Мелодия страсти

– Вижу, ты вняла предупреждению и уезжаешь, – с удовлетворением в голосе констатировал он, – Тебе домой? Подвезу, заодно простимся.

Тамара чувствовала, что все это не к добру. Но также и знала, что злить Иллариона не стоит – везде достанет. Уж она-то в курсе, в скольких странах у него деньги крутятся и люди сидят.

Она огляделась по сторонам и увидела, что сзади к «Крайслеру» Иллариона примкнул чуть позже джип с его головорезами. Так что шансов вернуться в банк и оттуда ускользнуть – никаких. Вздохнув, царица грузно и мрачно уселась рядом с Илларионом на сидение, по которому он перед этим постучал ладонью.

– Обижаешься, что я передал в прокуратуру запись того, как уголовник под твоим руководством портит тормоза у машины невестки? – Илларион улыбался, а Тамара молчала, отвернувшись от него всей своей головой с залитой лаком стрижки в виде короны из волос надо лбом. – А зря. Ведь другой на моем месте тебя бы лично удавил за то, что сынка покрывала. Но сама ты его и убила, хоть и не намеренно, так что тебе это в зачет. Но почему девке, которая его три года покрывала, ты мстишь, мне не понятно. И за попытку убить невинную овечку ты должна поплатиться, – Илларион показал жестом водителю заблокировать окна и двери в «Крайслере».

Тамара дернулась, думая, что ее сейчас убьют.

– Не дергайся, – с садисткой улыбкой предупредил Гия, – никто обивку салона твоей черной кровью пачкать не собирается. Если будешь сговорчивой, домой отвезем, вот только к нотариусу заедем, где дарственную Софье на квартиру напишешь. А если выйдешь оттуда без дарственной или дернешься и вызовешь ментов, тогда пересядешь в джип к Джокеру, и Лука – он, кстати, пойдет с тобой к знакомому мне лично нотариусу, как свидетель, готовый подписаться, что ты сделала все добровольно, тогда тебе отпилят левую руку без наркоза. Я просил парней прихватить электропилу. И тогда правой ручонкой ты все-таки подпишешь бумагу. Но никуда уже не полетишь. Ты же знаешь, у меня плохо с христианским всепрощением.

Тамара молчала. А потом начала всхлипывать.

– Я напишу дарственную, – кротко и устало сказала она, – только дайте уехать – я сюда больше – не ногой.

И мы скучать не будем. Заверил ее Илларион. Автомобиль уже парковался возле нотариальной конторы. Тамара на подворачивающихся от дрожи в коленях каблуках, поддерживаемая вышедшим из джипа Лукой – парнем самой что ни наесть отпетой внешности, поковыляла к двери нотариальной конторы.

– Умная она, – даже не злилась, – сказал Гия.

– Увы, когда мой гипноз отойдет, как бы она не начала и мне мстить. Пусть Арсен ее убьет при покупке квартиры, якобы, из-за денег. Организуй, чтобы ей продали один из наших домов выгодно, но запросили наличные. Ну, выходи, Георгий, – по-грузински сказал Илларион, – сам дарственную заберешь и Софье отдашь. Только не подкатывай к ней: ребенок, которого она носит, может оказаться моим. Кстати, в больнице можешь попросить сделать тест на отцовство тайно от Соньки. – Илларион попросил у водителя что-нибудь вроде бутылочки из-под лекарства, чтобы плюнуть в него слюну со своего ДНК. Но нашлась только новая ушная палочка, которую авторитет обслюнявил и, высыпал остальные палочки на пол авто, запаковал в целлофан.

– И никому не слова. Ты по судьбе пашкиного «хрена» знаешь, что будет, если Нана приревнует.

Гия засмеялся и, выскользнув из авто шефа, пересел в джип Джокера.

С раннего утра с основательно промерзшим букетом Клод ошивался возле больницы. В восемь его впустили, наконец. Но лечащий врач еще не пришел. Пробки ли автомобильные тому виной или же пробки от водки и шаманского, в изобилии усеивающие пол любого жителя России (и не только ее) в первые дни нового года, но уже сорок минут Клод слонялся по холлу первого этажа. И кидался к каждому входящему с вопросом» Доктор Семенов?». И получал очередное «ноу».

И постепенно Клод обзаводился связями. Санитарка лет двадцати (из лимиты) просто следом за ним ходила, предлагая кофе, заглядывая в глаза так, что понятно, пальцем он помани – и она твоя навек. Сердобольная старушка-гардеробщица выдвинула для него стул на середину своих владений и лопотала, что как увидит доктора – скажет Клоду. Но он ее не понимал и просто умоляюще смотрел, повторяя про себя клятву, что сейчас же купить англо – русский разговорник и выучит его весь от корки до корки. Или хоть будет нужные фразу в книжке показывать. Но новогодним утром вряд ли работают и книжные лавки, даже киоски прессы! Это опять вернуло его к обдумыванию идеи остаться тут, в России вместе с Софии, раз та боится пока с малознакомым, по сути, человеком, уезжать из страны. Конечно, туту козни режиссера, свекрови ее бывшей, да и бандитское окружение погибшего мужа никуда не делось. Но все это преодолимо. А вот то, что Софии знает английский, а Клод русского не знает, означает то, что ему здесь работу найти будет сложнее, чем ей в Австралии. А безработный муж – это балласт. Конечно, деньги у него ока есть. Не сказать, что он миллионер, но несколько месяцев прожить безбедно можно, даже купить здесь собственную квартиру. Клода так завертела здешняя жизнь, переполненная событиями, что он не звонил риэлтору Хельге в Сидней, но был почти уверен, что его роскошная квартира должна быть продана влет. Ведь ее показали по всем каналам новостей, описывая события дня, предшествующего гибели Жиз – его жены, убитой маньяком сразу после того, как в этой самой квартире она пыталась пристрелить своего мужа.

Кто открыл дверь его жилья представителям телеканалов и за сколько Клод даже не пытался выяснять – было не до того. Прислуга, наверное. Или родители Жиз?

Про своих он не думал, что они могут оказаться столь циничными. Хотя… отец мог бы на этом заработать. Ведь он настолько бизнесмен, что умеет извлекать прибыль из любой ситуации. Клод очень надеялся, что и он научится так делать: крутиться ради семьи, сколачивая капитал. Пока он занимался спортом – спортивно гимнастикой и еще время от времени подрабатывал каскадером и «телозаместителем» на нескольких студиях. Потому что Аполлон мерк перед его фигурой. Да и лицом, если уж быть откровенным. До того, как на Клода обрушилась несчастная женитьба на Жиз, он был бесстрашным, дерзким весельчаком, который ни к чему не относился серьезно. Зато теперь у него появился ряд фобий. Он просто шарахался от женщин, понимая теперь, по прошествии всего – то пары лет, как опасны они в своей эгоистичной непредсказуемости и повальной непорядочности. Как страшно завести ребенка, которого используют, как живца для ловли мужа, от беспардонной нимфоманки. Словом, веселый прищур глаз сменился первыми морщинами, раньше улыбавшиеся всем без разбору гуды стали твердыми носогубные складки прорезались четче. Теперь общее выражение лица стало жестким и замкнутым. И только при виде Софии вернулся прежний Клод.

Соня проснулась от боли в руке. Браслет никто так и не снял, и рука посинела. Отключив себя от системы и завернувшись в одеяло Софии пошла искать врача, потому что положенное время давно прошло. К счастью, врач уже к ней шел сам – лохматый и вонючий после ночи пития. Он раздраженно велел ей вернуться в постель. Соня молча показала посиневшую руку. И доктор виновато присвистнул и поволок ее в палату за синеющую конечность, впрочем, Соня боли уже не чувствовала.

Врач треморнеыми пальцами пытался отцепить замок. Его Ангел перед этим долго будил Михаила, так не вовремя разоспавшегося на дежурстве после ночного отмечания. Он сменился вечером, и не видел Софью, поскольку в палату не заходил – все, кто дежурил в отделении, сразу же уселись за импровизированный праздничный стол, включили в ординаторской телевизор.

Передавая Михаилу смену, его коллега предупредил, что в реанимации девица после коронарографии, и надо снять с ее руки сдавливающий артерию браслет в пять утра – максимум. Но Миша напрочь забыл. А к тому же задремал на одной из эпизодов словесного поноса ведущих в шоу часа в три ночи, хоть много и не пил.

Поэтому Ангелу Михаила Камарина после тревожных сигналов Ангела Софьи пришлось в сон хранимого вклинить вставку о том, что пациентке в реанимации отрезают руку из-за того, что началась гангрена. А началась она якобы потому, что он, Миша, проспал снятие перекрывающего кровоток браслета с ее руки.