Памятные встречи

В котловине между барханами видны песчанки. Они привстали на задние ноги и вытянулись столбиками. Один зверек прижал передние ноги к туловищу и, вздрагивая полным животиком, запищал мелодично и отрывисто. К нему присоединился другой, но запел тоном выше, третий взял еще более высокую ноту. Здесь, в барханах, песчанок было мало, и всюду виднелись пустующие норы. Зверьки, видимо, вымирали.

У моего спутника — школьника Коли — зоркие глаза, и он очень помогает мне в поисках насекомых. Вот и сейчас я ни за что не заметил бы на ходу крохотные шевелящиеся точки у выхода старой норы песчанки. Склонился над норой с лупой в руках, и вдруг будто кто-то бросил мне в лицо горсть песчинок. С неприязнью отпрянул, как только разглядел, что это блохи. Но, чтобы все-таки рассмотреть как следует это сборище, надел на бинокль дополнительную лупку. Теперь можно вести наблюдение с большого расстояния. Коля устраивается подальше от блошиной норы, что-то бормочет и все время почесывается.

— Что с тобой? — спрашиваю я.

— Наверное, блохи забрались и кусают! — ворчит Коля.

Что может быть интересного в этих отвратительных паразитах! Другое дело мчаться с сачком за невиданной бабочкой или, затаив дыхание, на цыпочках приближаться к поющему сверчку, следить, как оса-помпилла охотится на пауков, или, на худой конец, разрывать лопатой муравейник — все лучше, чем разглядывать этих гнусных кровопийц.

Пока примерно в таком духе рассуждает Коля и, почесываясь, все дальше и дальше отползает в сторону, я рассматриваю в бинокль столь необычное скопление блох. Они небольшие, светло-коричневые, блестящие, с тупой округлой головой и большими прыгательными ногами. Тела у них тонкие, сжатые с боков, а брюшки совсем пустые. Видно, давно блохи не сосали крови и сейчас непомерно голодны. Их собралось тут, у самого входа в нору, не менее полусотни, они слабо пошевеливают ногами, вяло переползают с места на место и явно греются на солнце в ожидании зверька. Осенью в тени совсем холодно, и можно легко замерзнуть. А тут надо в любую минуту быть готовым к спасительному прыжку: вдруг забежит песчанка, и тогда можно будет устроиться в ее мягкой пушистой шерстке. Вот почему блохи выползли сейчас из норы наружу, на солнце.

Но блохи, обитающие на большой песчанке, жительнице наших пустынь, редко кусают человека.

— Поэтому, — говорю я Коле, — перестань чесаться. Не нужен ты даже голодающим блохам, и все это тебе только кажется!..

Песчанками кормятся многие хищные звери и птицы. Летом помет волков и лисиц почти целиком состоит из шерсти этих грызунов… Как они их ловят — никто не видел. Разрывать их норы — бессмысленно. В сложных, сообщающихся друг с другом лабиринтах зверьки неуловимы.

Моя овчарка Алчан, с которой я путешествовал по пустыне, все время бесновалась, пытаясь поймать зверьков, и только раз сумела схватить одного зазевавшегося жителя колонии. Но зато она изобрела забавный способ выгонять хозяев жилища наружу. Найдя нору, где под землей затаилась песчанка, пес плотно засовывал голову во вход, раздувал бока и, набрав в легкие воздух, резко его выдыхал. Обычно такой неожиданный фокус приводил в смятение зверька, и он, перепуганный, выскакивал из ближайшего входа, но, впрочем, тут же опять скрывался.

Несмотря на то, что большая песчанка всюду обычна и многочисленна, ее жизнь и особенно поведение, связанное с обычаями, царящими в колониях, плохо изучены. Вспоминаю одно случайное наблюдение.

Выдалась странная погода. Темная мгла поползла по небу, закрыла солнце, и полыхающая жаром пустыня преобразилась. Стало прохладно — исчезли миражи-озера. Измученный зноем, обрадованный тем, что исчезли яркие и жаркие лучи солнца, я выбираюсь из-под тента. Вдали зеленеет полоска саксаулового леса. Хорошо бы его проведать.

В этой глухой пустыне у гор Богуты удивительно много песчанок. Колонии этих зверьков на каждом шагу. Обходить их стороной надоедает. Приходится осторожно лавировать между нор. Но разве узнаешь, где находятся подземные галереи! В них проваливаются ноги по колено, и в ботинки забиваются пыль и мелкие камешки.

Между колониями-городками проторены отличные тропинки. По ним, вероятно, эти общительные грызуны бегают друг к другу. Вокруг меня на почтительном расстоянии стоят столбиками зверьки и, ритмично вздрагивая животиками, тоненькими нежными голосками ведут хором свою мелодичную песенку.

Едва я приближаюсь к колонии, как оркестр мгновенно затихает, и все зверьки, будто по команде, бросаются в норы, выбрасывая позади себя длинные струйки земли. Зато в колониях, расположенных впереди меня, оркестр в самом разгаре, да и те, кто далеко позади, оправились от испуга, тоже запели песенки. Так и передают меня по эстафете от колонии к колонии, и несется над пустыней дружный посвист множества голосов.

Сегодня я с удивлением вижу среди взрослых песчанок множество малышей. Это, видимо, первый приплод в этом году. Среди них есть совсем малютки. Молодь уже вполне усвоила привычки взрослых, во всем подражает родителям, так же, как и они, застывает столбиками и поет в меру сил своих маленьких легких и нежных горлышек. Чем меньше песчанка, тем тоньше ее голосок, и от этого оркестр зверьков удивительно мелодичен, приятен и многоголос.

Никогда я не видел столько малышей песчанок, хотя знаю этих грызунов, завсегдатаев пустыни, уже много лет и постоянно встречаюсь с ними во время путешествий. Интересно на них посмотреть — и я усаживаюсь на походный стульчик возле куста саксаула, вблизи нор. Придется на полчаса превратиться в неподвижного истукана, пока обитатели подземных галерей успокоятся и приглядятся ко мне.

Проходит несколько минут, и вокруг зашевелились резвые зверьки. Они шмыгали в разные стороны, размахивая длинными хвостиками. Те, кто поближе, привстав на задние ноги, долго и внимательно всматриваются в меня черными бусинками глаз. Нет, почему-то сейчас песчанки не в меру возбудились, совсем не такие, как всегда, будто ожидают какое-то событие.

Небо же с каждой минутой темнеет, из-за горизонта ползет свинцовая громада туч, воздух совсем затих, замерли, не шелохнутся растения, и, кажется, все сгинуло, спряталось, кроме этих неугомонных созданий.

Песчанок появляется все больше и больше на поверхности земли. Наверное, все, кто был в норах, выбрались наружу. Некоторые еще совсем малы, немного больше домовой мыши. Другие — под стать взрослым, хотя хорошо отличаются от них серой и гладкой шерсткой.

Счастливое и безмятежное детство! Малыши гоняются друг за другом, шалят. Самые смелые подобрались совсем к моим ногам. Я для них неживой, серый и немного страшный то ли камень, то ли пень саксаула, неожиданно появившийся у края поселения. Как и все другие животные, песчанки больше воспринимают движение, чем форму. Но, видимо, уж очень хорошо знакомо все окружающее поселение, и старики долго и с подозрением осматривают меня, выдерживая почтительное расстояние. Нет, им не нравится этот странный предмет, они склонны держаться от него подальше. Тревожный крик иногда останавливает резвящееся общество, все встают столбиками и, будто по команде дирижера, дружно запевают хором. Но незнакомый предмет не движется, молчит, не нападает. Песня смолкает, и снова все приходят в суматошное движение, перебежки, беготню, погоню.

Я же, затаив дыхание, боюсь шевельнутся и рад тому, что вижу картину жизни пустынного народца, оказался невольным ее свидетелем.

Среди зверьков две молодые песчанки неразлучны. Они крутятся друг возле друга и вот уже который раз затевают одну и ту же забавную игру. Одна становится столбиком, вторая возле нее, потом приподнимаются все выше и выше, подталкивая друг друга передними лапками. Наконец обе песчанки, стоя, быстро колотят друг друга передними ножками, слегка толкают головами. Наконец одна не выдерживает, падает. Несколько быстрых кругов погони и — снова стоят два столбика и, будто боксеры, размахивают кулачками и толкаются.