Страница 6 из 8
Но его еще промучили минуты две. Вдруг дверь отворилась, и, скользя, влетел адвокат.
Он был взлохмачен, потен. Он теребил левую манжету, и глаза у него кружились.
-- Запонку потерял (*5), -- воскликнул он, быстро, как пес, дыша. -- Задел обо что.. должно быть... когда с милой Эммочкой... шалунья всегда... за фалды... всякий раз как зайду... я, главное, слышал, как кто-то... но не обратил... смотрите, цепочка очевидно... очень дорожил... ну, ничего не поделаешь... может быть еще... я обещал всем сторожам... а досадно...
-- Глупая, сонная ошибка, -- тихо сказал Цинциннат. -- Я превратно истолковал суету. Это вредно для сердца.
-- Да нет, спасибо, пустяки, -- рассеянно пробормотал адвокат. При этом он глазами так и рыскал по углам камеры. Видно было, что его огорчала потеря дорогой вещицы. Это видно было. Потеря вещицы огорчала его. Вещица была дорогая. Он был огорчен потерей вещицы.
Цинциннат с легким стоном лег обратно в постель. Тот сел у него в ногах.
-- Я к вам шел, -- сказал адвокат, -- такой бодрый, веселый... Но теперь меня расстроил этот пустяк, -- ибо в конце концов это же пустяк, согласитесь, -- есть вещи поважнее. Ну, как вы себя чувствуете?
-- Склонным к откровенной беседе, -- прикрыв глаза, отвечал Цинциннат. -- Хочу поделиться с вами некоторыми своими умозаключениями. Я окружен какими-то убогими призраками, а не людьми. Меня они терзают, как могут терзать только бессмысленные видения, дурные сны, отбросы бреда, шваль кошмаров -- и все то, что сходит у нас за жизнь. В теории -хотелось бы проснуться. Но проснуться я не могу без посторонней помощи, а этой помощи безумно боюсь, да и душа моя обленилась, привыкла к своим тесным пеленам. Из всех призраков, окружающих меня, вы, Роман Виссарионович, самый, кажется, убогий, но, с другой стороны, -- по вашему логическому положению в нашем выдуманном быту, -- вы являетесь в некотором роде советником, заступником...
-- К вашим услугам, -- сказал адвокат, радуясь, что Цинциннат наконец разговорился.
-- Вот я и хочу вас спросить: на чем основан отказ сообщить мне точный день казни? Погодите, -- я еще не кончил. Так называемый директор отлынивает от прямого ответа, ссылается на то, что... -- Погодите же! Я хочу знать, во-первых: от кого зависит назначение дня. Я хочу знать, во-вторых: как добиться толку от этого учреждения, или лица, или собрания лиц...
Адвокат, который только что порывался говорить, теперь почему-то молчал. Его крашенное лицо с синими бровями и длинной заячьей губой не выражало особого движения мысли.
-- Оставьте манжету, -- сказал Цинциннат, -- и попробуйте сосредоточиться.
Роман Виссарионович порывисто переменил положение тела и сцепил беспокойные пальцы. Он проговорил жалобным голосом:
-- Вот за этот тон...
-- Меня и казнят, -- сказал Цинциннат, -- знаю. Дальше!
-- Давайте переменим разговор, умоляю вас, -- воскликнул Роман Виссарионович. -- Почему вы не можете остаться хоть теперь в рамках дозволенного? Право же, это ужасно, это свыше моих сил. Я к вам зашел, просто чтобы спросить вас, нет ли у вас каких-либо законных желаний... например (тут у него лицо оживилось), вы, может, желали бы иметь в печатном виде речи, произнесенные на суде? В случае такового желания, вы обязаны в кратчайший срок подать соответствующее прошение, которое мы оба с вами сейчас вместе и составили бы, -- с подробно мотивированным указанием, сколько именно экземпляров речей требуется вам, и для какой цели. У меня есть как раз свободный часок, давайте, ах, давайте этим займемся, прошу вас! Я даже специальный конверт заготовил.
-- Курьеза ради... -- проговорил Цинциннат, -- но прежде... Неужто же и вправду нельзя добиться ответа?
-- Специальный конверт, -- повторил адвокат, соблазняя.
-- Хорошо, дайте его сюда, -- сказал Цинциннат и разорвал толстый, с начинкой, конверт на завивающиеся клочки.
-- Это вы напрасно, -- едва не плача, вскричал адвокат. -Это очень напрасно. Вы даже не понимаете, что вы сделали. Может, там находился приказ о помиловании. Второго не достать!
Цинциннат поднял горсть клочков, попробовал составить хотя бы одно связное предложение, но все было спутано, искажено, разъято.
-- Вот вы всегда так, -- подвывал адвокат, держа себя за виски и шагая по камере. -- Может, спасение ваше было в ваших же руках, а вы его... Ужасно! Ну, что мне с вами делать? Теперь пиши пропало... А я-то -- такой довольный... Так подготовлял вас...
-- Можно? -- растянутым в ширину голосом спросил директор, приоткрыв дверь. -- Я вам не помешаю?
-- Просим, Родриг Иванович, просим, -- сказал адвокат, -просим, Родриг Иванович, дорогой. Только не очень-то у нас весело...
-- Ну, а нонче как наш симпатичный смертник, -- пошутил элегантный, представительный директор, пожимая в своих мясистых лиловых лапах маленькую холодную руку Цинцинната. -- Все хорошо? Ничего не болит? Все болтаете с нашим неутомимым Романом Виссарионовичем? Да, кстати, голубчик Роман Виссарионович... могу вас порадовать, -- озорница моя только что нашла на лестнице вашу запонку. La voici [*]. Это ведь французское золото, не правда ли? Весьма изящно. Комплиментов я обычно не делаю, но должен сказать...
---------------------------------------------------------
[*] Вот она (франц.).
---------------------------------------------------------
Оба отошли в угол, делая вид, что разглядывают прелестную штучку, обсуждают ее историю, ценность, удивляются. Цинциннат воспользовался этим, чтобы достать из-под койки -- и с тоненьким бисерным звуком, под конец с запинками -
-- Да, большой вкус, большой вкус, -- повторял директор, -- возвращаясь из угла под руку с адвокатом. Вы, значит, здоровы, молодой человек, -- бессмысленно обратился он к Цинциннату, влезавшему обратно в постель. -- Но капризничать все-таки не следует. Публика -- и все мы, как представители публики, хотим вашего блага, это, кажется, ясно. Мы даже готовы пойти навстречу вам в смысле облегчения одиночества. На днях в одной из наших литерных камер поселится новый арестант. Познакомитесь, это вас развлечет.
-- На днях? -- переспросил Цинциннат. -- Значит, дней-то будет еще несколько?
-- Нет, каков, -- засмеялся директор, -- все ему нужно знать. А, Роман Виссарионович?
-- Ох, друг мой, и не говорите, -- вздохнул адвокат.