Страница 30 из 86
Под конец года чилийцы подготовились к последнему нападению на Лиму. Вот уже одиннадцать месяцев бился Северо дель Валье среди бесконечных грязи и крови вперемежку с самой бесчеловечной дикостью. В это время воспоминание о Линн Соммерс практически рассыпалось, он мечтал уже не о ней. В памяти всё больше всплывали разорванные тела мужчин, с которыми приходилось делить общий котёл с вчерашней едой. Война была всего лишь форсированным маршем на проверку терпения; моменты сражений считались чуть ли не облегчением в царящей повсюду скуке, казалось бы, вечных мобилизации и ожидания. Когда у молодого человека выпадала возможность присесть и закурить сигарету, он выкраивал время и для того, чтобы написать несколько строк Нивее в том же самом дружеском тоне, к которому, общаясь с ней, всегда и прибегал. В своих письмах мужчина о любви не говорил, однако ж, постепенно понимал, что именно эта девушка и стала бы единственной женщиной его жизни, тогда как Линн Соммерс была всего лишь слишком затянувшейся фантазией. Нивея писала ему регулярно, хотя и до адресата доходило далеко не каждое письмо. В них девушка рассказывала о своей семье, о городской жизни, о редко удававшихся встречах с дядей Хосе Франсиско и о книгах, которые тот ей советовал. Также упоминала и о духовном преобразовании, что не могло не оставить в душе глубокого следа. В результате она постепенно отдалялась от каких-то католических традиций, которые вдруг стали напоминать девушке проявления язычества, взамен чего приступила к поискам корней христианства, углубляясь более в философию, нежели интересуясь догматикой. Нивею волновало то, что Северо, будучи окружённым грубым и жестоким миром, окончательно утратит связь с её душой, превратясь в совершенно неизвестное существо. Мысль о том, что молодого человека обяжут убивать, оказалась для неё невыносимой. Молодая девушка, конечно, старалась не думать об этом, но на рассказы о солдатах со шрамами от ножа, об обезглавленных телах, об изнасилованных женщинах и проткнутых штыками детях не обращать внимания было никак нельзя. А принял бы Северо участие в подобных зверствах? Мог ли человек, оказавшись очевидцем таких событий, впоследствии возвратиться к мирной жизни и стать примерным супругом и отцом семейства? И смогла бы она полюбить его несмотря ни на что? Северо дель Валье задавал себе те же вопросы, в то время как его полк спешно готовился к нападению в километре-двух от столицы Перу. В конце декабря чилийский контингент был полностью готов начать военные действия в долине, что располагалась на юге Лимы. Люди тщательно готовились к этим событиям, рассчитывая на многочисленную армию, мулов и лошадей, на боеприпасы, а также на достаточное количество воды с провиантом и на несколько парусных судов, чтобы перевозить войска. Вдобавок они располагали четырьмя передвижными госпиталями на шестьсот коек каждый и двумя лодками, тоже ставшими ныне импровизированными госпиталями под флагом Красного Креста. Сюда же прибыл на своих двоих и один из главнокомандующих со своей цельной, без единого раненого, бригадой. К настоящему времени его люди уже пересекли, казалось бы, нескончаемые прикрытия и лесные заросли. Он появился, точно монгольский принц, в сопровождении полутора тысяч китайцев, следовавших за ним вместе со своими жёнами, детьми и животными. Когда Северо дель Валье увидел подобную картину, то стал грешить на собственное помрачение рассудка. Этот колоритный главнокомандующий вербовал попадающихся на его пути китайцев, бывших, в основном, иммигрантами и работающих в рабских условиях. Они, будучи меж двух огней и без особой поддержки со стороны какого-либо отряда, решили-таки присоединиться к чилийским вооружённым силам. Пока христиане слушали мессу перед тем, как приступить к бою, азиаты тут же организовали собственную церемонию. И лишь под конец военные священники окропили всех святой водой. «Всё это напоминает какой-то цирк», - так писал Северо Нивее в настоящий день, не подозревая, что это письмо станет последним. Воодушевляя солдат и руководя погрузкой на суда множества людей, животных, орудий и провизии, здесь же находился собственной персоной министр Вергара, будучи всё время на ногах под палящим солнцем с шести утра и далеко за полночь. Перуанцы соорудили две линии защиты в труднодоступных для налётчиков местах, что были расположены в нескольких километрах от города. На крутых песчаных горах появлялись вслед друг за другом вооружённые силы, брустверы и батареи, а также со временем возникали и окопы, защищённые от стрелков мешками песка. Вдобавок повсюду, пряча в песке, располагали подрывные заряды, которые взрывались при помощи детонаторов. Эти две линии защиты соединялись между собой и с городом Лима посредством железной дороги, которая обеспечивала перевозку войск, раненых и провианта. Как Северо дель Валье со своими товарищами и знал практически с самого начала нападения ещё в середине января 1881 года, победа, – если таковая и случится, – несомненно, будет стоить немалого количества жизней со стороны всех участников этой войны.
Тем январским вечером войска были готовы двинуться по направлению к столице Перу. Отужинав и разобрав лагерь, люди сожгли дощатые полы, что когда-то служили чем-то вроде комнаты, и разделились на три группы, намереваясь из скрывавшего их густого тумана неожиданно налететь на вражеские укрепления. Военные шли в тишине, каждый с тяжёлым снаряжением за спиной и с ружьями наготове, собираясь напасть «решительно и на чилийский манер», как то ранее постановили сами генералы, осознавая, что наиболее мощное оружие, находящееся в их распоряжении, это, безусловно, смелость и жестокость опьянённых насилием солдат. Северо дель Валье видел ходившие по рукам фляжки с водкой и порохом внутри, крайне жгучей смесью, от которой, с одной стороны, жгло кишки, а с другой – сразу же ощущалась непобедимая храбрость. Молодой человек попробовал её лишь раз, и последующие два дня сильно мучился от рвоты и головной боли, так что теперь охотнее вынес бы бой, так сказать, на холодную голову. Переход в полной тишине по тёмному лугу казался ему нескончаемым, несмотря на устраиваемые по дороге кратковременные передышки. И только лишь после полуночи огромная толпа солдат сделала привал, чтобы отдохнуть хотя бы час. Они рассчитывали напасть на курорт, расположенный близ Лимы, ещё до того, как наступит самый день, однако противоречивые приказы, а также видимое замешательство главнокомандующих нарушили весь план. Мало что было известно и насчёт ситуации, сложившейся в рядах авангарда, где, по-видимому, уже развернулась битва, которая вынудила и без того измотанные войска продолжать военные действия без передышки. Следуя примеру всех остальных, Северо снял с себя рюкзак, одеяло и прочее снаряжение, заодно подготовив оснащённое штыком орудие. А затем, ослеплённый, пустился бежать только вперёд, крича во весь голос, точно хищный разъярённый зверь, ведь речь уже шла не о внезапном захвате врага, а о том, каким бы образом его напугать. Перуанцы их уже ждали, и как только противники оказались на расстоянии выстрела, не замедлили обрушить на врагов настоящий свинцовый залп. Даже в тумане были видны дым и пыль, закрывавшие горизонт непроницаемой пеленой, одновременно сея повсюду страх, исходящий от звука зовущих к атаке рожков, от боевого клича и от призыва к сражению. А завывания раненых и ржание вьючных животных вкупе с грохотом орудийных выстрелов ещё больше его усиливали. Вся земля была заминирована, но, несмотря на это, чилийцы продвигались только вперёд с диким криком на устах, мол, всех мы сейчас перережем. Северо дель Валье видел разлетающимися похожие части двух своих товарищей, которые ступили на детонатор, расположенный на расстоянии в несколько метров. Молодому человеку не удалось рассчитать, что следующий взрыв мог задеть и его. Для того чтобы думать, тогда не было и минутки, потому что гусары первыми прыгали во вражеские окопы, падали в ямы с изогнутыми ножами между зубов, будучи проткнутыми штыками, зверски зарезанными и умиравшими в потоках крови. Уцелевшие перуанцы отступали, а нападающие пустились штурмовать холмы, форсируя уступообразные линии защиты на косогорах. Не зная, каким образом следовало бы поступать, Северо дель Валье нашёл саблю в разорванной на клочки руке умирающего человека, после чего выстрелил в упор в затылок того, кто пытался сбежать. Ярость и ужас полностью им овладели, превратив его, как, впрочем, и всех остальных, в настоящего зверя. Вся униформа была уже разорвана и в крови, к тому же из рукава свисал кусок чьей-то кишки. Больше никто не слышал от этого человека ни криков, ни проклятий, он уже утратил всякий страх и даже собственную личность, превратившись в некую убийственную машину, что раздавала удары, не видя, куда те падали, и преследуя лишь одну-единственную цель – добраться до вершины холма.