Встречь Солнца

И начальник засмеялся дробным смешком. Но улыбка тут же слетела с его лица:

— Так ему это дело не пройдет. Как думаешь?

Щелкачев вместо ответа спросил:

— Меня вызывали?

— Вызывал. Дело есть. Да ты сиди, сиди… Звонили, понимаешь, из райкома. Первый секретарь. «Морозный» знаешь?

— Бывал.

— Там надо два прибора с участка на участок перебросить. Дорога неважная, но пройти можно. Короче говоря, зиму чесались горнячки, а теперь мы отдуваться должны. Но секретарю я слово дал, что сегодня машина у них будет. Улавливаешь?

Александр Павлович встал.

— Ясно. Только если обо мне речь, то сегодня я на профилактике.

— А черт с ней, с профилактикой! Приедешь — отдохнешь. Нельзя же перед секретарем райкома лицом в грязь.

— Да не об отдыхе я, — досадливо поморщился Щелкачев. — Коробку разобрал, барахлит что-то.

Соколов присвистнул.

— Ну что ты будешь делать! Как сговорились. Все ходовые машины в разгоне, кроме твоей, а ты и ее на прикол!

— У меня сегодня по графику профилактический день.

— Да что ты мне — график, график! В бумажку смотришь! Что теперь мне делать прикажешь?!

— Так у Савеличева вот машина на ходу. Отдохнул бы немного и…

— Правильно. Вот и поедешь на его машине, — обрадовался Соколов.

— Пусть Степан и едет. С какой стати я на его машину сяду? Непорядок это.

— Скажи на милость, — непорядок! Я здесь порядки устанавливаю. Иди оформляй путевку. Чтобы через полчаса тебя здесь не было.

Александр Павлович махнул рукой и вышел.

Степана он застал в гараже, возле машины.

— Слыхал? Вот так-то, — мрачно ухмыльнулся Савеличев. — Воюет наш бывший пролетарий, круто заворачивать стал. Как бы ему на таких поворотах в кювет не сорваться. Ты едешь, что ли?

— Выходит, мне придется, — словно оправдываясь, подтвердил Щелкачев и замолчал. Он не знал, как сказать Степану, что едет он на его машине.

— А ты не мнись, — выручил его Степан. — На моей? Я так и подумал, когда он тебя вызвал. Кому-кому, а тебе я свою старушку со спокойной совестью доверить могу. Как бы только она не подвела. Я же на ней без малого полторы тысячи километров прошел. Дороги-то весенние, сам знаешь. А я ее, — он любовно погладил крыло машины, — даже посмотреть не успел. В пять часов прибыл. Пока обмыл, загнал в гараж — семь. А в девять уже из-под одеяла выволокли. Ему что, — Степан кивнул в сторону конторы. — Он считает, что машина, как человек, сознательность проявлять должна: самому, мол, секретарю обещано, а человек, как машина, по трое суток без отдыха может вкалывать.

— Так у него свой опыт есть.

Степан не понял иронии.

— Знаю я его опыт. Может, кто и не выпускал по трое суток баранку, да только не он. Заместителя начальника управления на «эмке» возил, и то больше на охоту, чем по делу. Бывший хозяин и пристроил его начальником в гараж. За особые заслуги-услуги. С тех пор и растет понемногу — больше вширь, чем ввысь.

— Ты все-таки не горячись, Степа…

— А чего мне? Правда на моей стороне, на Соколове свет клином не сошелся. Да и ты был бы прав, если б отказался.

Александр Павлович покачал головой.

— Ты что же думаешь, я Соколова испугался? Нет. Только раз секретарь райкома звонил, значит, помочь там действительно надо. Промывка на носу и, может, от этого дела успех целого коллектива зависит. Если что, ведь не Соколова, а нас всех недобрым словом поминать будут.

— Что ж, пожалуй, верно, — согласился Степан. — Поезжай, в общем. Ручаться трудно, но думаю, что не подведет, — кивнул он на машину.

В воротах дежурный механик спросил:

— В порядке?

Щелкачев, пряча рейсовые документы в нагрудный карман комбинезона, нарочито равнодушно ответил:

— А леший ее знает. Без проверки иду.

Механик махнул рукой:

— Езжай. Начальник приказал тебя пропустить.

— Передай начальнику большое спасибо, — с иронией сказал Александр Павлович, хлопнул дверцей кабины и вывел машину на трассу.

Вслушиваясь в работу двигателя, он то прибавлял, то убавлял газ, переходил с низшей скорости на высшую и обратно, опробовал тормоза. Отъехав от поселка несколько километров, остановился, вылез из кабины и проверил резину. Заглянул под машину. Течи бензина, масла и воды не было. Подумал: «Молодец Степан, хорошо за машиной смотрит».

Влез в кабину, закурил, устроился поудобнее на сиденье и тогда уже окончательно тронулся в путь.

Трассу Александр Павлович знал отлично — не первый год автомобиль его наматывал на колеса нелегкие километры северной магистрали. Был в рейсах в жестокие морозы и слепящие пурги, под грозовыми ливнями и в дни весенней распутицы, и никогда не покидало его гордое и радостное сознание, что его ждут.

И никогда не уставал он любоваться суровым северным пейзажем, в который была вписана извивающаяся лента дороги, то взбегающая к самым вершинам сопок, то соскальзывающая в глубокие речные долины.

Осенью тайга в золотом уборе лиственичной хвои, зимой она сверкает белизной снегов, подчеркнутой черными штришками голых деревьев и темными пятнами скал, летом одевается в зеленый наряд с горячими вкраплинами шиповника и иван-чая.

По обе стороны тысячекилометровой трассы хорошо знакомая тайга представала каждый раз в новом, неожиданном великолепии.

Вот и сейчас капризная северная весна перемешала и в беспорядке разбросала вокруг краски всех времен года. На северных склонах сопок еще белеет снег. Внизу он уже отступил под напором весны и только кое-где спрятался от вешнего солнца в глубоких распадках. Но и здесь разъедают его весенние ветры и воды, и уже проступают и на небольших снежных островках рыжие пятна прошлогодней травы. А рядом, там, куда дотянулись животворные лучи солнца, зеленеют свежие травы и словно прозрачной зеленой дымкой окутались молодые лиственницы. И над всем этим — бездонная голубизна пронизанного светом неба.

Земная красотища летела навстречу машине, расступалась, давая ей дорогу, и убегала назад, чтобы никогда больше не повториться. Поведет завтра в обратный путь свою машину Щелкачев, и уже в ином сочетании красок предстанут перед ним горы и долины, и воды, и небо над ними.

На «Скальном» Александр Павлович решил заправить машину и, как говорится, заправиться сам. Поставив автомобиль у обочины, он направился в столовую. Народу здесь оказалось совсем немного. Молоденькая буфетчица за стеклянной перегородкой приветливо поздоровалась с ним и мило, совсем как девочка, покраснела, когда Александр Павлович поинтересовался, удалось ли ей, наконец, найти жениха из числа постоянных клиентов трассовской столовой.

Вопрос его услышали за соседним столиком, и молодой белобрысый водитель, поблескивая живыми, со смешинкой глазами, ответил за девушку:

— А она не за тем сюда приставлена. Ее задача — нам на заправке полный отдых обеспечивать. Чтобы мы за котлетами-и компотами о работе не разговаривали, если по соседству такие ушки расположены. Один корешок мой, — он подмигнул в сторону долговязого парня, — однажды высказался по адресу дорожников и с тех пор только под страхом голодной смерти здесь останавливается.

Долговязый, метнув в сторону приятеля взгляд, полный мольбы и укора, еще ниже склонился над тарелкой.

— Да ты не смущайся, Павло. Больше изящную словесность читай. «Графа Монте-Кристо» там или про мушкетеров, — не унимался белобрысый. — А то еще хорошая книга есть. «Дома и в обществе» называется. Знаешь, как заговоришь тогда? «Достопочтенная леди буфетчица, снизойдите к вашему покорному слуге. Выбейте три каши и семь чаев…»

— Сам обжора! — вдруг огрызнулся долговязый.

В столовой раздался дружный хохот.

— Вот-вот. Опять не те слова. По правилам ты должен был бросить на пол свою брезентовую рукавицу и предложить мне встретиться за монастырской стеной в девятнадцать ноль ноль. Предлагаю драться на огнетушителях. Я вижу, ты здорово разгорячился и вот-вот вспыхнуть можешь. Не согласен? Тогда поехали.