Страница 90 из 96
Наверное, такие, как он, и меняют мир.
– Я поговорю с ним. Только едва ли он станет слушать.
– Кого, если не тебя, – усмехается Гарри.
Камеры, должно быть, обязаны навевать уныние. Я нервно тру у основания безымянный палец на правой руке. По какой-то неведомой причине кольцо на нем действует успокаивающе. Только, боюсь, Ване оно совсем не понравится. Перед входом в камеры меня обыскали и попросили оставить сумку, так что ничего умнее, чем сунуть кольцо в карман брюк, я не нахожу.
– Посетитель! – тюремщик бьет палочкой по решетке, и раздается звон, будто это не палочка, а дубинка.
Ваня безразлично поднимает глаза, но, увидев меня, сразу выпрямляется, напрягшись, дыхание его становится быстрее. Как же он жалко выглядит… Небритый, с поникшими плечами и темными кругами под глазами.
Тюремщик наколдовывает мне стул из воздуха и после лебезящего «Присаживайтесь» удаляется.
– Здравствуй, – тихо говорю я, опускаясь на стул. Ваня не отворачивается, но и говорить со мной не желает. – Ты знаешь, зачем я здесь? – сразу перехожу к главному, не желая беседовать с ним дольше, чем необходимо.
– Уж не пожалела ли меня? – огрызается Ваня.
– Не надейся. Гарри попросил выбить из тебя показания.
– Я что, дурак – свидетельствовать против себя?
– То, что ты дурак, даже не обсуждается. Но вот по поводу свидетельств… скорее, за себя.
Ваня смотрит на меня озадаченно и абсолютно неверующе.
– Да кто ж меня слушать будет?
– На удивление, Гарри готов тебя выслушать. Веритесарум, конечно, вольет, даже не сомневайся, но, по крайней мере, если будешь сотрудничать со следствием, от пожизненного он тебя избавит. Если хорошо попросишь, может, даже в Россию отправят. Или тебя здесь больше тюрьма устраивает?
Камеры, надо сказать, в Англии мало отличаются от российских в лучшую сторону, так что Ваня поменяет шило на мыло, конечно, но хоть на родине.
– Я помогал Стояну. От начала и до конца. Я верил и верю в то, что он говорил, – настаивает он на своем.
– Но ты не дал ему убить меня. – Молчание. – Это ты надел на меня пояс, я уверена. – Напряженное молчание. – Ты хотел, чтобы я спаслась!
– Да потому что я люблю тебя! – не выдерживает он. – Как клялся три года назад. Я, в отличие от тебя, не переменился.
– Ну и глупо, – тихо отвечаю я, немного погодя.
– Ты находишь любовь глупой?
– Пх! Романтик хренов… Я нахожу глупым быть верным изменившейся любви. Люди расстаются по одной простой причине – когда начинают хотеть разных вещей. Ты хотел… понятия не имею, чего, но уж точно не того, чего хотела я. А если бы ты любил меня…
– Только люди ставят любви условия, – с пафосом обрывает меня Ваня, но на это и вправду нечего ответить.
– Ну… значит, это я тебя не любила. Или любила не тебя. Потому что мой Ваня никогда бы нас не оставил, – чисто по-женски выкручиваюсь я.
– Но ведь история не знает сослагательного наклонения? – с горечью спрашивает он, именно эту фразу я произносила столько раз, когда уже не могла ничего изменить.
– Не знает, – подтверждаю я.
Мы замолкаем. Все аргументы и линии разговора, что я придумывала, что прокручивала в своей голове, оказались не нужны. Такого я и представить не могла.
– В общем… поступай, как хочешь, – не выдержав этого неловкого молчания говорю я наконец. – Хочешь гнить в тюрьме до конца жизни – кто я такая, чтобы тебе запрещать. Между нами уже никогда ничего не будет, ни любви, ни дружбы.
– Конечно, ты же спишь с без пяти минут женатым мужиком.
– Не спала бы, если бы три года назад мы поженились, – без промедлений отвечаю я на колкость.
– Опять сослагательное наклонение.
– Удивительно, как ты не замечаешь своей вины. Короче… НАС больше нет. Но у тебя есть брат. И если ты возьмешь всю вину на себя, поверь, он не сочтет это за благородство, он будет тебя ненавидеть до конца своей жизни, – я чувствую, как начинаю закипать, и с силой сжимаю подлокотники. – Впрочем, какая тебе разница? Ведь ты до конца своей жизни будешь гнить в тюрьме!
Была бы здесь дверь, я несомненно демонстративно хлопнула бы ей… Но история не знает сослагательного наклонения.
Ваня краем глаза уловил выпавший из ее кармана предмет, еще когда Ева вставала. Зачем непонятная вещь ему, он и сам не знал. «Кольцо – символ предательства», – так сказал Стоян, а тусклый свет красиво поигрывал на жемчужине и россыпи мелких бриллиантов. Ваня смотрел на него не моргая, и ему отчего-то вспоминалась та ночь…
– Иван, – Стоян серьезно смотрит на меня, положив руку на плечо. – Егор… убежал. Я опасаюсь за него. Он, конечно, оборотень, но в лесу… сам знаешь, всякое может случиться. Я бы сам отправился на поиски, но ритуал должно провести на рассвете…
– Ты… хочешь, чтобы я разыскал его? – догадываюсь я, в душе радуясь и негодуя одновременно, да еще по одной и той же причине: я не буду присутствовать, когда Еву положат на жертвенник.
– Да. Я отправлю еще трех оборотней, так вы сможете найти его быстрее. Влодек, Карол и Януш пойдут с тобой, я им всецело доверяю.
Еще трех оборотней? Да меня одного, пожалуй, многовато, чтобы отыскать Егора – погуляет, погуляет, да вернется. Но перечить Стояну я не смею, потому смиренно киваю.
Ушел брат человеком, а вот здесь… Тут и принюхиваться не надо, все ясно по обрывкам одежды. Странно, Егор никогда не был склонен перекидываться просто так – Ева на раз от этого отучила, поначалу совсем запретив использовать свои способности, а потом снизойдя до обращений в экстренных ситуациях.
Карол берет именно волчий след, постепенно начиная вырываться вперед, и вот это настораживает меня где-то на уровне инстинктов. Они же подсказывают, что рывок в мою сторону – не случайный. Я едва успеваю увернуться, как Влодек клацает зубами воздух и разочарованно тормозит лапами в мокрой земле. У меня нет времени на недоуменный взгляд, потому что Януш впивается в мою шкуру. К моему счастью, он еще молод и неопытен, поэтому убить меня с одного прыжка – задача непосильная. Я валюсь на землю, и он сразу разжимает челюсти, придавленный моим весом. На помощь ему поспевает Влодек, но я уже успел подняться на ноги и отскочить, так что они спутываются в общем клубке. Да что за хрень, в самом деле?! Они начинают обступать меня, скаля зубы, а в волчьем обличье и не выяснить, что происходит. Влодек заходит сзади, надеясь на внезапную атаку, но я бросаюсь на Януша быстрее, приложив его головой о дерево, куда менее осторожно, чем пару дней назад обезвредил Еву. Оборачиваюсь на готового было напасть, но малодушно струсившего Влодека и с прыжка выворачиваю ему плечо. От его воя разлетаются мирно спавшие птицы, да и обратное превращение, полагаю, им тоже не по душе.
– Какого хрена?! – я хорошенько встряхиваю Влодека, чтобы он не терял сознания, но тот только воет от боли. – Я вопрос задал! Какого хрена вы меня убить пытались?! – перестаю давить на плечо, давая ему передышку на ответ.
– Стоян… Стоян приказал.
Сердце обрывается, и в голове образуется неприятная пустота непонимания. Влодек пытается воспользоваться моей растерянностью, но я вовремя припечатываю его к земле по самому больному месту. Снова вой, и вернувшиеся было птицы отправляются в очередной полет.
– По… почему?
– Он сказал… сказал, что ты предал нас… из-за девчонки, – оставив попытки вырваться, отвечает Влодек.
– Я вовсе… – спешу возразить я, но сказать в общем-то нечего. Великий Перун, она ведь умрет… умрет, потому что у меня кишка была тонка, чтобы возразить Стояну, чтобы убедить оставить ее в живых. Она моя волчица, навсегда. И Егор… он так к ней привязан… Егор! – Карол… он… Егор!
Я даже не выслушиваю комментарий Влодека по этому поводу, а просто вырубаю его, чтобы отправиться на спасение брата… или Евы… Небо еще темное, я успею вытащить Егора и вернуться за ней до рассвета.
Ее дом. И запах Егора отсюда не идет никуда. Начав еще сильнее нервничать, я даю газу. Карол мечется по дому, явно не понимая, куда делся мой брат. Я тоже не понимаю, но решаю оставить этот вопрос на потом и в один прыжок сваливаю Карола, сцепившись с ним. Мы катаемся по полу, пытаясь перегрызть друг другу в глотки. Ева бы точно предпочла воспользоваться палочкой, но она волшебница поискуснее меня. А с нас, волков, и клыков достаточно…