Парацельс

Теофраст не преувеличивает своих успехов в диспутах и спорах и с горечью говорит, что противники «одержали над ним некоторые победы или в первых состязаниях восторжествовали; так было в Данциге и Вильдше (Вильне)».

Прежде чем попасть в Италию, не был ли Теофраст на острове Родосе, владыкам которого — ордену иоаннитов, венецианцы оказывали помощь в войне с турками, и не лечил ли раненых его защитников? Предположение такое законно, ибо позднее Теофраст говорил, что пришлось ему видеть сарацин и турок и, кроме того, обладал он обширными сведениями о ранениях стрелами, которые к этим дням вышли из употребления в Западной Европе, познавшей огромные преимущества огнестрельного оружия.

Перед 1525 годом — датой своего возвращения в Германию, был он в Италии и снова в качестве военного врача принимал участие в походах, осадах и сражениях.

В Италии тогда скрестились интеоесы мировых держав и на ее полях решались судьбы Европы.

12 января 1519 года умер император Максимилиан. Трое могущественных монархов явились соискателями императорской короны: эрцгерцог Карл, король испанский, Франциск I, король французский, и Генрих VIII, король английский. Почти полгода продолжалась борьба претендентов, все было пущено в ход: уговоры, подкуп, запугивания, военные угрозы. Наконец 28 июня наступил мелодраматический финал: по старинному обычаю во Франкфурте-на-Майне из маленькой часовни Варфоломеевской церкви вышло семеро избирателей германского народа, облаченных в красные мантии, и единогласно провозгласили императором римским двадцатилетнего эрцгерцога Карла — сына покойного Максимилиана.

Огромные денежные средства, предоставленные в распоряжение молодого Габсбурга аугсбургским банкирским домом Фугеров, сделали свое дело. Новый император был коронован в Аахене.

Франциск французский проиграл свое первое столкновение с испанским королем, но это был первый эпизод в их многолетнем соперничестве. Вскоре они вступили в борьбу за господство в Северной Италии и Неаполе. С 1521 года начались военные действия. Они развивались с переменным успехом, иностранные войска наводняли итальянские владения.

Развязка наступила неожиданно. 27 февраля 1525 года Франциск I, храбрый рыцарь и неосмотрительный полководец, был взят в плен императорскими войсками в сражении при Павии. В этом же году Теофраст фон-Гогенгейм вернулся в Германию.

Не легко дались ему эти десять лет скитальческой жизни.

Средства на жизнь приходилось добывать врачебной деятельностью, а заработок этот в те времена был скуден и случаен. И если Теофраст много раз (Нидерланды, Дания, Италия) служил лекарем в иностранных войсках, то к этому его понуждал, конечно, не только интерес к военной медицине, но и желание получить твердый заработок и обеспеченное пропитание.

Но эти годы имели решающее значение для роста и формирования Теофраста Бомбаста фон-Гогенгейма — ученого и человека.

В Германию вернулся вполне сложившийся, готовый к самостоятельной творческой работе в избранной им медицинской науке, человек, верящий в самого себя и надеющийся только на свои силы, с непреклонным характером и закаленной волей. Он гордился этих периодом своей жизни и, когда позднее враги упрекали его в наклоннности к бродяжничеству, он отвечал им:

«Слыхал я однажды от людей, в правах сведущих (как они и писали в своих книгах о праве), что врач много странствовать должен, и это мне весьма нравится. Причиною тому, что и болезни странствуют то туда, то сюда и на одном месте не пребывают. И если хочет кто многие болезни познать, то да странствует он тоже; ежели будет много странствовать, то многое испытает и многое познавать научится. И ежели он снова в лоно своей матери возвратится, и тогда какой чуждый гость в его отечестве появится, то он уже хорошо его знать будет.

Можно это заметить на примере баварцев, кои не знают, чем врач быть должен, ибо остаются они сидеть на печкой, книгами себя окружив, и плавают посему на «Корабле дураков».

Во-первых, должен врач быть астрономом; но требует нужда, чтобы его собственные глаза ему свидетельство давали, дабы он таковым стал: без свидетельства этого он всего лишь астрономический болтун. Следует также, чтобы он и космографом был: но не для того, дабы различные страны описывать, какие-де в них штаны носят, а дабы, крепко за дело взявшись, разведать, какие-де в них болезни бывают. И хотя бы и имел ты намерение из всего того, что ты в этой стране видел, об одежде, в ней принятой, сообщить, и даже если ты себя тем извиняешь, что именно это ты в чужих странах узнал, какое же дело врачу до того, что ты портной? Посему, поскольку те вещи, кои здесь имеют быть сообщены, должны быть познаны, да послужат они для нас в качестве сравнений и да будут связаны с врачеванием, а не отделены от него.

Весьма нужно также, чтобы врач философом был и чтобы ему глаза его обо всем весть подавали, дабы он таковым стал; буде он таковым быть хочет, то должен он уметь сопоставлять все и отовсюду, где только что есть. Ибо, к примеру, если кто захочет жареного поесть, то мясо получит он из одной страны, соль — из другой, приправу — из еще другой страны. Ежели же вещи странствовать должны, пока до тебя не дойдут, то и ты странствовать должен, пока того не достигнешь, что к тебе само притти не может; ибо у наук нет ног, дабы мясники их могли к тебе пригнать; нельзя их ни в боченках перевозить, ни в бочки забивать. И поелику таков их недостаток, то ты сам должен то делать, что бы они делать должны были. Ибо английские humores не то, что венгерские, также и неаполитанские — не то, что прусские; потому должен ты туда пойти, где они находятся. И чем более ты их там искать будешь и чем больше ты их познаешь, тем более разума будет в отечестве твоем.

Следует также, чтобы врач был и алхимиком; буде он таковым стать хочет, то должен он узреть ту мать, из коей минералы растут; а поелику горы за ним никак пойти не могут, то должен он к ним пойти. И там, где минералы лежат, там пусть будут и ученые; ежели хочет такой ученый вникнуть в разложения и сочетания натуры, то должен он искать их в том месте, где минералы находятся. Ибо как может кто-либо тайну сочетаний постигнуть, ежели он ее не там ищет, где она есть.

Правда, что те, кои этого не делают, более имеют, нежели те, кои это делают. Те, кои за печкой сидят, едят рябчиков; те же, кои во след наукам странствуют, питаются молочным супом; те, кои из углов о себе трубят, носят золотые цепи и мантии, те же, кои странствуют, насилу за дерюжную ткань уплатить могут. Те, кои за городской стеной, — то в тепле, то в прохладе сидят; те же, кои науке служат, даже тени бы не имели, ежели бы дерев не было. И тот, кто своему чреву служить хочет, тот за мной не последует, он за тем последует, кто в шелковых платьях ходит. И правильно, что они странствовать не хотят: ибо уже Ювенал написал, что только тот радостно странствует, кто ничего не имеет; потому они это изречение соблюдают: дабы убитыми не быть, сидят они за печкой и пивные кружки опрокидывают. Я же полагаю, что до сего времени мои странствования честно провел, и сие мне служит к похвале, а не к стыду. И это хочу я доказать от самой натуры. Кто ее исследовать хочет, тот ногами своими должен книги ее пройти. Писания изучаются через буквы их, натура же — от страны к стране; что ни страна, то страница. Такова книга закона натуры и так следует страницы ее перевертывать».

За эти годы начали складываться и его политические взгляды.

Общественная жизнь этой эпохи была полна столь острых противоречий между различными классами, что пытливому наблюдателю невольно должна была приходить мысль о плохом социальном устройстве этого мира. Парацельс слишком много путешествовал, видел и знал, чтобы глубокие язвы существовавшего строя могли остаться для него незаметными.

Правда, окончательно его социальные идеалы оформились позднее, после того как в Базеле в кружке гуманистов он ознакомился с новыми социальными идеями, а великая крестьянская война и последовавшая за ней реакция продемонстрировали глубочайшие противоречия, заложенные в классовом строе.