Парацельс

После Аугсбурга Парацельс недолгое время жил в Эфердингене у своего старого коллеги доктора фон-Брандта. Потом его призвал к себе в Кромау Иоганн фон-Лейпник — маршал королевства Богемии. В Кромау он не только лечил маршала, но и много работал над созданием новых медицинских трудов. За этот период им были написаны: книга о тартарических болезнях, третья книга «Большой хирургии» (закончена она 4 июня 1537 г.) и три книги «Philosophia sagax». Четвертую книгу он не закончил — надо думать, что виной тому было начало нового путешествия. На этот раз он покидал место своего пребывания не как беглец, не после новых неудач и разочарований. Его вельможный пациент, состояние здоровья которого улучшилось, милостиво разрешил ученому направиться в Вену, где, Парацельс хотел еще раз попытаться дать бой своим ученым противникам.

На пути в Вену он посетил Прессбург, где был принят в доме городского судьи с почетом, подобающим знаменитому врачу.

Счет за потребленные припасы на этом празднестве, сохранившийся в архивах города, начинается следующими словами:

«В Пятницу перед Михайловым днем (конец сентября 1537 г.) господин доктор Теофраст были на угощении у господина Власия Бегама и сидели они вместе за двумя столами. И припасами ведающий закупил…»

В счете упомянуты: рыба для варки, печенья и жаренья, пшеничный хлеб, вино, крупа, молоко, яйца, рубленая капуста, петрушка, уксус, топленое сало, плоды, сыр — все это на крупную сумму. Составитель счета не пропустил и вознаграждения кухарке.

Говорили, что в Вене «доктор обеих медицин» был дважды принят королем Фердинандом, которому посвящена «Большая хирургия». И, очевидно, эта королевская милость заставила венских врачей воздержаться от открытых выступлений против Парацельса. Сам он писал, что венские врачи не отваживались с ним диспутировать. Множество людей обращалось к Парацельсу за советом и помощью, в заработке недостатка не было, и Теофраст вел в Вене веселую и праздничную жизнь, «с добрыми товарищами на Дунае транжирил свои деньги». Но и веселая столичная жизнь лишь на короткий срок задержала этого вечного странника; уже в начале 1538 года он направился в родной Виллах, где четыре года тому назад (8 сентября 1534 г.) умер его отец Вильгельм. Недалеко от этого города в местечке С.-Фейт прожил он некоторое время. Снова наступил период плодотворной литературной работы. Здесь Парацельс закончил «Хронику и происхождение Каринтийской земли» и написал «Медицинский лабиринт», введение к которому датировано 1 августа и заключительная часть — 3 сентября.

С 1539 до 1541 года Парацельс беспрерывно странствовал. Пребывание его можно проследить в Аугсбурге, Мюнхене, Бреславле, Гретце. Наконец, в начале 1541 года он вновь на недолгий срок возвращается в Вену, чтобы отсюда предпринять последнее в своей жизни путешествие.

Уже в это время здоровье Парацельса пошатнулось — об этом свидетельствуют его портреты, относящиеся к 1538–1540 годам, рисованные Августином Гиршфогелем из Нюренберга. Спина его слегка сгорблена, безбородое лицо испещрено морщинами, две глубокие складки залегли у плотно сжатых тонких губ, голова облысела и ее украшает только узкая кайма вьющихся волос. Высокий лоб его от огромной лысины кажется еще больше, он нависает тяжелым куполом над глубокими глазными впадинами, из которых выглядывают все еще живые и острые глаза.

В ярком пламени бурной и деятельной жизни человек этот сгорел быстро, много раньше, чем это установлено для среднего нормального индивидуума. Какой железный организм мог бесследно перенести изнурительные скитания, многолетнее полуголодное существование, бессонные ночи, в которые предавался он своим литературным трудам? Какие нервы могли без ущерба вынести бесконечные преследования врагов, постоянную неуверенность в завтрашнем дне, неоднократные угрозы тюремного заключения, а может быть и смерти? Нашлись люди, которые говорили о темной и порочной личной жизни ученого, обвиняли его в пьянстве и разврате и пытались этим объяснить его раннюю смерть. Фактов, подтверждающих эти измышления, — нет. Он был человек, обыкновенный человек из плоти и крови. Он любил труд и предавался ему с необузданной страстью, но ему люб был и отдых, законно заработанный им. Неоднократно в своих писаниях Парацельс упоминает о веселых и шумных попойках с друзьями. И можно ли осуждать его за то, что иногда он не знал меры вину и шуткам?

Давайте измерим версты, пройденные Парацельсом, взвесим тяжесть условий его жизни и подсчитаем число страниц его ученых трудов, тогда станет ясно, что нечеловеческое напряжение подорвало силы этого человека и нет надобности искать других причин его ранней смерти.

Теологи, философы и маги

Теофраст Бомбаст фон-Гогенгейм, именуемый Парацельсом, в истории научного естествознания стоит особняком — смелый критик и новатор, переросший свое время. Парацельс был первым ученым, поднявшим оружие беспощадной критики против всего, что мнилось средневековому врачебному миру незыблимым и священным: учений Гиппократа, Галена и Авиценны, методов преподавания средневековой школы, латинского языка, который единственно достоин изгнать науку.

Он развенчивал средневековую алхимию и смело ставил ей новую цель — служить медицине. Он смеялся над астрологией, некромантией (ее он именовал нарромантией — наукой дураков) и другими тайными науками.

Парацельс последовательно проводил в жизнь свои взгляды, не отступая перед насмешками, непониманием и гонениями.

Он был опасным бунтовщиком в науке. Великолепным мужеством отмечены его критические дерзания, ибо в это глухое и фанатичное время человек, поднимавший борьбу с идеологией, освященной авторитетом церкви и государства, рисковал всем — спокойствием, имуществом и жизнью.

Парацельс не уклонился и от политической борьбы своих дней, выступив в этой области с крайними воззрениями, которые также не могли быть приятны господствующим классам.

Естественные науки в ту пору нуждались прежде всего в освобождении от гнета авторитетов и догм, в утверждении за учеными права на свободное исследование. Дерзким новаторам, в первом ряду которых стоит Парацельс, нужно было расчистить почву для ничем не стесненного опытного знания. Только после этого вековая упорная работа множества естествоиспытателей, великих и малых, могла разрешить гигантскую задачу построения нового научного естествознания и, в частности, новой медицины. Однако Парацельсу принадлежат не только огромные заслуги в переоценке старых научных ценностей и разрушении ложных идеалов. В его медицинских и философских трудах разбросано немало блестящих новых мыслей, которые вошли в железный фонд мировой науки. Этот разрушитель был одновременно и творцом; н только как творец нового |Он мог стать могучим разрушителем.

Конечно, тогда не могло быть и речи о немедленном возведении на обломках разрушаемых воззрений стройного законченного здания новой науки. Для этого необходимо было накопление огромного фактического материала, кропотливая долгая работа, преодоление многих предрассудков и заблуждений. Все это было не под силу одному человеку и неосуществимо за короткий период одной человеческой жизни. Не надо преувеличивать и возможности самого Парацельса. Пережитки средневекового мировоззрения тяготели над ним. Философия и медицинская система Парацельса, которые он пытался создать вместо отвергаемых им, хотя и являются бесспорным шагом вперед по пути освобождения разума от пут теологии, все же находятся под сильным влиянием религиозно-идеалистических заблуждений и содержат многочисленные ошибки, вызванные младенческим состоянием естественных наук.

Но несмотря на заблуждения своей общей медицинской концепции и вопреки им, могучий ум Парацельса дал науке ряд верных мыслей, блестящих догадок и провидений.

Парацельс почти за целое столетие до Бэкона Веруламского провозгласил опыт единственным руководителем в научном исследовании. «Медицина является не чем иным, как большой добросовестной опытностью», — говорил он и пытался строить новую науку, опираясь на свой собственный опыт, на свои эксперименты, а не на компиляции из чужих сочинений.