Выстрел из прошлого

— Расстройство? В самом деле? Интересно, чем же в таких случаях страдают белые девочки? Так что же это было? Анорексия?

— Нет, всего лишь заурядная булимия. Начинается обычно с приступа дикого обжорства, за которым всегда следует принудительное очищение желудка с помощью сильного слабительного. В конечном итоге пришлось заняться спортом, чтобы справиться с этой бедой. В старших классах я бегала по десять миль в день, а вернувшись домой, приседала и отжималась до седьмого пота. К тому времени, когда мои родители сообразили, что происходит, я уже накачала такие мускулы, что вы бы глазам своим не поверили бы, если бы увидели.

— И все прошло?

Тесс молчала, вспомнив всю ту кучу вкусных вещей, которая осталась в ее офисе. Она наелась до отвала, и тем не менее там оставалось не меньше, чем на роту. Перед уходом они с Джекки все рассовали по пакетам и сунули в холодильник, только оставшийся пад-тай Джекки решила прихватить с собой. Было время, подумала Тесс, когда она не могла позволить себе даже этого. Раньше она бы попросту выкинула все до крошки. Или заставила Джекки забрать все домой. Все, что угодно, — лишь бы только не поддаться соблазну. Тесс не могла пожаловаться на отсутствие силы воли, но такое количество вкусной еды могло бы сбить с пути истинного кого угодно.

— Обжорство сродни алкоголизму, разве что допиться до белой горячки можно, а доесться — нельзя. Ну, и зеленые чертики вам тоже вряд ли станут мерещиться. В конце концов, всем нам приходиться есть, верно? Только в отличие от других мне пришлось научиться держать себя в узде, поскольку, как выяснилось, при виде еды я испытываю настоящий «кайф» — как некоторые от наркотика. Пришлось искать компромиссный вариант. Я занялась греблей, а занятия бегом пришлось чередовать с упражнениями со штангой. Заставила себя смириться с тем, что превратилась в «качка». Женщины обычно советуют мне сбросить фунтов десять, а вот мужчины, наоборот, считают, что этого делать нельзя, — ухмыльнулась Тесс. — Но лишние мышцы все ж таки лучше, чем жир, верно?

— Но вы выглядите просто чудесно! Все ваши страхи насчет полноты — просто обычная дурь белой девушки.

— Вот как? Тогда почему вас просто-таки перекосило, когда Уилла Мотт упомянула, что раньше вы были толстой?

Джекки недовольно скривилась, словно унюхав какую-то вонь. Непонятно только, кому адресовалась ее гримаса — Уилле Мотт или той девушке, какой она когда-то была.

— Когда я поняла, что беременна, то первые месяцы обжиралась, как ненормальная свинья, — надеялась, что тогда, может быть, никто не заметит, что я ношу ребенка. Впрочем, надо признать, никакого плана у меня не было. Просто к тому времени, как я догадалась, что произошло, было уже поздно что-то делать. Пришлось смириться.

— Ну, зато теперь вас просто не узнать. — Перед глазами Тесс снова встал старый моментальный снимок — толстощекое девичье лицо, близорукие глаза за толстыми линзами очков, оплывшая бесформенная фигура…

— Вы мне льстите.

— Нет, в самом деле. И дело не только в том, что вы похудели. Вы избавились от очков…

— Теперь я ношу контактные линзы. Надеюсь, вы о них слышали?

— …и к тому же сменили прическу — в то время у вас над ушами свисали какие-то жалкие крысиные хвостики, выглядевшие так, словно их часами кто-то жевал.

— Послушайте, а вы чего ожидали? Что я всю жизнь буду носить одну и ту же прическу? А вот вы, наверное, не сильно изменились со времен своей юности. У вас одно из тех лиц, над которыми время не властно. Даже когда вам стукнет пятьдесят, люди без особого труда узнают вас по той старой фотографии. Интересно, это у вас наследственное?

— Никогда об этом не думала. Впрочем, да, наверное — по материнской линии. У всех Монаганов, насколько я знаю, пухлые физиономии, которые с возрастом обычно высыхают. Знаете, не так давно я оказалась в центре города и вдруг нос к носу столкнулась с человеком, с которым мы когда-то вместе ходили в четвертый класс. Представляете, он тут же меня узнал. Да еще имел дерзость сказать, что я, мол, ни капельки не изменилась. Не могу сказать, что я почувствовала себя польщенной.

— А зря, — отрезала Джекки, смерив Тесс неодобрительным взглядом. — Вы просто не понимаете, как вам повезло. Иметь лицо, которое люди узнают и через много лет — это же счастье!

— Интересное замечание. Особенно со стороны женщины, которая, удрав от семьи, изменила буквально все — имя, прическу, фигуру, иначе говоря, только что пластическую операцию не сделала, и все только ради того, чтобы ее невозможно было узнать.

Джекки предпочла промолчать. Только пальцы ее нервным движением стиснули стакан.

— Ну что — пошли?

— Да. Конечно.

Снаружи стояла какая-то вязкая тишина, словно из воздуха вдруг откачали весь кислород. Атмосфера сгустилась, превратившись в какой-то липкий кисель, и Тесс подумала, уж не собирается ли гроза. Они медленно брели по Коллингтон-стрит, когда вдруг появившаяся неизвестно откуда худая, как скелет, женщина с коляской бросилась к ним с криком:

— Послушайте, леди, может, у вас завалялось немного мелочи? Моему малышу нужно купить лекарство, а пособие нам нынче задержали, уж и не знаю, когда получу! Доктор говорит, дескать, маленькому очень нужно лекарство. А мой муж… он, значит, нынче в Джорджию умотал, на заработки, пишет, мол, работы нигде нет…

Сама женщина выглядела так, словно не ела по меньшей мере неделю. Рядом с ней пухлый, розовощекий малыш казался на удивление здоровым.

Джекки, остановившись, принялась копаться в сумочке, но Тесс решительным жестом взяла ее под локоть.

— Нам самим придется положить зубы на полку, пока не пришлют пособие, — вежливо, но твердо сказала она нищенке. — Так что извини.

Женщина смерила их угрюмым взглядом, что-то неразборчиво буркнула себе под нос и покатила коляску дальше, явно направляясь к стоявшей на углу компании.

— У нее же ребенок, — возмутилась Джекки. — Послушайте, эта женщина не похожа ни на алкоголичку, ни на наркоманку, которая таскает с собой ребенка, лишь бы выпросить несколько монет.

— Это не ее ребенок. И сама она — алкоголичка и наркоманка.

— Откуда вы знаете?

— А это, так сказать, местная знаменитость. Постоянно болтается в этом квартале, так что ее тут все уже знают. Раньше люди пытались ей помочь, устроить ее в какой-нибудь приют, чтобы у бедняжки была хотя бы крыша над головой. А потом выяснилось, что эта хитрюга нанимается сидеть с чужими детьми и, пока родителей нет, использует их, чтобы разжалобить прохожих. «Блайт» как-то раз даже посвятила ей целую статью. Как это часто бывает, ее выдали всякие мелочи. Видите ли, когда обманываешь, нужно тщательнее продумывать все детали, на этом она и прокололась. Люди ведь часто давали ей деньги, только чтобы не слышать ее воплей. Кстати, она из тех, кого называют «бродилками».

— Кем?!

— Не слышали? Так называют тех, кто часами кружит по городу, разговаривая сам с собой. Потерянные души Балтимора… Я их часто встречаю — то на автобусе, то на берегу, даже иногда в торговом центре «Ротонда». Кто-то из них попрошайничает, кто-то нет. Было время… не так давно… когда я боялась, что стану одной из таких вот «бродилок».

— Дерьмо, — выругалась Джекки.

— Что?

— Я сказала — дерьмо! Вы бы никогда не скатились до такого! У вас есть родители, семья… иначе говоря, возле вас всегда есть кто-то, кто протянет руку и не позволит вам скатиться на самое дно.

Тесс уже открыла было рот, собираясь спорить, но тут же захлопнула его, сообразив, что Джекки права. Не стоит лицемерить. Джекки раскусила ее — точно так же, как сама Тесс — ту мнимую нищенку с ребенком. О да, конечно, она могла сколько угодно лукавить, слезливо уверяя себя, что вот-вот окажется на самом дне, но при этом прекрасно знала, что за спиной у нее — семья, которая ни за что на свете не позволит ей этого. Да чего далеко ходить — когда она потеряла работу, тетя Китти и дядюшка Дональд с ног сбились, стараясь найти ей новое место. А не будь у нее дурацкой привычки вечно задирать нос, ее отец наверняка выбил бы ей из городского бюджета солидное пособие.