Страница 32 из 46
«Карягин, подходя к Шах-Булаху, увидел передовые войска персидской армии, под начальством сардаря Пир-Кули-хана.
Так как здесь было не более трех-четырех тысяч, то отряд, свернувшись в каре, продолжал идти своей дорогой, отражая атаку за атакой. Но под вечер вдали показались главные силы персидской армии, от пятнадцати до двадцати тысяч, предводимые Аббас-Мирзой, наследником персидского царства. Продолжать дальнейшее движение русскому отряду стало невозможным, и Карягин, осмотревшись кругом, увидел на берегу Аскорани высокий курган с раскинутым на нем татарским кладбищем – место, удобное для обороны. Он поспешил его занять и, наскоро окопавшись рвом, загородил все доступы к кургану повозками из своего обоза. Персияне не замедлили повести атаку, и их ожесточенные приступы следовали один за другим без перерыва до самого наступления ночи. Карягин удержался на кладбище, но это стоило ему ста девяноста семи человек, то есть почти половины отряда»[58].
Еще раз вчитайтесь: так как врагов было не более трех-четырех тысяч, отряд (в котором было меньше 500 штыков) шел дальше, выполняя поставленную задачу. Персы, атакуя укрепленную русскую позицию, понесли большие потери, и следующие сутки Аббас-Мирза принялся обстреливать лагерь, не рискуя снова атаковать. При этом сам Карягин сдаваться даже не думал. На третий день, 26 июня, у осажденных закончилась вода, а персы установили новые легкие батареи на господствующих высотах. Карягин был трижды контужен и ранен пулей в бок навылет. Большинство офицеров также выбыли из строя. Солдат, еще не раненных, осталось около ста пятидесяти человек. При этом русские постоянно совершали вылазки из лагеря и наносили персам ощутимые потери. Например, солдаты под командованием поручика Ладинского ворвались в персидский лагерь, добыли воду и принесли с собой 15 фальконетов. Ладинский рассказывал:
«Я не могу без душевного умиления вспомнить, что за чудесные русские молодцы были солдаты в нашем отряде. Поощрять и возбуждать их храбрость не было мне нужды. Вся моя речь к ним состояла из нескольких слов: “Пойдем, ребята, с Богом! Вспомним русскую пословицу, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, а умереть же, сами знаете, лучше в бою, чем в госпитале”. Все сняли шапки и перекрестились. Ночь была темная. Мы с быстротой молнии перебежали расстояние, отделявшее нас от реки, и, как львы, бросились на первую батарею. В одну минуту она была в наших руках. На второй персияне защищались с большим упорством, но были переколоты штыками, а с третьей и с четвертой все кинулись бежать в паническом страхе. Таким образом, менее чем в полчаса мы кончили бой, не потеряв со своей стороны ни одного человека. Я разорил батарею, набрал воды и, захватив пятнадцать фальконетов, присоединился к отряду»[59].
В ночь на 29 июня Карягин решил прорываться из окружения. Обоз оставили на разграбление, с собой взяли оружие, пушки, в том числе и трофейные фальконеты, боеприпасы. Под покровом ночи с помощью армянского проводника русский отряд смог уйти от преследования, а начавшаяся буря еще раз спасла его. Под утро русские оказались под стенами крепости Шах-Булах, занятой небольшим персидским гарнизоном. Поскольку персы спали, в том числе и поставленные в охранение – они ведь все были уверены, что русские сидят далеко и в окружении, – Карягин приказал атаковать. Был сделан залп из орудий, которым выбили ворота, и за десять минут русский отряд захватил крепость. Начальник гарнизона, Эмир-хан, родственник наследного персидского принца, был убит.
Как только отряд Карягина овладел крепостью, у ее стен образовалась персидская армия, преследовавшая русских. Наши приготовились к бою, но персы через несколько часов прислали парламентера. Попросили выдать тело убитого Эмир-хана. Карягин просьбу выполнил, тем переговоры и закончились, и началась блокада. Четыре дня осажденные питались травой и конским мясом. В одну из ночей армянский проводник отряда Юзбаш выбрался из крепости, дошел до армянских аулов и передал князю Цицианову записку о положении отряда. Карягин написал ему: «Если ваше сиятельство не поспешит на помощь, то отряд погибнет не от сдачи, к которой не приступлю, но от голода».
К Цицианову еще не подошли резервы, и все, что он мог, – это написать в ответ полковнику Карягину:
«В отчаянии неслыханном, прошу вас подкрепить духом солдат, а Бога прошу подкрепить вас лично. Если чудесами Божьими вы получите облегчение как-нибудь от участи вашей, для меня страшной, то постарайтесь меня успокоить для того, что мое прискорбие превышает всякое воображение».
Все тот же отчаянно храбрый Юзбаш доставил письмо в осажденную крепость, а в последующие дни русские предприняли с его же помощью несколько вылазок в окрестности персидского лагеря за водой и провизией. Это позволило Карягину продержаться еще целую неделю. Наконец Аббас-Мирза, потеряв терпение, предложил Карягину сдаться, перейти на службу к нему, а в случае согласия пообещал полковнику серьезное жалованье. Оставшийся отряд он пообещал отпустить. Карягин попросил четыре дня на размышление, но при условии, что персы дадут русским съестные припасы и воды. Аббас-Мирза согласился, и персы четыре дня снабжали русский отряд, пока солдаты и офицеры наслаждались передышкой. На четвертый день Аббас-Мирза прислал парламентера, чтобы узнать, что там надумали русские. Карягин ответил: «Завтра утром пускай его высочество займет Шах-Булах». И так вышло, потому что, как только наступила темная южная ночь, весь отряд вышел из Шах-Булаха и отправился к другой крепости, Мухрату. Отряду удалось, с помощью Юзбаша, обойти персидские посты скрытно, и лишь утром персы поняли, что русские ускользнули из-под носа. Утром авангард отряда, с ранеными солдатами и офицерами, уже занял новую крепость, а сам Карягин с остальными людьми и с пушками был на подходе. Во время этого перехода произошел такой случай. Отряд шел по пересеченной местности, и на пути русских солдат оказался глубокий овраг. Из книги Василия Потто:
«“Ребята! – крикнул вдруг батальонный запевала Сидоров. – Чего же стоять и задумываться? Стоя города не возьмешь, лучше послушайте, что я скажу вам: у нашего брата пушка – барыня, а барыне надо помочь; так перекатим-ка ее на ружьях”.
Одобрительный шум пошел по рядам батальона. Несколько ружей тотчас же были воткнуты в землю штыками и образовали сваи, несколько других положены на них, как переводины, несколько солдат подперли их плечами, и импровизированный мост был готов. Первая пушка разом перелетела по этому в буквальном смысле живому мосту и только слегка помяла молодецкие плечи, но вторая сорвалась и со всего размаху ударила колесом по голове двух солдат. Пушка была спасена, но люди заплатили за это своей жизнью. В числе их был и батальонный запевала Гаврила Сидоров.
Как ни торопился отряд с отступлением, однако же солдаты успели вырыть глубокую могилу, в которую офицеры на руках опустили тела погибших сослуживцев. Сам Карягин благословил этот последний приют почивших героев и поклонился ему до земли.
“Прощайте! – сказал он после короткой молитвы. – Прощайте, истинно православные русские люди, верные царские слуги! Да будет вам вечная память!”
“Молите, братцы, Бога за нас”, – говорили солдаты, крестясь и разбирая ружья»[60].
Между тем персы догнали русский отряд, атаковали его, но Карягин снова смог организовать оборону, хотя русские орудия несколько раз оказывались в руках противника и их приходилось отбивать. К счастью, русский отряд, потрепанный и измученный, отступил к Мухрату, и оттуда уже Карягин тотчас послал лазутчика с письмом к Цицианову. «Теперь я от атак Баба-хана совершенно безопасен по причине того, что здесь местоположение не дозволяет ему быть с многочисленными войсками». Одновременно Карягин отправил письмо к персидскому принцу в ответ на его предложение предать Родину.
58
Потто В. А. Кавказская война. М.: Центрполиграф, 2007.
59
Потто В. А. Кавказская война. М.: Центрполиграф, 2007.
60
Потто В. А. Кавказская война. М.: Центрполиграф, 2007.