Страница 18 из 45
— О! — отметила миссис Горфинкль.
— Там был отец Беннет, который руководит Ньюмен-клубом — это вроде клуба Гилель, но для католиков. Он подсел к нам, и рабби слегка поддевал его насчет их религии. Очень по-мирному и очень круто. А потом этот священник отплачивает той же монетой и спрашивает, как он в смысле веры. «Вы верите?» Тогда рабби как бы улыбается и говорит: «Думаю, так же, как и вы: иногда верю, а иногда не верю». Не слабо.
— Ну-ну, не думаю, что рабби следует говорить такое, — решительно сказала миссис Горфинкль.
— Почему?
— Потому что если он рабби, то по меньшей мере, мне кажется, должен верить все время.
— Вот тут ты точно неправа. Ты всегда веришь? А папа?
— Минуту, одну минуту, — твердо сказал отец. — Я не верю и не думаю, что верит твоя мать, но мы же не раввины. Твоя мать имеет в виду, что как раввин он обязан верить. Я могу представить, что он говорит это священнику, когда они наедине. В конце концов, у них одна профессия. Но я уверен, что ему не следовало говорить это при тебе или при любом другом из молодых людей, которые там были.
— Почему?
— Потому что ты недостаточно взрослый или недостаточно зрелый для…
— А то, что происходит здесь в храме, — я недостаточно взрослый или недостаточно зрелый, чтобы понять и это?
— И что же происходит здесь в храме? — спокойно спросил отец.
— Назревает раскол, — взволнованно ответил Стью. — Вот что происходит.
— Это рабби сказал? Он сказал, что дело идет к расколу? — Горфинкль говорил напряженным голосом, но контролировал себя.
— Нет, не совсем так, но он не удивился, когда Сью Аронс спросила его об этом.
— Понимаю, — сказал старший Горфинкль. — И что он сказал?
— Хорошо, если хочешь знать, — воинственно сказал Стюарт, — он сказал, что нет никакой причины для раскола, и что если бы он произошел, в этом были бы одинаково виноваты обе стороны.
Горфинкль забарабанил пальцами по столу.
— Так. И он дал понять, какова была бы его реакция в случае этого предполагаемого раскола?
— Да. «Чума на оба ваши дома».[34]
— Чума на?..
— Именно эти слова он не произносил, конечно, — Стью был раздражен буквализмом отца. — Он сказал, что если будет раскол, ну, в общем, он бы не хотел продолжать работать.
Уголки рта Горфинкля опять приподнялись.
— Он не должен был говорить такое, по крайней мере детям.
Стью понимал, что отец сердится, но был обижен, что его и его друзей ни во что не ставят.
— Что ты имеешь в виду — «детям»?
— Я имею в виду, что он пытался повлиять на вас, а он не имеет на это никакого права.
— Разве именно это не требуется от рабби — влиять на людей, особенно на детей?
— Есть законное влияние и есть влияние, которое выходит за пределы дозволенного. Когда рабби поднимается на кафедру проповедника и говорит о нашей религии и ее традициях, это законно. Это то, за что ему платят. Но рабби не должен вмешиваться в политику храма. Если он предпочитает одну сторону другой, он обязан держать это при себе. И когда он навязывает свою точку зрения кучке детей, которые не понимают всех сложностей проблемы, он нарушает правила. Я, пожалуй, устрою с ним небольшой обмен мнениями и объясню ему кое-что.
— Послушай, — сказал Стью, внезапно заволновавшись. — Ты не можешь этого сделать.
— И почему это я не могу?
— Потому что он поймет, что ты это знаешь от меня.
— А для чего, ты думаешь, он вам это говорил? Он что, не предполагал, что это дойдет до меня и других родителей?
— Он не делал ничего такого. Он не стал бы, только не рабби. Он честный.
— Честный? Парень просто хочет сохранить работу.
Стью положил недоеденную вторую булочку и, отодвинувшись от стола, поднялся. Лицо его побелело от гнева.
— Да, ты можешь запросто взять и погубить конгрегацию, это нормально, организацию, которая для тебя так, с боку припеку — просто хобби, которое позволяет тебе чувствовать себя важной шишкой. Тебя она не интересует даже настолько, чтобы соблюдать кашрут или что-нибудь вроде этого, но если кто-то, чья жизнь целиком связана с ней, пытается ее сохранить — ты готов его уничтожить.
— Доешь, Стью, — взмолилась мать.
— Сядь, — приказал отец. — Ты не отдаешь себе отчета.
Но юноша бросился от стола.
— Куда ты, Стью? — окликнула мать.
— Прочь!
Через минуту они услышали, как стукнула входная дверь.
— Ну почему ты вечно ссоришься с ним? — жалобно спросила миссис Горфинкль.
— Потому что он идиот.
Горфинкль тоже встал из-за стола.
— Куда ты идешь?
— Сделать пару звонков.
Но телефон зазвонил как раз, когда он подошел к нему. Звонил Тед Бреннерман.
— Бен? Это Тед. До меня дошел слух, что Пафф и его компания начинают собирать людей.
— Ты имеешь в виду — голосовать против моих назначений? Естественно…
— Нет, Бен, не для того, чтобы пытаться забаллотировать нас. Чтобы уйти и создать другой храм.
— От кого ты это узнал?
— От Малкольма Маркса. Пафф звонил ему.
— А я только что выяснил, что рабби трепал языком перед детьми, чтобы они надавили на своих родителей. Я думаю, что начинаю понимать. Послушай, нам придется встретиться по этому поводу, сегодня же вечером. Ты получил список членов правления? Ладно, ты знаешь, кто с нами на сто процентов. Начинай звонить. Ты берешь от А до М, а я возьму остальных. Встретимся здесь у меня, скажем, около десяти. Всем хватит времени добраться.
Глава XVIII
Из ящика комода Муз Картер выбрал пару вязаных ромбиками носков. Был уже полдень понедельника, но он еще не одевался. Сидя на краю кровати и рассеянно натягивая носки, он обдумывал безотлагательную проблему — деньги. В соседней комнате его сестра Шэрон — он знал это — лежала на кровати и читала. Она всегда читала.
— Эй, Шэрон, — позвал он через стенку, — дашь взаймы?
— Нет.
Он не ожидал ничего другого, но попытаться стоило. Он наклонился ближе к стене и заговорил с большей настойчивостью:
— Понимаешь, я подыскал одну работенку. Парень в городе, в Бостоне… — Он услышал скрип кровати, затем хлопнула дверь. Она вышла.
— Сука, — пробормотал он.
Он поднял край матраца, чтобы достать серые фланелевые брюки, которые положил под него вчера вечером. Надевая их, он обдумывал, на что можно рассчитывать в комнате Питера. Малыш доставляет газеты, и у него всегда есть деньги. Он, однако, не даст взаймы и пяти центов. О деньгах он заботится больше, чем о собственной шкуре. Но сейчас его нет дома. С другой стороны, малыш хорошо их прячет, и если Шэрон услышит, как он шурудит в его комнате, она донесет на него. Плечи Муза невольно вздрогнули при воспоминании о том, как в последний раз его поймали, когда он залез в запасы Питера: отец выразил свое неодобрение с помощью полудюймового прута.
Все еще размышляя о возможности быстрого набега в комнату Питера, он выбрал из своего скудного гардероба желтую рубашку. Внизу открылась и закрылась дверь — значит, мать вернулась из похода по магазинам. «Черт, она даст их мне», подумал он и быстро закончил одеваться. Черный галстук, уже завязанный, затягивался одним быстрым движением. Он надел спортивную куртку и сунул ноги в мокасины. Затем сбежал по лестнице.
Мать раскладывала на кухне покупки.
— Ты собрался на свидание с девушкой? — недовольно спросила она, увидев, как он одет.
Он улыбнулся ей широкой заразительной улыбкой.
— Девушки — это вечером, мама, ты же знаешь. Я собираюсь в город.
— В город?
— Да, в Бостон. Есть шанс получить работу. Там особое дело. Домой могу попасть поздно.
— Отец не любит, когда тебя нет за столом во время обеда.
— Да знаю я, мама, но обратно я поеду автостопом.
— Ты хочешь сказать, что у тебя нет даже на автобус?
— У меня десять пенсов. Это правда. Я должен был получить кое-какие деньги в магазине за работу, которую делал для старика Бегга, но он забыл расплатиться со мной, а я забыл напомнить.
34
Цитата из «Ромео и Джульетты» Шекспира.