Памятные встречи

Осторожно, опасаясь запачкаться капельками яда, покрывшими тело жабенка, я засовываю своего пленника в банку и несу к биваку с тайной надеждой на моего решительного помощника.

— Пара пустяков! — отвечает невозмутимый Саша и не спеша идет за полевой сумкой с инструментами.

Предположение оказалось верным. Жабенок буквально забит муравьями, да еще и самыми крупными, отборными и рослыми солдатами. Выбор добычи у охотника был большой.

На мелком разливчике у ручья сегодня новость. Едва я ступил ногой на илистый бережок, как с него в воду сразу хлюпнуло с десяток крошечных жабят. И спрятались под водой. Они совсем еще несмышленыши, им еще не полагается далеко отходить от воды, у них сзади еще виден коротенький хвостик. Да и сами боятся. Чуть что — и в воду.

Через неделю я снова возле лужицы. День сегодня хороший, пасмурный, не мучает солнце, нежарко. Навстречу скачут мои старые знакомые — жабята.

Как они подросли! И от хвостика ничего не осталось.

Да куда они собрались так дружно? Один за другим, вверх, к пустыне, подальше от родного ручья. Неужели всерьез отправились в далекий путь?

Я провожаю жабят. Им будто знакома дорожка в пустыню. Скачут деловито, уверенно, должно быть, уже не раз туда наведывались ночью. А вот сейчас отправились днем, в пасмурную погоду.

Вот и кончился солончак с тамарисками, солянками и барбарисом. Впереди сухой склон. А там и ровная, как стол, покрытая камнями земля с редкими растениями. Туда и спешат смелые путешественники. Там они ночами будут охотиться, а на день прятаться в норы. И так несколько лет, пока не станут взрослыми. Тогда их потянет к родному ручейку и маленькой лужице с илистым бережком. Туда, где прошло их короткое детство.

Не всегда малышам-жабятам удается благополучно вырасти, часто мелкие водоемчики и лужи пересыхают, прежде чем жабята успевают повзрослеть. В этом году жаркое выдалось лето! В пустыне — как в печи, у реки — духота, ночью не спится — жарко, долго ли так будет?

К вечеру над горами Богуты появились тучи. Потом от них к земле протянулись темные полосы дождя. Но к нам не дошли. Поднялся ветер, пронес стороной желанную непогоду. Через несколько дней рано утром мы возвращаемся домой, едем вдоль гор Богуты и считаем на дороге редкие лужицы после миновавшего нас дождя. Одна самая большая, как озерко. Надо остановиться. Сколько здесь налило воды!

А лужу уже заселили. Носится жук-вертячка. Ему одному тоскливо, не может он жить без общества, вертится, мечется, попусту ищет своих собратьев. По берегу перелетывают мушки-береговушки. Тоже нашли в пустыне лужу, прилетели узнать, нельзя ли тут поселиться. Но самое главное — другое. Лужа черна от головастиков. Сюда в сухую бескрайнюю пустыню еще давно, маленькими, забрались жабы. Здесь выросли. Привыкли к ночной охоте. А вот плодиться негде. Обрадовались луже, наполнили ее икрой.

Солнце греет лужу, вода теплая. Головастики быстро растут. Что они едят? Наверное, разные мелкие водоросли. Но сухой и горячий воздух пустыни сушит лужу. По берегам ее протягивается темная лакированная полоска сухой потрескавшейся глины. Пройдет еще несколько дней, и ничего не останется от воды. Улетят мушки-береговушки, исчезнет и жук-вертячка. А от головастиков останутся только одни жалкие темные комочки. Сплоховали жабы. Не выдержали. А ведь им, таким глупым, надо было отправиться к далекой зеленой полоске тугаев вдоль реки Чарын, к реке с чистой прохладной водой, к тихим старицам, заросшим тростниками. Там их родина, там их обитель. А тут что? Одна сухая земля да жаркое солнце.

Один из моих знакомых, большой любитель природы и путешествий, рассказал мне о красных лягушках. Живут они якобы у высокогорного озера Тюзкуль (на старинных картах начала нашего столетия это озеро называли Бородабосун) и очень почитаются местным населением как лекарство от тяжелых болезней. Рассказ меня удивил, так как во время своих многолетних экспедиций по Казахстану я никогда и ничего не слышал о целебных лягушках, тем более красных. Таинственная амфибия заинтересовала. Вспомнил об известном семиреченском тритоне, издавна употреблявшемся в тибетской медицине. Но тритон обитает только на небольшом участке Джунгарского Алатау, и более нигде. К тому же он с хвостом, окрашен в темный цвет, никаких красных пятен не имеет. Да и озеро Тюзкуль находится в другой стороне, между хребтами Кетмень и Терскей, и к системе Джунгарского Алатау не относится. Про лечебную красную лягушку я спросил зоологов, медиков, но никто из них не мог мне сообщить что-либо определенное. Я не имел оснований не доверять моему знакомому, и поэтому, склонный думать, что многое в природе еще неизвестно ученым, записал в свою книжечку предстоящих путешествий задание побывать на этом озере.

Прошел почти год, и вот наконец озеро Тюзкуль.

Несколько минут мы рассматриваем неожиданно открывшуюся перед нами картину удивительного сочетания простора, синего неба, воды, степи и гор. Отсюда, сверху, хорошо видно, что озеро обязано своим существованием впадине, не имеющей стока. Чаша, на дне которой покоится озеро, питается талыми и дождевыми водами, стекающими с гор. С севера оно ограничивается хребтиком Ылайли, с юга — Байпаккезень, с запада к нему подходит хребет Сарыджас. Мы свернули с дороги и по холмам, а затем по зеленому лугу поехали к озеру. До воды еще оставалось далеко, как путь нам перегородила широкая полоса солончака, окаймленного ярко-красными солянками. Рядом возле скалистой горочки по камням струится широкой полосой мелкий родничок. Он течет к озеру в обрамлении зеленого хвоща и розового щавеля. Луг расцвечен множеством головок цветущего клевера, светло-лиловые цветки герани слегка колыхались по ветру. Всюду в траве красовались колючие розетки бодяка съедобного со светло-розовыми цветами, распластав в стороны густую траву, освобождая для себя место под солнцем в неугасимой борьбе за свет среди растений. Еще всюду светились пушистые головки мелких одуванчиков вместе с цветками.

Я выключил мотор. После длительной езды в машине особенно отчетливо почувствовалась царящая над озером тишина. Лишь иногда налетал легкий ветер, колыхал траву и покрывал озеро синей рябью.

Недалеко от нас у самой кромки воды, на илистой и топкой грязи, берег озера был покрыт будто какими-то красными и черно-белыми камнями. Неожиданно камни ожили, и в воздух поднялась большая стая уток-пеганок и атаек и засверкала крыльями. В этом безлюдье наше появление нарушило птичий покой. Время воспитания у этих крупных полууток, полугусей закончилось, и птицы стали жить стаями. Еще снялись с воды ходулочники, забавные, длинноногие, длинноклювые, и с криками стали носиться в воздухе.

Утки улетели, ходулочники угомонились, и вновь наступила тишина. Но недолго. Раздалось знакомое и очень далекое курлыканье журавлей. С противоположного берега, обеспокоенная поднятой тревогой, взлетела большая стая крупных птиц и медленно стала завиваться спиралью в небо. Вскоре она исчезла из вида, скрылась за горами, наверное, улетела в сторону недалекого отсюда озера Иссык-Куль.

Теперь лишь стремительные стрижи сосредоточенно носились в воздухе, да откуда-то издалека, с гор, прилетели три ворона и прозвенели флейтовыми голосами. Потом один из них, играя в воздухе, будто невзначай промчался над нашей машиной, ловко перевернулся набок, на спину и, выпрямившись, исчез.

Вечерело. С запада поползли серые тучи, подул ветер, заметно похолодало, по озеру побежали мелкие волны. Набегая на низкий берег, они оставили на нем большой валик белой пены.

Я отправляюсь бродить вокруг озера, то по степи, то по лугу, то по топкой солончаковой отмели, рискуя завязнуть по колено в грязи, пересекаю крошечные ручейки, бегущие с гор в озеро. Вода в них пресная, не то что в озере. Та настолько солона, что обжигает рот. Жизнь ручейков непостоянна. Многие угасли, оставив после себя заметные ложбинки. На ручейки с далеких гор прилетают попить воды голуби да каменки-плясуньи. Остальные птицы тоже, по-видимому, нуждаются в пресной воде, так как стайки уток, чибисов, куличков и журавлей садятся на берегу озера там, куда впадают ручейки.