Страница 10 из 13
— Так и есть!
— С семью или восемью сотнями воинов?
— О, их больше, — небрежно сказал он, — много больше! А сколько у тебя? Здесь сотни две? Да ещё тридцать пять в Дунхолме?
— Тридцать семь, — ответил я, просто назло ему.
— И под предводительством женщины!
— Эдит посильнее многих мужчин, — сказал я.
Я оставил Эдит, свою жену, во главе небольшого гарнизона, охранявшего Дунхолм. Ещё я оставил там Ситрика, на случай, если она забудет, с какого конца браться за меч.
— Думаю, ты скоро узнаешь, что ей не сравниться в свирепости с моими воинами, — улыбнулся Константин. — Мир бы очень тебе пригодился.
— У меня есть зять, — заметил я.
— А, грозный Сигтрюгр, у которого есть целых пять или шесть сотен воинов? Может, даже тысяча, если его поддержат южные ярлы, только я в этом сомневаюсь! И чтобы ярлы оставались на его стороне, Сигтрюгру приходится держать воинов у южных границ. Но как знать, на его ли они стороне?
Я ничего не сказал в ответ. Конечно, Константин прав. Возможно, Сигтрюгр и король Эофервика, даже называет себя королём Нортумбрии, но многим из самых могущественных датчан ещё только предстояло поклясться ему в верности. Они утверждали, что он уступил слишком много земель в обмен на мир с Этельфлед, хотя я подозревал, что сами они скорей сдались бы, чем стали сражаться в безнадёжной войне за спасение королевства Сигтрюгра.
— И не только ярлы, — Константин продолжил сыпать соль на рану, — я слышал, что западные саксы осмелели и поднимают шум.
— Сигтрюгр в мире с саксами, — сказал я.
Константин улыбнулся. Меня начинала бесить эта его улыбка.
— Я христианин, лорд Утред, и потому испытываю симпатию, даже любовь, к моим собратьям, королям-христианам. Мы — божьи помазанники, Его смиренные слуги, наш долг — принести учение Христа во все земли. Король Эдуард Уэссекский очень хотел бы, чтобы его запомнили как человека, что привел Нортумбрию, королевство язычников, под защиту христианского Уэссекса! А твой зять заключил мирный договор с Мерсией, не с Уэссексом. И многие западные саксы считают, что этот договор и не стоило заключать! Они говорят, что пора Нортумбрии войти в христианский мир. Разве ты этого не знал?
— Кое-кто из западных саксов хочет войны, — согласился я, — но не король Эдуард. Пока нет.
— Твой друг, олдермен Этельхельм, пытается убедить его в обратном.
— Этельхельм, — зло буркнул я, — вонючий кусок дерьма.
— Но христианский вонючий кусок дерьма, — отвечал Константин, — а значит, мой священный долг — поддерживать его, так?
— Значит, ты тоже вонючий кусок дерьма, — сказал я, и два шотландских воина, сопровождавшие Константина, заметно насторожились от моего тона. Кажется они не говорили по-английски, только на своём варварском языке. Один из них прорычал что-то невнятное.
Константин поднял руку, усмиряя своих людей.
— Разве я не прав? — спросил он меня.
Я неохотно кивнул. Олдермен Этельхельм, мой хитроумный враг, был самым могущественным из знати Уэссекса, а кроме того — тестем короля Эдуарда. Не секрет, что он хотел ускорить вторжение в Нортумбрию. Он хотел, чтобы его помнили, как человека, собравшего Инглаланд воедино, чей внук станет первым королём Инглаланда.
— Но Этельхельм, — сказал я, — не ведёт за собой войско западных саксов. Это — дело короля Эдуарда, а он моложе, и значит, может позволить себе подождать.
— Возможно, — ответил Константин, — возможно, —
он казался довольным, похоже, мне не всё было известно. Он перегнулся через стол, чтобы плеснуть ещё эля в мою кружку, —
давай поговорим о чём-нибудь другом, — сказал он, — давай поговорим о римлянах.
— О римлянах? — удивлённо переспросил я.
— Римляне, — горячо сказал он, — какой великий народ! Нам нужно благодарить их за то, что они принесли в Британию благословенное христианство. У них были философы, учёные, историки и теологи. Неплохо бы и нам у них поучиться. Мудрость древних, лорд Утред, должна освещать наши дни! Разве ты не согласен? — Он подождал моего ответа, но я молчал. — И эти мудрые римляне, — продолжил Константин, — решили, что границей между Шотландией и землями саксов должна стать эта стена.
Он взглянул мне в глаза, и, могу сказать, его всё это забавляло, хоть лицо его и оставалось серьёзным.
— Я слышал, что дальше, на севере, есть еще одна римская стена.
— Ров, — пренебрежительно протянул он, — разрушенный ров. А эта стена, — он махнул рукой в сторону стены, которую было видно через окно, — устояла. Я думал об этом, молился и понял, что стена должна стать чертой, разделяющей два наших народа. Всё, что севернее, станет Шотландией, а всё, что южнее, может принадлежать саксам, Инглаланду. Теперь не будет больше споров, где проходит граница, каждый сможет увидеть её, чётко обозначенную этой великой каменной стеной, идущей через весь остров! Это, конечно, не остановит наших людей от набегов и угона скота, но будет им мешать! Итак, ты понял? Я — миротворец! — Он ослепительно улыбнулся. — Я предложил это королю Эдуарду.
— Эдуард не правит Нортумбрией.
— Так будет.
— И Беббанбург — мой.
— Он никогда твоим не был, — отрезал Константин. — Он принадлежал твоему отцу, а теперь принадлежит двоюродному брату. — Неожиданно он щёлкнул пальцами, словно вспомнил о чём-то. — Это ты отравил его сына?
— Конечно, нет!
Он улыбнулся.
— Если это сделал ты — отлично.
— Я этого не делал, — рассердился я.
Мы захватили сына моего кузена, еще мальчишку, и я велел Осферту, одному из моих доверенных людей, присматривать за ним и его матерью, которую взял в плен вместе с сыном. Год назад оба, и мать и сын, умерли от болезни, и конечно же, пошли слухи, что это я их отравил.
— Он умер от лихорадки, — сказал я, — как и тысячи других в Уэссексе.
— Ну конечно, я тебе верю, — небрежно согласился Константин, — но твоему двоюродному брату теперь нужна жена.
Я пожал плечами.
— Какая-нибудь несчастная женщина выйдет за него.
— У меня есть дочь, — задумчиво продолжил Константин, может, мне следует предложить её?
— Это станет меньшей ценой, чем та, что ты заплатишь, пытаясь взять его бастионы.
— Думаешь, я боюсь стен Беббанбурга?
— А стоит бояться, — ответил я.
— Ты же сам собирался прорваться через эти укрепления, — ответил Константин, и его голосе больше не слышалось веселье, — думаешь, я хуже или слабее тебя?
— Значит, вот каков твой мир, — с горечью произнес я, — это нападение.
— Да, — резко ответил он, — это так. Но мы просто переносим границы назад, туда, где их столь мудро прочертили римляне. — Он помолчал, наслаждаясь моей растерянностью, а потом продолжил: — Беббанбург и все его земли — мои, лорд Утред.
— Пока я жив — нет.
— Это что здесь, муха жужжит? — спросил он. — Мне послышалось, или это ты что-то сказал?
Я посмотрел ему в глаза.
— Видишь священника вон там? — я кивнул в сторону отца Эадига.
Константин озадаченно кивнул в ответ.
— Я приятно удивлён, что в твоём окружении есть священник.
— Священник, разрушивший твои планы, король, — сказал я.
— Мои планы?
— Твои люди убили его охрану, но отец Эадиг спасся. Если бы он не добрался до меня, я до сих пор торчал бы у Этгефрин.
— Даже не знаю, где это, — небрежно бросил Константин.
— Твои лазутчики уже больше недели следили за холмом, — сказал я, внезапно сообразив, кем были те таинственные и искусные наблюдатели, —
Константин слегка кивнул, признавая, что нас и впрямь преследовали его люди. — И ты напал бы на меня там, — продолжил я, — иначе почему ты здесь, а не в Беббанбурге? Ты хотел меня уничтожить, но теперь, когда я за каменными стенами, это будет гораздо труднее.
Это была правда. Если бы Константин захватил меня в поле, его войско изрубило бы моих людей на куски, но если он попытается штурмовать стены Вилбирига, ему придётся заплатить высокую цену.
Кажется, сказанная мной правда только позабавила его.