Страница 2 из 14
Но разберём каждую из трёх основных метаиделогий: либерализм, национализм и социализм - отдельно и попытаемся продемонстрировать их ложность и посредственность. Эти три метаидеологии объединяет ставшее уже классическим разделением на власть и источник власти. В либерализме это есть разделение на власть и гражданское общество. Источником власти и единственным носителем суверенитета в либеральных Конституциях является именно гражданское общество. Но не гражданское общество управляет политическим процессом, а делегируемые им для этой цели представители власти. Гражданское общество в широком смысле - это дееспособное население, законно проживающее на территории государства. Во избежание присвоения представителями власти всей полноты власти либеральная идеология предусматривает разделение властей. Классическое разделение властей - это разделение на законодательную, исполнительную, и судебную, у Монтескье - вторую исполнительную власть. В больших государствах создаётся более сложная система сдержек и противовесов, а так же федеративное государственное устройство, как в США. Но суть остаётся той же. Власть и источник власти не совпадают. Но такое положение вещей в политике, мягко говоря, было не всегда. Когда, например, в своей "Политике" Аристотель пытается дать определение понятию "гражданин", он в конечном итоге определяет гражданина как непосредственного участника политического процесса. В демократических Афинах - это народ, в аристократической Спарте - это собственно аристократия. Нет ни малейшего упоминания не только про разделение власти и источника власти, но так же и про то, что источник власти должен был один единственный. Источником власти у Аристотеля является сама власть, и потому быть гражданином и значило обладать властью.
Националистическая идеология, по сути, выстраивается по такой же схеме, как и либеральная. Есть источник власти - нация, и есть собственно власть, уполномоченная источником. И здесь так же имеет место разделение властей, только несколько иное и более древнее, чем в либеральной идеологии. Это есть разделение на власть мирскую и тайную. Вторая в свою очередь намеренно отрекается от мирской власти, но не отрекается от влияния на людей вообще. Прототипом национального государства можно рассматривать классическую европейскую монархию. Монарх вроде бы обладает всей полнотой власти, как истинный самодержец, но он не является источником власти. В европейской, мусульманской и прочей подобной монархии источник власти всегда находится на небесах, это есть Бог. Монарх всегда является лишь помазанником божьим. Что это означает в политическом процессе? А это значит, что монарх в своих решениях должен опираться на монопольную в стране церковь, которая к тому же обладает ещё правом вето. Организация, более всего отстранённая на словах от власти, непосредственно оказывает влияние на политический процесс через монарха и его ближайшее окружение. По сути, разделение власти и источника власти впервые наиболее сильно выраженным становится лишь после принятия христианства. Само христианское вероучение с пониманием Бога как троицы располагало к такому разделению. Согласно учению отца церкви Блаженного Августина, существуют град земной и град Божий, то есть мир посюсторонний и потусторонний. Всё посюстороннее считается чем-то презренным, постыдным, срамным, в то время как всё потустороннее считается возвышенным, чистым, благородным. Следовательно, земные дела не могут найти себе прочную опору на земле, источник власти непременно должен находиться на небесах. Идея национального государства лишь использует старую римскую формулу: "глас народа - глас божий", и на её основе заменяет Бога нацией. Но изменения не так велики, ведь нация так же эфемерна и недоступна, как не ощущаемый чувствами Бог. Как невозможно окинуть взором всю нацию, так невозможно и узреть лик Божий. Но можно увидеть посредников, представляющих в правительстве нацию или единого Бога. В национальном государстве так же чрезвычайно важную роль играет полиция, в особенности тайная полиция, или служба госбезопасности. Последняя управляет так же тайно, как и церковь, и действует по аналогичному уставу.
Коммунизм, как и остальные две крупнейших метаидеологии, так же опирается на один единственный источник власти, которым выступает рабочий класс. Не смотря на то, что официально социалистические государства декларируют диктатуру пролетариата, пролетариат никогда не управляет ничем непосредственно. Разве что только во время революции и в первые годы после неё, посредством системы советов. Но советы возникали не только при социалистической революции, но и в великой французской, и в американской революции, создавшей по сути государство США. Однако только в США советская система на местном уровне в некоторой степени сохраняет себя долгие годы после революции вплоть до сегодняшних дней. Но отдельно о США речь пойдёт несколько позже. Социалистическая политическая система отличается тем, что в ней нет традиционного разделения властей, как в национальных государствах, нет либерального разделения властей, отринувшего традиционное разделение. Поэтому социализм всегда разбавляется элементами либеральной или консервативной идеологии. С другой стороны, сам социализм необходим либеральным и традиционным национальным государствам как третейский судья, примиряющий их на политической арене. Социализм можно было бы рассматривать как побочный продукт христианской монистической политики, но не редко в идеологическом плане он превосходит по идеологическом пафосу прочие две метаидеологии, поскольку стремится через идеологизацию уничтожить собственно идеологическую политику, действуя тем самым в духе философии Маркса.
И сегодня идеологический социализм в значительной степени всё больше приближается к своей политической цели. Идеологическая политика уничтожается, а вместе с ней всё больше размываются понятия нации, гражданского общества и пролетариата. Ни в одной стране уже не знают, что такое пролетариат, нация или даже народ. Эфемерность социальных групп сделала невозможной систему с единственным источником власти. Пролетарии с лёгкостью превращаются в тех, кто на языке социализма являются мелкой буржуазией или интеллектуалами, а потом снова становятся пролетариями, а зачастую принадлежат к нескольким трудовым категориям одновременно. Нации исчезают из-за потока мигрантов, гражданское общество в Европе разваливается на глазах, в частности из-за небывалой угрозы терроризма. В целях безопасности попираются самые базовые гражданские права, и никто не знает, как обеспечить безопасность без их попрания. В такой ситуации торжества идеологического социализма, во-первых, уже нет никакого смысла говорить о единственном источнике власти, упоминание о котором мы находим в частности и в российской конституции, в статье 3: "1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. 2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления". А во-вторых, всё больше обнаруживается главное противоречие социализма. Чем очевиднее успех социалистической идеологии, тем недоступнее успех философии социализма. Противоречие, заложенное ещё Марксом. Он называл это двумя видами коммунизма, марксисты назвали двумя фазами. Но суть одна и так же, в первой фазе частная собственность не исчезает, мы имеем всеобщую частную собственность и проституцию. Однако один вид коммунизма не существует без другого, и вторая фаза никогда не наступит без первой. В конце концов торжество социалистической идеологии уничтожает и саму социалистическую идеологию, и прочие идеологии, которые в той или иной степени все без исключения сегодня разбавлены социализмом. Остаётся задаться вопросом, что дальше?
Очевидно, что всеобщая непосредственность не наступила, мир словно застрял в первой фазе коммунизма, а не периферии провалился в первобытный коммунизм. Эта фаза тянется уже около половины столетия, и судя по всему, вовсе не собирается переходить во вторую фазу. Невозможность этого прыжка из первой фазы во вторую мобилизовала все идеологии для маскировки неестественности сложившегося положения, но при это лишила их собственного идеологического содержания. И ныне эти идеологические декорации постмодерна достигли пика своего лицемерия в искусстве симуляции, и потому философия марксизма здесь исчерпывает себя. Следовательно, можно предположить, что устарели сами политические идеологии как таковые, вне зависимости от своих программ. Устарела система с одним единственным источником власти, и устарело само разделение на власть и источник власти. И здесь нам следует снова обратиться к философии и давно забытой истории непосредственности. В древнегреческих полисах источников власти было много, но при этом совершенно не было разделения на власть и источник власти. Именно два этих фактора определяли собственно непосредственность античной политики. Римские сенаторы были в равной степени уполномочены управлять отечеством, решение сенатора и сената по судебным или военным делам считалось законом. Но при этом сенаторы как отцы отечества были равны друг другу. Они соперничали, боролись за должности, даже воевали между собой, но юридически они были равны. И задачей ближайшего будущего является возрождение такой непосредственности управления, создание иерархии без субординации, а так же полное, или, вероятнее всего, частичное упразднение бюрократии с полным её упразднением в центре.