Страница 4 из 20
оседающей на краях раковины. Казалось бы, такая умиротворяющая картина! А любящее родительское
сердце уже в тревоге выискивает острые углы ванной комнаты, которые могут стать причиной трагедии,
если ребенок вдруг оступится. Мысли о финале жизни следуют за нами неотступно, когда мы становимся
родителями, серьезно больны и на склоне лет. Ни одному человеку еще не удалось избежать смерти. Но я
мог бы стать первым!
Я молчал, не зная, что ответить этой милой девушке. Ее глаза обдавали таким холодом, что я
предпочел опустить свой взгляд на теплую чашку чая, которая покоилась в ее правой руке. Она терпеливо
ждала, вызывающе прищурив глаза. Наконец, когда затянувшаяся пауза уже стала беспокоить нашего
оператора, он судорожно знаками показал Кэрол, что время идет и готов прекратить съемку, если она
подаст знак.
– Так далеко в своих умозаключениях я еще не заходил. Но вы правы, Кэрол, – тихо произнес я. —
Мы живем в таком жестоком мире, где, казалось бы, благое начинание может обернуться против нас же
самих. Вы еще очень молоды и вряд ли всерьез задумывались о смерти, а у моего изголовья она стояла уже
дважды. И боюсь, наша третья встреча с ней станет финальной. Это неприятное холодящее чувство страха и
беспомощности не пожелаю пережить никому. Даже ради будущего всего человечества я не откажусь от
возможности жить! Уж простите меня, но я совсем не герой! Однако могу вас успокоить: даже богачи не
смогут жить вечно. Сколько жизней может выдержать человеческий мозг? Две, максимум три. Однажды и
его клетки износятся и не смогут качественно выполнять возложенные на них функции.
– Бывали случаи, что и очень богатые люди теряли все свое состояние, а их близкие были
вынуждены приспосабливаться к новым условиям, – продолжала взывать к моей совести журналистка. —
Например, разорится банк или начнется война! Не окажутся ли и члены вашей семьи однажды кандидатами
5
в доноры?
– Если начнется война, то и без моих родных будет достаточно доноров! – раздраженно огрызнулся
я, давая понять этой выскочке, что ей не удастся достучаться до моей совести.
Я уже начинал жалеть, что согласился на это чертово интервью. Одна только мысль, что жизнь моих
детей или внучки может подвергнуться опасности, приводила меня в стойку очковой кобры с открытым
капюшоном, готовой броситься на источник угрозы.
Журналистка нервно улыбнулась. От возникшей поначалу между нами симпатии не осталось и следа.
Мы оказались по разные стороны баррикад. Я – способный купить всё и всех богач. Она – обреченная на
участь донора для таких как я.
Обдав меня ледяным взглядом с дежурной улыбкой на лице, Кэрол задала свой следующий вопрос:
– А как ваши близкие отнеслись к такому непростому решению?
– Сын будет здесь с минуты на минуту, и, возможно, сам ответит на этот вопрос. Мы очень близки с
Джимом, я бы даже сказал, что ближе его у меня никого нет. Он с самого начала знал всё о проводимых
исследованиях, понял и полностью поддержал мое стремление создать лабораторию, хотя и отговаривает
от операции. Сын считает, что на данном этапе риск слишком высок и нужно продолжать эксперимент. А
дочь сейчас переживает новую влюбленность где-то на Сейшелах. Для меня она по-прежнему остается
маленькой девочкой, поэтому я пока не стал ее волновать и посвящать в свои планы.
Дочь – точная копия своей матери. Красивая, ветреная и, как ни прискорбно это осознавать, глупая и
легкомысленная. Она словно кошка, может быть ласковой, если хочет что-то получить от хозяина, но без
раздумий выпускает когти, если не в духе. Джес обладает лихорадочно-экзальтированным характером,
требующим постоянных наслаждений. Ее интересуют только модные вещи, драгоценности, мужчины и
различного рода реалити-шоу, которые она обсуждает с подругами по телефону по несколько часов подряд.
Она постоянно в кого-то влюблена, но даже я, имея феноменальную память, не успеваю запомнить имя ее
бойфренда на текущий отрезок времени.
Джесика родилась, когда мне было уже сорок восемь лет, и я наслаждался столь поздним отцовством
как подарком судьбы. Сразу после окончания школы дочь перебралась жить на Манхэттен. Звонила очень
редко. Каждый ее телефонный звонок начинался с непрерывного щебетания о том, как она меня любит и
скучает, а заканчивался просьбой внепланово пополнить баланс ее кредитной карты. Она никогда не
интересовалась моим здоровьем. В Нью-Йорке Джесика чудом закончила Джульярдскую школу актерского
мастерства, но как актриса оказалась невостребована, и тогда дочь решила стать звездой светской хроники,
с чем и по сей день великолепно справляется. Я пытался привлечь ее к делам корпорации, но все попытки
поговорить об этом заканчивались слезами и упреками в том, что я хочу заставить ее работать, поскольку
мне в тягость ее содержание. С юных лет последней точкой во всех наших спорах был ее шантаж, что в
противном случае она переедет жить к матери. Поэтому, опасаясь дурного влияния бывшей жены, я был
вынужден уступать наследнице во всем. Я поздно понял, что безделье входит в нее постепенно, как
болезнь, и избавиться от него спустя годы будет уже просто невозможно. Сам того не желая, я вырастил из
нее потребителя, и винить в этом мог лишь самого себя.
– Вы допускаете, что после операции можете стать неполноценным человеком в плане здоровья? —
осторожно поинтересовалась журналистка уже более мягким тоном.
– Да. Вы, Кэрол, сейчас озвучили мой кошмарный сон. Я стараюсь гнать от себя прочь подобные
мысли. Уж лучше умереть, чем жить как овощ. Если такое все же произойдет, я попросил Джима не мучить
меня. Думаю, он сможет справиться со своими чувствами и отпустить меня, ведь перед ним будет тело уже
не отца, а постороннего для него человека.
Говорить о возможной ущербности не было желания, и, поерзав в кресле, я пробурчал:
– Какой там у вас следующий вопрос?
Кэрол понимающе кивнула:
– А следующий вопрос о ваших родителях. Какими они были?
Я закрыл глаза, возвращая свою память в тридцатые годы прошлого века. Мой голос наполнился
теплом от нахлынувших воспоминаний. И я, не спеша, с расстановкой, начал восстанавливать хронологию
событий, послуживших причиной моего появления на свет:
– Отца звали Джон. Невысокий коренастый весельчак с ежиком густых черных волос, покрытых
равномерными вкраплениями седины. От близоруко прищуренных глаз лучиками отходило множество
мелких морщинок. Голос был густой, басовитый. Занимаясь ремонтом машин, отец обычно напевал что-
нибудь себе под нос. Помню его хорошо, хоть мне и было всего четыре года, когда он погиб. Знаете, Кэрол, я
всех людей по внешности и повадкам ассоциирую с представителями животного мира. Так вот, мой отец
был типичный енот-полоскун. Только не смейтесь! Разрез глаз и форма бровей придавали ему внешнее
сходство с этим зверем. Суетливый и жизнестойкий. Его руки были постоянно заняты каким-то делом, будь
то деревянный свисток для меня, который он мастерски вырезал ножом, или же ремонт обуви любого из
членов семьи.
6
Журналистка улыбалась. Нам вроде удалось восстановить статус-кво. Враждебность исчезла с ее
милого личика, и она слушала меня, накручивая на палец прядь длинных волос. Оператор почти всё время
снимал крупным планом мое лицо и практически не поворачивался к Кэрол, что давало ей возможность
держаться расслабленно, чего уж точно нельзя было сказать обо мне.
– А с каким животным вы бы сравнили меня? – в ожидании комплимента лукаво улыбнулась
девушка, снова продемонстрировав двух чертиков в голубых глазах.
– Еще не определился. Если брать в расчет только внешние данные, то вы напоминаете мне