Страница 25 из 35
И вот – пожалуйста, неожиданная встреча. Поздоровались. В углу приемной какой-то удрученный человек с потерянным взглядом и посеревшим лицом нервно рвал в клочья бумаги и складывал обрывки в большой бумажный мешок. Очевидно, прежний секретарь бывшего хозяина, догадался я.
Так и есть – огромный кабинет принадлежал Болдину Валерию Ивановичу, бывшему руководителю аппарата президента Горбачева.
Увидев Викторова, я, естественно, удивился. Он объяснил:
– Пряхин попросил заказать тебе пропуск. Он сидит в кабинете № 52, дальше по коридору. А здесь кабинет Ревенко.
Деревенских сразу видно. Из-за волнения и непривычной обстановки я не расслышал произнесенную фамилию и переспросил:
– Гиренко? Так он сюда переехал? Неужели и остальные секретари здесь?
Викторов, опасливо покосившись на уничтожавшего бумаги человека, досадливо повторил:
– Здесь сидит Ревенко Григорий Иванович!
Ах вот в чем дело! Ревенко ведь новый руководитель аппарата президента. Вместо арестованного Болдина. Провинциал несчастный! Тебе не по кремлевским кабинетам ходить, а по загуменью шастать.
Подошел к кабинету № 52. Дернул за ручку – заперто. Пришлось подождать. Наконец заслышал шаги по коридору. Пряхин. Отношения у нас неплохие.
Пряхин уже успел позвонить Бутину – заведующему общим отделом аппарата президента. Когда-то Бутин работал в общем отделе ЦК. Я с ним лично не знаком, но по телефону общался не раз, особенно перед пленумами, договаривались о стенограммах для печати. Переговорил Пряхин предварительно и со Львовым – заместителем руководителя группы писем и приема граждан аппарата президента, где искали журналиста на должность заведующего сектором.
При мне Пряхин снова позвонил им по «второй» вертушке. Окончив разговор, сказал мне:
– Понимаешь, елки-палки, какие дела. Львов говорит, что прием новых людей в аппарат президента приостановлен – разрабатывается новая структура президентской канцелярии. Придется подождать. Но все равно ты завтра позвони ему.
Рассказал немного о путче. Он был с семьей на даче в Успенском. В понедельник, девятнадцатого августа, ему позвонили с телевидения друзья (до прихода в ЦК Пряхин работал заместителем председателя Гостелерадио СССР). Они предупредили, чтобы он прятался. Вроде была слежка за его машиной, когда он ехал домой.
– Думал, что придет другая машина, нет, оказалось, из нашего гаража. Облегченно вздохнул. Набор книги Раисы Максимовны «Я надеюсь» в первый же день путча рассыпали. Но сейчас она выходит. Уже вроде продается.
Рассказывал еще какие-то подробности, о них я вспомню попозже, сейчас речь не об этом.
В общем, побалакали мы с ним полчаса, и я распрощался. Пропуск отметил Викторов.
– Ну как, удачный разговор? – поинтересовался он.
– Да как сказать, – неопределенно ответил я.
На выходе сдал отмеченный пропуск и вышел из Кремля. У Спасских ворот – демонстранты. Плакаты, самодельные лозунги. Двое мужиков, мордастых и откормленных, держат за палки кумачовый транспарант с требованием убрать из Кремля депутатов от КПСС. В другом месте производят запись уволенных работников ЦК КПСС в колхоз имени товарища Стародубцева. Цепочки угрюмых, недоброжелательных лиц. Истеричные выкрики. Обвинения партии в преступлениях, воровстве, жизни за счет народа. Когда входил в Кремль, едва протиснулся к Спасским воротам. Сейчас людей вроде поубавилось, но агрессивности меньше не стало.
На метро доехал до «Правды» – надо было передать пакет в Минск. У них хорошая возможность для этого – вместе с матрицами завтрашнего номера газеты.
Осечка получилась уже на входе. Плюгавенький милиционерчик с птичьим личиком долго рассматривал удостоверение работника ЦК. Затем, скорчив мину, гнусаво произнес:
– Звоните. Пусть вам заказывают пропуск. Как всем.
И, довольный своей смелостью, отвернулся.
Позвонил Черняку, ответственному секретарю «Правды»:
– Не пущают.
– Пусть возьмет трубку постовой, – властно сказал Александр Викентьевич.
Я передал трубку сержанту. Он с неохотой взял ее, долго отбрыкивался, но в конце концов уступил. Вот так-то, товарищ полковник! Привыкли в ЦК с маршалами да разными там генералами общаться. А здесь начальником – сержант!
Разговор с Черняком был долгий. Обсуждали минувшие и текущие события. Он рассказал, что уже к концу дня девятнадцатого августа многие в редакции поняли, что ГКЧП проигрывает. Но и в следующих номерах продолжали публиковать его документы – они исправно поступали по каналам ТАСС с грифом «Литерная», то есть обязательные к публикации.
Ситуация для «Правды» сложилась крайне трудная. С одной стороны, она послушно печатала все документы ГКЧП и освещала противостояние в Москве с его позиций. С другой стороны, секретари ЦК КПСС Дзасохов, Лучинский, Калашников спешно собрали пресс-конференцию и дистанцировались от «путчистов», обвиненных российскими властями в «измене Родине». Выпуск «Правды» как пособницы ГКЧП был остановлен. Политбюро в панике разбежалось, генсек отрекся от партии. Специальным указом Ельцин арестовал счета КПСС, и «Правда» осталась без средств к существованию.
– Но газета не умрет. Никогда! – твердо заверил Черняк.
Мы еще порассуждали на эту тему. Наконец, когда я поднялся с кресла, он сказал, что место в «Правде» для меня найдется. У них произошли перерегистрация и внутренняя реорганизация, упразднены должности заместителей и введены руководители направлений. Одно из таких направлений – у Черняка. Несколько отделов, в составе которых двенадцать человек. Нужны люди, много вакансий.
– Место политобозревателя тебе обеспечено.
Я сердечно поблагодарил за память. Как-никак столько лет был куратором «Правды», когда-то это входило в мои обязанности заместителя заведующего сектором газет. Не забыли. Спасибо, ребята. Так и должны поступать порядочные люди.
– Может, мне к Селезневу зайти? – спросил я Черняка. – Или нашего разговора достаточно?
– Можешь зайти. Он человек хороший.
Геннадия Николаевича Селезнева я знаю с тех пор, когда он был главным редактором «Комсомольской правды», потом возглавлял «Учительскую газету», едва не стал секретарем ЦК КПСС. Отношения были прекрасные. Еженедельно встречались на Секретариатах ЦК.
Захожу в приемную Селезнева, благо это по пути – кабинет нового главного редактора «Правды» тоже на восьмом этаже. Селезнев в кабинет прежнего главного редактора «Правды» Фролова переселяться не стал, остался в своем. Кстати, Иван Тимофеевич Фролов во время путча был в ФРГ, ему сделали тяжелую операцию, и перемены в редакции произошли в его отсутствие.
Секретарь доложила главному, и вот я уже в его кабинете. Традиционное поздравление с новой должностью, в ответ широчайшая улыбка. И – рассказ о планах реорганизации редакции. Увольнение пенсионеров, сокращение штатов, особенно технических работников. Должно остаться не более 150 человек. У них сейчас около 500. Не прошли по конкурсу заместители главного редактора Валовой, Королев и другие ветераны.
Селезневу предстоит уволить столько людей! Для большинства из них газета – это жизнь. По тридцать-сорок лет отдали любимому делу. И вот вместо кого-то из них приду я. Партаппаратчик. Как смотреть в глаза этим старикам?
Селезнев предупредил, что в девятнадцать у него будет какой-то фирмач. Времени оставалось минут десять, и тут зашел некий юркий молодой человек. Оказалось – новоиспеченный руководитель одного из направлений, кажется, коммерческого. Так и есть. Селезнев представил меня:
– Безработный гражданин, в прошлом руководитель пресс-центра ЦК КПСС.
Молодой человек оживился:
– Безработный? Я вам помогу. В «Инженерную газету» хотите? Там нужны люди. Корреспонденты.
Селезнев вклинился:
– Я тоже могу помочь. В «Рабочую трибуну» нужны люди в секретариат. Хочешь, позвоню Юркову?
Хотел бы я посмотреть на себя в эту минуту в зеркало. Более жалкой у меня, наверное, никогда не было улыбки на лице. Юркова-то я и сам знаю. Не так давно он приглашал к себе первым замом. А тут – сменным секретарем! Фактически техническая должность. Да…