Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 82

«Стоит отметить три следующих обстоятельства, — пишет Джин Дюнбабен. — Во-первых, [по условиям соглашений в Витербо] Карл немедленно получал законные права правителя Албании[146], которую из-за ее положения считал крайне важной для себя; кроме того, он также немедленно становился сюзереном Ахайи, еще одной территории, где у него имелись существенные интересы. С другой стороны, экспедиция в Константинополь должна была состояться лишь в будущем, к тому же в недостаточно определенном будущем, и только одна экспедиция. В договоре ничего не говорилось о том, что если [обещанным Карлом] двум тысячам рыцарей не удастся покорить Константинополь, то будет предпринята другая попытка. Кроме того, сам Карл мог бы стать императором лишь в том случае, если бы за успешным отвоеванием Константинополя последовала смерть Филиппа [де Куртенэ] без законных наследников. Если Карл, как предполагает Рансимен, действительно вынашивал мечту об императорской короне, то он повел себя с поразительной тупостью при заключении договора, который вел к этой цели»{294}. Тупостью Карл никогда не отличался, а вот политического опыта ему к 1267 году уже было не занимать. Так что, скорее всего, он действительно сосредоточился на целях, достижение которых было близким и реальным. Мираж над Босфором манил, но не так сильно, чтобы во имя него ставить на карту все.

Подготовка к походу на Константинополь началась вскоре после того, как на подписанных в Витербо документах высохли чернила. Однако, несмотря на административные усилия Карла, нещадно подгонявшего своих сановников и военачальников, быстро построить флот и собрать армию не получилось. Большую часть 1268 года король был занят отражением угрозы со стороны Конрадина. К лету 1270 года приготовления к отплытию были почти закончены, но тут Карлу пришлось перебросить эти силы совсем в другом направлении — в Тунис, чтобы помочь Людовику IX в его злополучном походе. На обратном пути из Туниса большая часть анжуйского флота была уничтожена бурей (см. главу IV). Все приходилось начинать сначала.

Между тем распри между католическими иерархами, разгоревшиеся после смерти Климента IV, имели политические последствия, которые совсем не радовали сицилийского короля. На собрании кардиналов-выборщиков в Витербо сразу после смерти папы сошлись 19 иерархов. Пятеро из них представляли Рим, еще четверо — Францию, остальные происходили из других регионов Италии и из иных европейских стран. Собравшиеся оказались расколоты между сторонниками избрания очередного французского (или профранцузского) папы и теми, кто хотел видеть на престоле св. Петра итальянца — или по крайней мере папу, способного вывести церковь из-под влияния Франции, чрезмерно усилившегося при двух предыдущих понтификах. Победа Карла Анжуйского над Конрадином, фактически сделавшая сицилийского короля повелителем большей части Италии, придавала аргументам этой партии особую весомость: противники Карла выглядели в этих условиях как сторонники независимости церкви от светских государей. На эти политические соображения накладывались личные антипатии кардиналов и соперничество влиятельных родов Орсини и Анибальди, каждый из которых был представлен на конклаве тремя кардиналами{295}.

По мере того как конклав затягивался, конфликт между гвельфами и гибеллинами вновь вышел на поверхность. Карл понял, что следует ускорить ход выборов папы, пока баланс сил в Италии не изменился окончательно не в его пользу. Хотя в течение 1270 года королю удалось переманить на свою сторону часть противников, главной цели — избрания нового папы, благожелательно настроенного к Карлу, — добиться не удавалось. «Нерадивостью» кардиналов были возмущены и власти Витербо, которые в конце концов пошли на беспрецедентный шаг: члены конклава[147] были заперты в замке, где проходили заседания, а крышу здания частично разобрали, чтобы дождь и ветер заставили иерархов церкви быть расторопнее. Вдобавок кардиналов стали плохо кормить, едва ли не посадив на хлеб и воду. Двое из них умерли, не дожив до избрания папы. Слухи о том, кто именно стоял за этими решениями, ходили самые разные; некоторые историки указывают{296}на Карла Анжуйского, которого в таком случае можно считать «изобретателем» обычая изолировать кардиналов, избирающих папу.

В марте 1271 года произошло событие, которое испортило репутацию Карла (и без того весьма неоднозначную после казни Конрадина), хотя в данном случае он, судя по всему, не нес за случившееся никакой вины. Как сообщают летописи (в частности, «Хроника» англичанина Томаса Уайкса{297}), в момент, когда в Витербо находились как Карл I, так и Филипп III Французский, возвращавшийся из тунисского похода, в церкви Сан-Бьяджо было совершено жестокое убийство. Члены свиты короля Карла, Ги и Симон де Монфоры, напали прямо во время молитвы на Генриха Корнуэльского, который приходился племянником Генриху III Английскому, и несколькими ударами мечей убили его. Это был акт мести: в 1265 году Генрих участвовал на стороне короля в битве при Ившеме, в которой войско английских баронов, восставших против короны под предводительством Симона де Монфора-старшего, отца братьев, было разгромлено, а сам он убит, причем после битвы победители надругались над его телом.

Вот как, по сообщению одного из хронистов, отомстили Генриху сыновья де Монфора: «…У графа Ги был при себе отряд вооруженных всадников и пехотинцев, и он не удовольствовался совершением убийства… Он схватил Генриха за волосы и потащил его, мертвого, прежестоко прочь из церкви; а потом, совершив упомянутое святотатство и человекоубийство, уехал из Витербо и достиг целый и невредимый Мареммы на земле графа Россо, отца его жены… По этой причине Эдуард[148], став королем, никогда не проявлял дружественности ни к королю Карлу, ни к его подданным»{298}. Не исключено, что весть о громком преступлении, совершенном буквально в паре шагов от них, дошла и до запертых в епископском дворце участников конклава — и это вряд ли сделало Карла более популярным в их глазах, а значит, снизило шансы на избрание папой прелата, дружественного сицилийскому королю.

Лишь к концу лета 1271 года кардиналам удалось наконец найти приемлемую кандидатуру. Папой был избран Теобальдо Висконти, архидьякон Льежский, находившийся в тот момент на Ближнем Востоке, где он сопровождал в не слишком результативном крестовом походе[149] английского принца Эдуарда, будущего Эдуарда I. Висконти, принявший имя Григория X, до избрания папой не был кардиналом, но пользовался достаточно широкой известностью в церковных кругах. Он обладал немалым для своего времени кругозором, много путешествовал и большую часть жизни провел вне Италии. Это делало его компромиссной фигурой, не связанной ни с гвельфской, ни с гибеллинской партией. Кроме того, побывав на Востоке, новый понтифик проникся крестоносным духом, мечтая о восстановлении позиций христиан в Святой земле и возвращении Иерусалима. По мнению Григория X, для достижения этой цели следовало преодолеть раскол между латинянами и греками, восстановив единство христианской церкви. Это не сулило ничего хорошего Карлу Анжуйскому с его антивизантийскими устремлениями. Правда, первое свидание между папой и королем, который прибыл поприветствовать Григория X в январе 1272 года, сразу по его прибытии в Италию, было вполне дружелюбным. Но вскоре Карл смог убедиться, что новый папа — весьма крепкий орешек.

146





Это подразумевалось из вышеприведенного списка положений договора.

147

Собственно, о конклаве (лат. cum clave — «с ключом» или «под ключом») как о собрании кардиналов, изолированных от внешнего мира до тех пор, пока они не наберут нового папу, можно говорить только с этого времени. До 1270 г. (и еще несколько раз после этого) свобода кардиналов-выборщиков никак не ограничивалась. С начала XIV в. конклав стал официальной частью механизма избрания главы римско-католической церкви.

148

Эдуард I Английский, сын Генриха III, ставший вскоре мосле описываемых событий королем.

149

Этот поход (1271–1272) иногда называют Девятым, хотя он являлся непосредственным продолжением Восьмого — тунисского. Принц Эдуард, недовольный тем, что не успел принять активного участия в боевых действиях в Тунисе (он прибыл слишком поздно), отплыл оттуда в Святую землю, где провел непродолжительную боевую кампанию против мамслюкской армии султана Бейбарса. Решающей победы не добилась ни одна из сторон. Этот поход был последним крупным наступательным предприятием европейцев па Ближнем Востоке в эпоху крестовых походов.