Проклятие Митридата

Попрощавшись с хозяином, Иван двинулся к машине, где его уже ожидал кареглазый, подстриженный «под бокс» крепыш.

– Будем знакомы, Виктор, – протянул он руку.

– Очень приятно, Иван, – в свою очередь представился Черепанов.

– Давайте ключи от автомобиля и назовите адрес, куда ехать. Теперь я ваш личный помощник и нахожусь в вашем распоряжении в любое время суток, – подчеркнул Виктор и по-хозяйски сел на водительское место.

Уверенно, будто свою личную, он завел машину и повез Ивана домой. В зеркале заднего вида Черепанов заметил, что их сопровождает большой черный «ровер». Это был джип корпорации Белякова. Видимо, дело принимало серьезный оборот.

Несмотря на опасность, Иван даже был рад этой наступавшей в его жизни беспокойной адреналиновой полосе, которая заставляла сердце биться чаще и напрягала мышцы. Как себя ни обманывай, а все же это была его стихия.

Глава 8

Исчезновение царевича

134-63 до н. э.

– Для тебя, царевич, привели поистине царского жеребца. Усмири его! Только ты способен на это.

Конюх вел под уздцы черного, как вороново крыло, коня.

Тот, поднимая копытами пыль, не желал поддаваться человеческой воле. Его забрали из дикого табуна, только что пригнанного воинами для приручения. Это был вожак. Мощная грудь, массивный круп и бешеные глаза выделяли его среди других лошадей. Сильный, он никак не хотел смириться с потерей свободы.

Юный царевич Митридат также выделялся среди своих сверстников крепостью тела и силой духа. Не раз и не два вместе с другими юношами из знатных семей, отданными в обучение, он ходил на охоту. Тут не имело значение происхождение. Юноши состязались в искусстве стрельбы из лука и количестве охотничьих трофеев. Воспитатели прилагали все возможные усилия, чтобы их питомцы прошли сквозь горнило суровых испытаний. Им приходилось месяцами ходить по горам, ночевать среди кустарника на циновках, питаться тем, что добывали, а ключевую воду почитать как дар богов.

Много раз Митридат (наследников часто называли именем отца) побеждал в этих состязаниях. О его способностях Лаодике регулярно докладывал наставник Тичон. После смерти Эвергета, вызывавшей большие подозрения в своей естественности, она пристально следила за становлением сыновей. Младший, Митридат Хрест, всегда был при ней, его растили самые преданные кормилицы и учили лучшие учителя. Старший же, Митридат Евпатор Дионис (такое прозвище он получил за то, что, как бог Дионис, уцелел при ударе молнии в его колыбель), обычно находился в горах. Такое воспитание наследник принимал как должное, ведь быть воином – это истинное призвание мужчины. Так учил его покойный отец.

Сомнения в том, что его семья – оплот любви и справедливости, настигли мальчика в весьма юном возрасте. Когда на царских похоронах жрецы за его спиной шептались, что невозможно покинуть мир в расцвете сил так быстро, он спросил мать: «Почему от нас ушел отец?». Ответ был жестким: «О нашей судьбе знают только боги, и тебе, Митридат, не пристало думать об этом. Прими все как есть». Но царевич не хотел мириться с этим.

Эвергет умер не по своей воле – он был отравлен. К такому выводу пришел после похорон Клеарх – один из преданнейших воинов покойного царя. Из всех, кто мог быть причастен к его смерти, наиболее вероятным организатором отравления, а возможно, и его исполнителем была Лаодика.

Клеарх еще сомневался, глядя на нее в траурном облачении. Полные слез глаза и прижатые к груди сомкнутые руки подчеркивали страдания царицы. Однако вскоре эта женщина сбросила маску несчастной вдовы и, вступив на трон, продемонстрировала свой жестокий характер. Достигшая зрелой красоты, она, очевидно, стремилась утвердиться и выйти из тени покойного мужа. Это раньше, прежде чем ступить, Лаодика спрашивала разрешения войти. Теперь же все было иначе.

Казни некоторых ее обидчиков заставили многих воинов задуматься о своей судьбе. В свое время они недооценили ее природную красоту, отказав ей в похоти, – так казалось царице. На самом же деле подобный шаг был для них невозможен – это означало предать повелителя. Само собой, задумались и отдельные жрецы, которые, выпивая лишку вина, опрометчиво высказывались о полном отсутствии рациональности в женском уме, даже если он царский. Большинство из них предпочли отправиться в странствия. В отдалении от этой женщины было все же спокойнее.

Клеарх не менее других был встревожен происходившими событиями. Из тех, кто знал о пророчестве, осталось только двое – он и Лаодика. «Царевич подчинит себе многие земли и в мощи своей будет сильнее отца», – гласило предсказание пифии. Но что же в таком случае будет с ней, Лаодикой? Смирится ли она со своей второстепенной ролью, после того как познала вкус власти? Клеарх знавал таких людей, и эта женщина не была исключением.

По мере взросления Митридата мать все больше и больше от него отдалялась. И Клеарх напросился присматривать за мальчиком, быть ему наставником. Благодаря этому он всегда находился рядом с царевичем и мог внимательно наблюдать за происходящим. В нем все сильнее крепли подозрения, что «школа мужества», которую положено было пройти наследнику, имела мало общего с воспитанием будущего воина. Сделав такой вывод, Клеарх стал тайно давать царевичу противоядие. Митридат верил этому человеку как самому себе и раз в месяц принимал снадобье. Постепенно увеличивая дозу, наставник хотел одного: чтобы наследника не постигла судьба его отца. Но появились и другие опасности – фантазия Лаодики оказалась поистине неисчерпаемой…

– Давай, царевич, ты же будущий великий воин! – неистовствовала толпа зевак, требуя от Митридата покорить дикое животное.

Мальчик не знал, что ему делать. Почуяв это, конь стал безудержным. Его ноздри расширились, он фыркал и нервно гарцевал, готовый лягнуть любого, кто к нему приблизится.

Митридат подошел к жеребцу и положил ему на холку руку. «Ну же, успокойся… Стоять!» – мысленно приказал он, и конь, ощутив внутреннюю силу юноши, постепенно затих.

Не отрывая руки, Митридат обошел строптивого вожака сбоку и, резко оттолкнувшись от земли, вскочил на него. Необъезженный жеребец тотчас встал на дыбы, пытаясь сбросить наездника. Но мальчик всем телом прижался к нему и обхватил шею так, словно у него были не руки, а настоящие клещи. Зеваки разбежались в разные стороны, а взбесившееся животное, еще раз неудачно взбрыкнув, увидело перед собой путь к свободе и рвануло так, что конюх, державший его на аркане, неожиданно оказался под копытами. Удар пришелся по ребрам, что-то хрустнуло. Бедняга лежал на земле, корчась от боли и широко раскрыв рот. Его крик был беззвучен, а гримаса на лице страшна.

На следующий день старший из наставников Тичон прибыл в резиденцию царицы с докладом о случившемся.

Увидев Лаодику, он пал ниц:

– Повелительница, моей вине нет оправдания. Как вы и велели, мы испытали царевича. Жеребец оказался небывалой мощи. Не всякому опытному воину под силу совладать с таким, а для юноши – задача непосильная.

– Встань, Тичон! – приказала Лаодика, раздраженная его раболепием и страхом.

«Не жить мне, не жить!» – крутилась в голове дрожащего наставника одна и та же мысль.

Не глядя царице в глаза, Тичон продолжил:

– Конь понес… Правда! Правда!.. Да так, будто обладал силой вулкана. Воистину бешеное животное. Конюх, и тот не удержал, и был растоптан копытами.

– Это ему по заслугам, – привычно жестко заметила царица. – Он мне давно не нравился.

Тичон ощутил, как по позвоночнику, оставляя после себя холодный след, поползла капля пота.

Лаодика замолчала, но Тичон не осмеливался подать голос без ее разрешения. И только когда она сделала знак рукой, заговорил:

– Наследника мы искали днем и ночью. Шли по его следам, пока земля не стала каменистой. Похоже, до этого места юноша держался на коне, а дальше… Там, на холмах, след потерялся окончательно, – голос Тичона предательски задрожал. Ему предстояло сказать самое главное. Но как? Собравшись с духом, он выдохнул: – О судьбе царевича мне ничего не известно.