Страница 36 из 36
Чаю с мёдиком, прошу, у меня свежие булочки, но Алла Андреевна строго отказалась, я по пути, абсолютно по делу, ждут люди в Доме культуры, так что у меня только полчаса.
Хорошо, хорошо, тогда прошу в мастерскую. Это была маленькая притемненная комнатка. И всюду — на шкафу, на полочках и на столе — были лягушки. Алла Андреевна сперва ахнула, а потом обомлела. Старичок гордо показывал ей свои работы. Вот лягушата идут строем, и на грудках у них маленькие красные тряпочки, а впереди горнист, и он так ловко вскинул руку с горном, что Алле Андреевне показалось: горнист сейчас заиграет побудку, старичок подошел к маленькому барабану, нажал кнопку, барабан изнутри осветился, и два барабанщика начали выбивать дробь.
А это наш акробат — старичок нажал кнопку, и лягушонок начал вертеться на турнике, да, там было еще немало чудес, а вот и главное чудо, сказала хозяйка, я его больше всего люблю, — это царевна-лягушка, видите, мы ей даже корону сделали, да, это было Божье чудо.
Всю ночь шел дождь, и рано утром я вышла на крыльцо и, не поверите, задохнулась от счастья, небо яркое, голубое, и лучи солнца ослепили меня, да, а сад уже ожил, и как же в то утро пели птицы, и я хорошо помню огромную каплю на зеленом листе яблони у крыльца (Алла Андреевна потом признавалась, у нее мелькнуло, а ведь старушка, пожалуй, стихи пишет, но слушать я не стану, скажу — не специалист), и как же легко дышалось, Боже мой, какое это чудо — сама жизнь, и на крыльце в лучах солнца сидела красавица лягушка, да, главное забыла, висела радуга, и своим земным концом она опиралась на эту красавицу, и царевна была ослеплена солнечным светом.
Не правда ли, красавица? Не правда ли, царевна-лягушка? И что удивительно, сейчас она красивее, чем тогда, при жизни. Потому что ее жизнь коротка, а у нас красивой она будет всегда. И это самое главное. И это всего важнее.
Об авторе
Дмитрий Натанович Притула (15 июля 1939 — 8 ноября 2012) — один из самых ярких прозаиков нашего времени. В том, что он незаслуженно мало известен, виноват, вероятно, излюбленный им жанр — короткий рассказ. Писатель обычно стремится заявить о себе романом, объемной формой, которая, кажется, самим размахом соответствует всеобъемлющему явлению жизни. Но это только кажется. Короткий рассказ — самый трудный жанр, требующий от писателя высокого искусства. Подобно тому, как в капле воды содержатся все химические свойства этой субстанции, рассказы Притулы вмещают знание скрытых законов жизни, тайных причуд судьбы, хитросплетений человеческих связей.
Стиль его повествования — сказ. В эту свою манеру Притула вложил горячность и человечность души. Простодушное изложение не напоминает маску, которой пользуются сказители (Зощенко, например). Постоянным внезапным обращением к собеседнику-читателю Притула завладевает вниманием, заражая своим сердечным интересом к перипетиям чужой судьбы. Невозможно оставаться сторонним наблюдателем. Как притягательны эти междометия, которыми автор вводит новые повороты сюжета! («Да, что еще важно…»; «Да, но как же любовь?»; «Но! С матерью и отчимом Алеша жил неразлучно…»; «Нет, напомнить надо…»; «Ну, если разобраться… Но нет» и т. д.) Попробуйте, что-то рассказывая, начинать каждый абзац с междометия. Сразу почувствуете присутствие собеседника, и не где-нибудь в неизвестном пространстве и отдаленном времени («глубокочтимый читатель»), а тут, рядом, и желание рассказать, убедить, поделиться.
В маленьком пригороде Фонарево, которое напоминает маркесовское Макондо из «Ста лет одиночества», разворачивается драма жизни с надеждой и разочарованием, трудом, радостями и болезнями. Отчасти это быт советской и постсоветской провинции, точный по хорошо узнаваемым деталям, отчасти — Бытие с большой буквы. Люди ведь одинаково плачут и смеются, болеют и умирают, любят, ненавидят и радуются жизни — в Фонарево так же, как в Дании или Италии.
Разнообразие сюжетов и персонажей рассказов Притулы удивительно. И что еще интересно: о самых горьких вещах Притула умеет говорить, не теряя чувства юмора.
Живые, остросюжетные рассказы, в которых лирика и юмор шествуют рука об руку.
В прозе последних десятилетий привычным средством привлечь читателя стали экзотические сюжеты, эротические сцены, уголовщина. В этих сильно действующих уловках тонет реальное, тихое, но от этого не менее острое, хочется сказать — простое, но нет, как раз непростое человеческое чувство. Притуле удалось вывести его на свет божий, и это поистине удивительно: трудно его высвободить из повседневности, еще труднее описать, не впадая в штампы. Та последняя прямота, которая здесь требуется, проистекает из высокого искусства, владения стилем, композицией, формой. Ведь короткий рассказ, как уже сказано, — самый сложный прозаический жанр. Везде, где читатель прозревает заранее замысел автора, складывается впечатление, что нас ведут известными путями, и только там, где неожиданность и эффект присутствия в чужой жизни кажутся необъяснимыми, проза достигает доступных искусству вершин. Большинство рассказов Дмитрия Притулы таковы.