Страница 147 из 308
В середине 1960-х гг. развернулась дискуссия о понимании пуританизма и связи пуританизма с наукой между К. Хиллом и X. Ф. Кирни, по мнению которого работы Хилла ограничивают феномен пуританизма 1590–1640 гг., что и дало возможность придать определенное единство пуританизму в интерпретации Хилла. Из определения пуританизма Хиллом исключалось пресвитерианское «классное движение» 1570–80 гг., явно носившее клерикальный характер, поскольку вдохновлялось духовенством, что и давало возможность говорить о привлекательности пуританизма для «трудолюбивых людей», то есть формирующейся буржуазии, но пуритан из церковных кругов, как писал Кирни, вряд ли можно назвать «трудолюбивыми людьми». В итоге, как считал Кирни, у Хилла получалось не объяснение религиозного содержания пуританизма экономическими причинами, а элиминация его религиозного содержания, и пуританизм превращался в нечто более однородное, но такое определение отдалялось от его понимания{1606}.
Кирни считал, что с 1560-х гг. и далее преобладающее влияние на пуританизм оказывал кальвинизм. Он находит в пуританизме и клерикальные, и зарождающиеся антиклерикальные мотивы, и стремление к знанию, и оппозицию к учености и академизму. Среди пуритан были пресвитериане, индепенденты, лица с милленаристскими наклонностями. По его словам, «пуританизм больше напоминает неопределённый набор не всегда последовательных утверждений, чем точное, недвусмысленное понятие… Если нужно иметь определение, я определил бы пуританизм как растущий круг недовольства внутри и вне установленной церкви, возникший в 1560-е гг. и продолжавший развиваться. Он простирался от академического пуританизма Картрайта и Гринхэма до народных вульгарных высказываний в трактатах Мартина Марпрелата, которые в образованных кругах осуждались. Общим для всех пуритан было стремление к тому, чтобы церковь была избавлена от внешних и несущественных деталей, отличались же пуритане между собой (и нельзя сказать, что различия среди их были незначительными) пониманием того, что именно является несущественным»{1607}.
Х.Ф. Кирни раскритиковал также понимание Хиллом связи пуританизма с научной деятельностью: в представлении Кирни, пуританизм отнюдь не был утилитарным по своей ориентации. Индуктивная наука XVII в. в лице Ф. Бэкона одной из своих главных задач ставила овладение человеком силами природы, а разве пуритане, спрашивает Кирни, планировали улучшение человеческой доли в этом мире? Такая прагматическая установка не согласовывалась с общим направлением мышления религиозно ориентированного человека. По мнению Кирни, обобщённое представление о пуританизме как о некой «революционной», «прогрессивной» силе, прямо связанной с выработкой характерного для нового времени индивидуалистического мироощущения, сказывавшегося во всех областях, от науки до политики, не выдерживает эмпирической проверки. Один из тезисов Хилла заключается в том, что формировавшаяся в XVI–XVII вв. группа «трудолюбивых людей» — купцов, предпринимателей, которая, на его взгляд, была больше всех подвержена влиянию пуританизма, активно поддерживала научную деятельность и оказывала помощь учёным. Но Х.Ф. Кирни, ссылаясь на работу Э.Г.Р. Тейлора «Математики-практики в Англии при Тюдорах и Стюартах» (Кембридж, 1954), обращает внимание, что число людей, постоянно занимавшихся математикой, в эту эпоху было крайне малым, составляя около 150 человек. Они нуждались в покровителях и. жили главным образом у землевладельцев из среды дворянства, выполняя при них некоторые практические работы, главным образом землемерные. Оказывали некоторую помощь учёным также крупные купеческие компании, но обычно на жёстких финансовых условиях. Поэтому мнение о том, что купцы и ремесленники в конце XVI — начале XVII вв. поддерживали науку, как считает Кирни — иллюзия, поскольку они в это время сами находились не в лучшем экономическом положении и часто боролись за собственное существование{1608}.
В работе «Интеллектуальные корни английской революции» (1962){1609} Хилл утверждал, что гражданская война в Англии происходила между «приверженцами разных школ в астрономии — между парламентариями-сторонниками гелиоцентрической системы и роялистами-сторонниками системы Птолемея». К. Хилл обращал также внимание на основание в 1596 г. в Лондоне учебного заведения, по его мнению, нового типа — Грешем Колледжа, который контролировали купцы и торговцы, а не духовенство, нацеливая организацию преподавания на приобретение практического знания.
Исследуя преподавательский состав Грешем Колледжа и его учебные программы, Кирни приходит к выводу, что он не был учебным заведением, отличным от университета. В нем университетское по характеру образование было сделано приспособленным к восприятию населением Лондона, и программы обучения включали не только математику, навигацию, но и риторику, богословие, гражданское право. В Грешем Колледже некоторые преподаватели имели священнический сан, как и в университетах, а в отношении религиозных настроений в этом учебном заведении они были, скорее, усреднённо протестантскими, чем пуританскими. Грешем Колледж выступает у Х.Ф. Кирни не новым образовательным учреждением, созданным в интересах поднимающегося капиталистического класса, а учебным заведением, в котором академическая университетская культура и образование были реорганизованы применительно к нуждам столицы с некоторым признанием важности практических потребностей в обучении{1610}.
Особые возражения у Кирни встречает утверждение Хилла о прямой связи пуританизма с наукой. Кирни считает, что пуританизм принес с начала XVII в. в религиозную жизнь, скорее, то, что называют «энтузиазмом», то есть религиозную взвинченность в мировоззрении. Пуританизм в этом смысле нашёл выражение во взглядах инденендентов с характерной для них ярой ненавистью к университетам, к использованию учёности в религиозных делах, и стремлением к простому стилю религиозных проповедей без использования ученых аллюзий и образов. Некоторые ученые XVI–XVII вв. имели связи в пуританских кругах, но, если обратиться к примеру ведущих ученых — У Гарвею, Р. Бойлю, И. Ньютону, то можно убедиться, что они принадлежали к совершенно иной традиции религиозной мысли, которую можно назвать латитудинаристской, широкой и умеренной. В религии они отводили больше места разуму, чем эмоциональному опыту.
Для пуритан был характерен и яростный анти-аристотелизм, так как философия Аристотеля отдавала предпочтение умозрительным видам знания над практическими. На формирование практических наклонностей в мировоззрении пуритан, считает Кирни, повлиял французский философ и логик Пьер Раме (1515–1572). Из аристотелевской логики он убрал все её черты, которые, по его мнению, были бесполезны в практической жизни. По оценке П. Лейка, рамистская логика была попыткой сконструировать систему, которая отражала бы «основные структуры человеческой рациональности»{1611}. Рамистскую логику высоко ценил известный пуританский богослов У Перкинс (1558–1602), другие авторитетные пуританские священники{1612}. Это направление не интересовалось развитием науки как самоценной познавательной деятельности ради внутринаучных целей. Неудивительно, что ученые этого толка скептически относились к возможности доказательства достоверности гелиоцентрической космологии. Эти прагматики рамистского толка в космологии становились на позиции Библии — её данных на этот счёт им было достаточно. Эту же позицию выразил Джон Мильтон в поэме «Потерянный рай» (1667): Кирни называет её «прагматической в самом вульгарном смысле этого слова», «обскурантистским утилитаризмом, враждебным всем исследованиям нерешённых проблем в изучении физического мира». В астрономии периода революции тоже не совсем ясно, на чьей стороне в космологической теории были сторонники парламента. Кирни считает, что библейски настроенные парламентарии были сторонниками того варианта компромисса в космологии между гелиоцентризмом и геоцентризмом, который был предложен датским астрономом Тихо Браге с тем, чтобы спасти буквальный смысл Библии{1613}.