Страница 39 из 45
— А тут их не было.
— Вот-вот. И я осатанел. Возможность была великолепная, а сделать ничего нельзя. А потом вспомнил про портсигар и решил забрать его, чтобы не оказаться совсем уж в дураках.
— Ты взял его портсигар?
— Да, я заметил его еще вечером. С одной стороны сигареты, а с другой косячки.
— Косячки? — переспросил рабби.
— Да, наркотики.
— Он курил их вечером? — спросил Лэниган.
— Да нет, он курил обычные, но те, другие, я узнал. Утром я собирался в Нью-Йорк и решил, что мне они пригодятся. Портсигар был у него в кармане рубашки, я вытащил его, и все. Потом вернулся в гостиную, выглянул за шторы и увидел, что машина уехала. Можете не сомневаться, ждать я не стал и тут же смылся.
— Дверь для Горфинкля и Джейкобса вы, конечно, оставили открытой, — сказал рабби.
Дженкинс улыбнулся и покачал головой.
— Конечно, нет. Я оставил ее запертой. Они же собирались спасать этого Муза. Зачем было облегчать им задачу?
Глава L
Молодой человек был возмущен.
— Я вижу, как они вводят задержанного и хочу сделать снимок, а этот лейтенант Дженнингс не разрешает. Тогда я прошу шефа сделать заявление, а он говорит: «Пока никаких заявлений». Ладно, думаю, покручусь здесь немного и поговорю с ним, когда все поутихнет, может, что и получится. И получаю: входит какой-то парень — раввин местной синагоги, как сказал один из копов, — и топает прямиком в кабинет Лэнигана. Тут же Лэниган выходит с ним, и вдвоем они идут в камеру, чтобы допросить задержанного. Я было сунулся туда же, а Лэниган захлопывает дверь у меня перед носом. Если раввин может присутствовать при допросе задержанного, — а тот цветной уж точно не еврей, и он не может быть его духовником, — так почему не может репортер?
— Хорошо, разберемся. — Харви Кантер отпустил его и поднял трубку.
— Привет, это ты, Хью? Харви Кантер. Как дела?
— Хорошо, а у вас?
— Как нельзя лучше. А как супруга?
— Нормально.
— Что слышно от мальчика?
— Переворачивает вверх тормашками Западное побережье, судя по его последнему письму.
— Прекрасно. Слушай, что у вас в воскресенье вечером?
— Насколько я знаю, ничего.
— А Эдит затевает обычный обед из даров моря — суп из моллюсков, омары и прочее. Может, вы с Глэдис зайдете?
— Неплохо бы, но разве у тебя не праздник?
Харви усмехнулся.
— Подумать только, мой свояк — президент синагоги, а мне приходится звонить католику, чтобы он напомнил мне про Седер. Я так давно его не проводил, что и не вспомню, с чего начинать. Но я покопаюсь и найду для тебя кипу, если тебе от этого будет легче. Так договорились?
— Да, конечно, я только уточню у Глэдис…
— Эдит позвонит ей. О, кстати, что там у тебя произошло с моим парнем? Он говорит, что ты его просто игнорировал.
— Он назойлив, Харви. Поучил бы ты его правилам приличия, что ли.
— Мы их нынче ничему не учим — усмехнулся Кантер. — Они приходят из школы журналистики и уже все знают. Он хороший мальчик, но он смотрит «Первую полосу» по вечерам и воображает себя Хилди Джонсоном. Он сказал, что вы задержали Дженкинса. Он заговорил?
— Да, и хорошо заговорил…
Кантер взял карандаш и блокнот.
Глава LI
— Он лжет. Ни за что не поверю, будто он поехал в Хиллсон-Хаус только чтобы укрыться от дождя, а потом спер у Муза портсигар, решил, что полностью с ним рассчитался, и сидел себе в гостиной, посматривая время от времени, не уехала ли машина. Зачем тогда вся эта история с запиранием дверей?
— Потому что полиция…
— Хорошо, а зачем задергивать шторы и опускать портьеры? Нет, рабби, я иначе вижу эти его двадцать минут. Он вошел в дом, как и говорит, пусть так, но все эти штуки с портьерами и всем прочим он проделал потому, что собирался провести там какое-то время. Войдя в комнату, где лежал Муз, он вытащил портсигар, положил ему на голову лист пластика — как все время и собирался, — и вернулся в гостиную. Ждать.
— Кого?
— Не кого, рабби, а чего: пока Муз не перестанет дышать. Все налицо — мотив, возможность, средства. Более того, когда они его заворачивали, он заметил, что неплохо бы накрыть ему голову, — можно рассматривать это как преднамеренность. Чертовски странно, что помочь Музу добраться домой он напрочь отказался, а на кровать его вместе со всеми укладывал. Почему он не сказал тогда: «Да черт с ним, пусть лежит на полу»? Ребят мы об этом не спрашивали, но держу пари, когда мы начнем разбираться, то выясним, что это Дженкинс первым предложил спеленать его.
— Не сомневаюсь. И Джейкобс, конечно же, поверит в это — а вам и в голову не придет, что это нечестно.
— Легко поверить в то, во что поверить хочется? Согласен, это возможно. Обычная человеческая слабость. Но палка-то эта о двух концах. Точно так же неправильно отказываться от доказательства только потому, что оно указывает на того, кому вы сочувствуете. Ладно, все это пустяки. Вы не указали на ошибки в моих рассуждениях.
— Ошибки? Горфинкль и Джейкобс нашли дверь незапертой и приоткрытой. А Дженкинс сказал, что поставил защелку так, чтобы замок захлопнулся. И скорее всего он не врет — это было бы бессмысленно.
— Иногда замок не захлопывается. Ветер мог распахнуть дверь.
— Хорошо. Ребята нашли тело с накрытой головой. Именно поэтому они поняли, что это убийство. Если Дженкинс его накрыл и дождался, пока Муз задохнется, почему тогда потом он не откинул пленку обратно? Это-то явно надо было бы сделать. Тогда все выглядело бы, как смерть от несчастного случая. Оставить пленку на голове означало оставить доказательство, что это убийство. Он умный парень и сообразил бы, что может попасть под подозрение.
Лэниган пожал плечами.
— Мог просто запаниковать.
— После того, как спокойно сидел около двадцати минут?
— Откуда вы знаете, что он сидел спокойно? Он все время мог быть в панике. Откуда мы знаем, что он оставался там двадцать минут? Муз задохнулся бы намного быстрее. А эта машина, которую он якобы видел припаркованной перед домом, — я в это не верю. Кто там мог быть в такое время и в такой вечер? Если какая-то парочка захотела немного пообниматься, что им делать под уличным фонарем? Думаю, он решил намекнуть, что кто-то входил в Хиллсон-Хаус после того, как он ушел. — Лэниган покачал головой. — Нет, рабби, не уводите в сторону. Он был зол, потому что Муз — как там говорили дети? — грузил, ага — грузил его весь вечер. Ему пришла в голову мысль накрыть его с головой, и он ее высказал. Вспомните, он это не отрицает. Он хотел поквитаться с Музом. И признает это. Он даже признает, что входил в комнату, где лежал Муз. Когда он смотрел на него сверху, он вспомнил все, что говорил Муз, взял угол пленки, натянул ему на голову и подоткнул. И если вы с этим не согласны, вы должны отыскать какого-то таинственного незнакомца, который откуда-то знает, что Муз там, который может войти в дом, входит в него и, зная, что тот надежно связан, накрывает его с головой. — Он сделал выразительную паузу. — Всем этим условиям удовлетворяют только двое ваших молодых друзей, рабби. Горфинкль и Джейкобс.
Глава LII
Они не то чтобы встретили идею в штыки, просто отнеслись к ней без энтузиазма. Эпштейн недоумевал.
— Не понимаю, мы все вроде бы за социальную активность. — Он повернулся к Бреннерману. — Ты говорил, что таким хочешь видеть храм. А ты, Бен. В социальной активности заключалась вся твоя программа. Вас она интересует только тогда, когда это далеко, где-нибудь на Юге?
— А тут, Роджер, все заключается в правосудии. Ты же слышал новости по радио. Я, кстати, звонил своему свояку, чтобы проверить это сообщение, и он все подтвердил. Со слов Лэнигана, между прочим. Так вот, может, я и не прав, но, по моему мнению, этот цветной парень — как его зовут? Дженкинс? — по моему мнению, Дженкинс безусловно виновен. Когда шайка расистов в каком-нибудь южном городке подставляет парня только потому, что он цветной, я готов заступаться. Но этого поймали с поличным.