Страница 4 из 15
С появлением в доме Таубов двух орущих за четверых близнецов не стало покоя, но улетучилось и горе.
Все, не сговариваясь и даже не говоря вслух на эту тему, решили, что Соня переселилась в тело дочурки – сдержала свое обещание Фредику. Поскольку Клод уже раньше видел Ангелов воочию, то в это чудо он не просто поверил, а принял его с восторгом. Теперь развеянный над морем прах не казался чем-то реальным. А вот сапфировый взгляд Софии на лице малышки, говорящий так много, – это стало реальностью. Клод буквально в часы изменился. Кажется, даже сам дом обрадовался «помолодевшей» еще больше хозяйке.
Собственно, дел стало столько, что даже на удивление не оставалось времени. Дети были голосящими по очереди и, в результате, без перерыва. Иногда в тоне воплей чувствовалось только желание переорать брата или сестру.
Днем ими занимались Роберт и Роберта, вечерами – Клод, возвращающийся усталым из помещения, выбранного им под спортзал для тренировок детей-сирот в спортивной гимнастике. Пока там шел ремонт, но как-то вяло: бригада попалась неудачная, торговалась по каждому поводу. Они требовали, по сути, чтобы Клод стал прорабом. А сам прораб лишь принимал заказанные строительные материалы, делал то, что скажет хозяин. Поэтому Клоду многое пришлось усвоить в интернете. Но теперь, когда Софи вернулась к нему и в образе дочери никогда его не бросит, не променяет на другого, не заставит страдать, одним словом, ему любая работа была в радость. И он баюкал малышей по очереди.
Но при этом маленькая Соня всегда не засыпала дольше братика, глядя на Клода взрослыми глазами любящей женщины. А сынишка предпочитал быть «укачанным» Робертой.
Потом традиционно Клод влезал в автомобиль своего отца на заднее сиденье вместе со своей «сладкой ношей», следом осторожно влезала Роберта с Леоном в конвертике. И они везли крошек в дом, где поселились Миша с Лилией, получившие рабочие визы необычайно быстро по просьбе посла, который волею судеб оказался в курсе всей истории свадьбы Таубов и рождения малюток.
Там Клод укладывал обоих младенцев в двуспальную кроватку с качалкой. Она стояла в соседней со спальней Миши комнате. И любовники по очереди ночью вставали к близнецам, чтобы дать им бутылочки с грудным молоком от кормилицы или поменять подгузники. Но эти двое предпочитали в кроватку не возвращаться, чуть только их клали обратно, как они вопили возмущенно. После двух месяцев изоляции от человеческого тепла они просто требовали его. Так что отдыхали Лиля с Мишей только днем, после того как возили пару крикунов в дом Таубов – после того времени, как Клод уезжал на работу.
Круговерть любящих рук и перемещение в пространстве как раз и были в духе близнецов не только по сути, но и по Зодиаку. Об этом Софья не написала в своей книге об их жизни, потому что изначально они должны были родиться «львятами» по гороскопу.
Книгу эту Клод теперь читал, как некую библию, дозируя ее, как десерт к будням. Он словно слышал жену, которая в новом обличии не говорила еще. А потом видел уменьшенную копию ее лица и общался с ней глазами.
Никто из семьи никому не рассказывал о своем открытии с «переселением душ» – не хотели снова привлекать внимание прессы. Мало им было осады журналистами роддома после рождения малышей в полете через океан.
Заголовки типа «Рожденные на небе», «Мать ушла от них на небеса», «Маркиза Ангелов» теперь в раю» и все в том же духе больше месяца кругами распространялись по прессе всего мира. Теперь не хватало только заголовков типа «Муж думает, что его жена оккупировала тело новорожденной дочери!» или же прямых обвинений в том, что Клод сошел с ума из-за горя.
Кстати, угроза этого была велика. Ведь лучший друг Клода – Питер – женился на журналистке из гламурного издания – Ирэне. Оба они, естественно, приходили выражать соболезнование Клоду и видели его в «умопомрачении», как мягко выразилась Ирэна (к счастью, не в статье, а в разговоре с Робертой). И теперь эти двое намеревались прийти на крестины близнецов. Их организовали в той же церкви, где венчались Клод с Софьей. Крестными стали Миша и Лида. И Роберт, повязывая сыну галстук на церемонию, тихо попросил:
– Не откровенничай с Питером в отношении того, что ты считаешь, что Софья заново воскресла в теле дочки. Он, может, и не поверит в твою серьезность. Но расскажет жене, а она уж раздует из этого мировую сенсацию.
– Ты втайне думаешь, папа, что я рехнулся! – утвердительным тоном сказал Клод. – А я считаю, что так оно и есть, я уверен в этом. И не стесняюсь говорить о чуде. Я Ангелов вместе с Софьей и Таисьей видел воочию. Так почему же душа не может переселиться?
– Сынок! В Библии все описывается не так. Уверяю тебя…
– Папа, Библия в том виде, как существует, сведена из нескольких репортажей очевидцев через триста лет после событий. Присутствовали при них люди, а не Боги, у них с собой не было диктофонов и телекамер, им были даны заповеди числом десять. И каждую они ухитрились нарушить, даже те, кто точно знал, что видел сына Бога, уж не меньше десяти раз. Кто-то вообще посчитал все произошедшее на их глазах ловким фокусом, мистификацией. А это ведь было на самом деле. И я понял это еще в тот момент, когда увидел висящих в воздухе на энергетической подсветке трех Ангелов.
– Ладно, пусть так. Ты прав. А я – трус. Но мне бы не хотелось, чтобы теперь моего сына распяли на кресте, пусть даже и не деревянном, а скрещении общественных мнений.
Клод просто отошел от отца, стал натягивать пиджак: в сентябре в Сиде еще весна, так что на улице всего плюс шестнадцать по Цельсию. Он так и не решил, рассказывать ли людям о чуде или его рассказ извратят? Ведь он не забыл, что написали в газете, когда Соня первая рассказала Таисье, что видела Ангелов прямо перед собой, и они не пускали ее на трассу с интенсивным движением. Ее объявили сумасшедшей до тех пор, пока явление Ангелов не подтвердили автономно в разные средства массовой информации с десяток родителей, ставших невольными свидетелями этого спасения девушки от верной гибели странными мужчинами, обрисованными по контуру светом.
Ангел Клода советовал ему рассказать о чуде. Людям нужно напоминать о том, чтобы беречь души от выгорания. Пока они считают такую возможность сказкой, сочиненной для примитивного населения Земли две тысячи лет назад технически продвинутыми инопланетянами. Но Клод, как бы возражая внутреннему голосу, вспомнил, как познакомился с Ирэной: она прорывалась узнать у него, Клода, почему его первая жена – Жизель, чемпионка по стрельбе, – отдается на глазах у всех любому встречному-поперечному? Может, потому, что Клод ничего не чемпион в постели?
И при этом воспоминании Клод снова испытал всю гаммуиз позора и досады. Так что для себя он решил, что не стоит распространяться на эту тему в обществе. Малышка похожа на мать – и этого достаточно «для прессы».
Настя сидела в кресле коренастого симпатяги с такими накачанными мышцами на руках, что ножницы казались каким-то изощренным орудием убийства. Свирепое лицо со сросшимися бровями было непроницаемо.
– Что вы собираетесь делать с моей головой?
– Отрезать ее нафиг, – мрачно отшутился стилист Каха.
– Я не хочу быть блондинкой с красными губами. Если вы сейчас меня начнете переделывать в Мэрилин Монро, я сразу же обреюсь наголо.
– Что ж, оба образа в моде. Может, сразу побрить? – опять с мрачным лицом спросил Каха.
– Ася, чего вы дергаетесь. Все будет лучше, чем сейчас.
– В смысле хуже некуда, хотите вы сказать? – разозлилась Настя. – Снимите с меня эту смирительную рубашку, я против неизвестно чего.
– Ладно, не дергайся, – наконец улыбнулся ее шутке Каха. И его лицо стало сразу таким красивым, белозубым и красногубым. – Сделаю тебе мелирование светло-русым и медным цветом на твой естественный волос. Пряди удлиним ниже плеч.
– Я уже их удлиняла, а вы срезали! – Настя не знала, как ей отнестись к перспективе «полосатости».
– Еще сделаю тебе тату вокруг губ. У тебя линии не четкие, но красивые, форма интересная – сердечком. Это нужно будет подчеркнуть.