокойся, добегу.

— Ну-ну… А то придурков хватает. Слышала небось, девчонку с парнем убили. В ночную работали.

Таня кивнула, автобус тряхнуло, и она почти упала на сиденье. Опять тяжелая пустота заполнила сердце.

— Ты не беременная? — спросила кондуктор, с тревогой глядя на нее. — Аж побелела вся.

Таня отрицательно покачала головой. Автобус остановился, и в салон, шумно галдя, вошли несколько парней с бутылками пива.

— Ну ты того… Я пошла работать, — сказала кондуктор и направилась к подвыпившим парням.

Таня закрыла глаза, старательно всматриваясь в собственную темноту. Ей хотелось исчезнуть, раствориться, чтобы только не испытывать эту тупую непроходящую боль, но тяжелые мысли не оставляли ее.

«Мне всего девятнадцать, — думала она. — Ей было столько же. Нина умерла, так ничего и не поняв в этой жизни, ведь все наши девятнадцать — это была не жизнь, а так, подготовка. Мы были детьми, смешными и глупыми девчонками, которые мечтали о счастье». Тане вспомнилось, как они сидели вместе с Ниной в библиотеке. Подруга листала журналы, а она делала выписки, готовясь к реферату по истории. Ее заинтересовала иллюстрация, где три женщины с вьющимися волосами пряли пряжу. Нинка еще посмеялась, сказав, что это, как у Пушкина в «Сказке о царе Салтане». На рисунке были изображены мойры, богини судьбы, прядущие нити человеческих жизней. «Порвалась твоя ниточка, подружка», — прошептала Таня, и снова ком подступил к горлу.

— Проснись… твоя, — тронула ее за плечо кондуктор.

— Ага. — Звук с трудом преодолел горячую преграду. — Спасибо, — поблагодарила Таня, взглянув в серое от усталости и тусклого освещения лицо девчонки-кондуктора. «Вот и она, наверное, ждет счастья. А дождется ли?..» — подумалось ей.

Таня проснулась за несколько секунд до звонка будильника. С ней такое часто случалось. Взглянув на циферблат, она протянула руку, нажала кнопку и снова окунулась в легкую дремоту. «Нинка», — вдруг огнем полыхнуло у нее в мозгу. Таня рывком села на кровати, прижав руки к груди, словно пытаясь удержать рвущееся из груди сердце. «Нина, Нина, Нина, — стучало у нее в висках. — Что же делать? Что делать? Что делать?» Она еще раз оглянулась на смятую от беспокойного сна постель, и ей захотелось опять юркнуть под одеяло, скрыться от страшной правды. Но вместо этого она просунула ноги в мягкие тапочки и, накинув махровый халат, вышла из комнаты — пора было начинать новый день.

Она остановилась рядом с кроватью, где, полулежа, курила мать.

— Ты что, заболела? — спросила Таня.

Мать нехотя подняла голову и посмотрела на нее.

— На больничном.

— Что случилось?

— Надоело. Сказала, что кашляю, — дали. Температура у меня почти всегда повышенная.

— Ладно, — сказала Таня и направилась в ванную.

— Ты того… знаешь про Нинку? — крикнула ей вдогонку мать.

— Да… — ответила Таня и обернулась.

— Мать ее вчера тут так орала — аж стены дрожали. Говорит, ты во всем виноватая. Ты вместо себя Нинку подставила, а ее и убили.