Страница 97 из 103
— Какую ерунду вы говорите, — с негодованием заметил он.
— Разве? — проговорила она, подняв бровь. — Этого дела вам не выиграть, мистер Смит, я получу пожизненное заключение, что бы вы ни попытались для меня сделать. Я могу согласиться с этим, но не думаю, что у вас получится. Вот почему мне нужен кто-нибудь другой.
Стивен вздохнул. Его тронула ее очевидная искренность, и он испытал облегчение, хотя, направляясь сегодня на встречу с Сюзанной, намеревался защищать ее до конца.
— Если это то, чего вы действительно хотите, ну что ж, вы это получите, — произнес он.
Она улыбнулась.
— Так будет лучше для нас обоих, — сказала она, чуточку повеселев. — Вы немного похожи на меня, мистер Смит, — слишком чувствительны. Если вы собираетесь продолжать заниматься уголовным правом, вам необходимо нарастить шкуру потолще.
— Обычно мои клиенты не производят на меня такого сильного впечатления, — защищаясь, заявил Стивен. — Вы — особый случай.
— Вы хотите понять, не так ли? — спросила она, чуть улыбнувшись. — Я хотела бы вам помочь, но я и сама не все понимаю.
— Может быть, попытаетесь? Ради меня? — попросил он.
Она вздохнула.
— Объяснить смерть Лайама достаточно легко, потому что это был несчастный случай. Мне пришлось столько пережить, я страшно боялась потерять его и ударила ножом в отчаянии. Я могу только предполагать: если вы видели мертвое тело, лежащее на полу, закопали его, смыли кровь, и вам это сошло с рук, то Рубикон перейден и табу на убийство больше не действует. И вы можете сделать это снова.
Она умолкла и задумалась.
— Никто из нас не знает, на что он способен в действительности, пока не испытает смертельного страха или дикого гнева. Внутри вас как будто бы живет другое существо, которое в такие моменты вырывается наружу. Если бы я не убила Лайама, то никогда не смогла бы убить Ройбена и Зою. Но, с другой стороны, если бы я не убила Лайама, то никогда не пала бы жертвой Ройбена.
— Почему вы так думаете?
— Тогда бы я не так нуждалась, и меня не терзало бы чувство вины за то, что Аннабель умерла потому, что я убила Лайама.
Внезапно Сюзанна поднялась на ноги, показывая, что ее объяснение и их свидание окончены.
— Благодарю вас за все, что вы для меня сделали, мистер Смит, — произнесла она, протягивая ему руку. — А сделали вы очень много, пусть даже вы и не видите этого.
Стивен пожал ей руку. В это мгновение ему показалось, что она похожа на герцогиню, благодарящую своих слуг за проявленную о ней заботу.
— Не беспокойтесь больше обо мне, — сказала она с достоинством. — У вас есть жена и семья, думайте лучше о них.
Стивен не нашелся, что ответить.
— Желаю вам удачи. — Это было все, что он смог выдавить.
— Я написала Бет письмо, — проговорила она, вытаскивая конверт из кармана брюк. — Вы не могли бы передать его ей?
Стивен кивнул, соглашаясь, и добавил:
— Берегите себя, Сюзанна. Я буду думать о вас, с этим ничего не поделать.
— Я не желаю, чтобы новый адвокат был из вашей фирмы. — Она подошла к двери и сделала ожидавшему ее снаружи офицеру знак, что хочет, чтобы ее выпустили. — Пусть будет кто-нибудь совершенно посторонний.
Бет пробыла дома не больше пяти минут, когда зазвонил дверной звонок.
Она подняла трубку интеркома и услышала голос Стивена:
— Я опускаю письмо Сюзанны в твой почтовый ящик, — сказал он. — Зайти не могу, я и так опаздываю, но мне показалось, что ты захочешь получить его немедленно.
Бет помчалась вниз, перепрыгивая через две ступеньки, надеясь успеть поймать Стивена, но опоздала. Он ушел, а внизу ее ждало письмо. Она вскрыла его, поднимаясь наверх.
«Дорогая Бет, — читала она. — Не знаю, прочтешь ли ты это письмо до того, как мистер Смит скажет тебе о том, что я отказалась от его услуг, но, думаю, это не имеет решительно никакого значения, потому что я знаю: ты поймешь меня, даже если он и не понимает.
Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Пожалуйста, не приходи в суд, не пытайся навестить меня, не пиши мне. Это ни к чему хорошему не приведет».
Дойдя до верхней площадки, Бет прервала чтение. Она закрыла за собой дверь, вошла в гостиную, опустилась на диван и продолжила читать.
«То, что возникло между нами, когда мы были детьми, навсегда останется со мной. Я хочу, чтобы эти воспоминания сохранились у меня чистыми и незамутненными. Ты понимаешь меня? Судьба сыграла с нами злую шутку, заставив нас встретиться вновь при таких обстоятельствах. Ты — олицетворение успеха, а я — грязь под ногами. Но я считаю, что случайностей не бывает, и, наверное, в нашем случае дело не только в том, что я должна была устыдиться того, чем я стала, но и в том, чтобы и ты смогла взглянуть своему прошлому в лицо.
Я сказала твоему полицейскому, что тебя изнасиловали. Может быть, сейчас ты об этом уже знаешь. Я хотела досадить ему, причинить боль, и я получила от этого удовольствие.
Я знаю, что сейчас ты теряешься в догадках, почему так происходит, точно так же, как ты наверняка не понимала и того, зачем я призналась в других убийствах. Ты ни за что не поверила бы, что я окажусь способна на такую жестокость и мстительность. Но это правда.
Я не могу сказать точно, в какой момент я начала меняться и перестала быть той девочкой, которую ты знала. Вероятно, это происходило постепенно, в течение многих лет. Я помню, как возненавидела и своего отца, и брата в последние десять лет жизни матери. Я была, как взведенная пружина, и завод становился все туже с каждым днем. Я говорила тебе о моральном шантаже, но дело не только в этом. Я боялась их, особенно Мартина. Он унижал и подавлял меня с самого детства и вел себя все хуже и хуже, когда я взрослела. Поэтому, когда отец оставил ему все, я решила, что с меня хватит. Если бы тогда в мою жизнь не вошел Лайам, мне пришлось бы убить Мартина, потому что пружина готова была сломаться.
Если бы дело было только в Мартине, я испытывала бы законную гордость, избавив мир от такого жестокого и злобного человечишки. Я бы сразу пошла в полицию и во всем созналась, приняла бы заслуженное наказание и чувствовала бы, что справедливость восторжествовала.
Но я убила человека, которого любила. Потом я потеряла Аннабель, и для меня все было кончено. Но тут появился Ройбен, и я решила, что мне дается шанс искупить свои грехи.
Вот я сижу сейчас в своей камере и не могу внятно объяснить, почему я чувствовала, что должна убить его и Зою. Но я точно знаю, что ярость, которую я испытывала к Мартину и своему отцу, потеря Аннабель, то, что я сделала с Лайамом, — все это перемешалось с унижением и болью, которые причинили мне Ройбен и Зоя. Я должна была показать им, что они не могут безнаказанно так вести себя со мной.
То, что я убила их, мучило меня. Но я не чувствовала себя виновной в том смысле, как ты это понимаешь. То, что я испытывала, было сродни ликованию. Впервые в жизни я ощутила себя сильной и способной на поступок.
Я понадеялась, что эта вновь обретенная сила останется со мной и в Бристоле. Я мечтала о том, что найду хорошую работу, снова устрою свой дом. Но одежда моя была поношенной, у меня не было денег, и на каждом шагу меня преследовали воспоминания об Аннабель.
Я попала в замкнутый круг. Без приличной одежды я не могла рассчитывать на хорошую работу, а без работы у меня не было денег, чтобы купить одежду. Все, что я зарабатывала уборкой помещений, едва хватало на оплату жилья и еду.
Может быть, не встреть я тогда в Даунсе доктора Визерелла вместе с этой сукой-блондинкой, я нашла бы наконец путь наверх. Но при виде их, виновных в смерти Аннабель, ко мне вернулись все страшные воспоминания. И у меня появилась цель. Я начала следить за ними, моя жизнь вновь получила смысл. Я так много узнала о них, до мельчайших подробностей выучила их ежедневный распорядок. После работы они обычно шли пешком в бар «Адам и Ева» в Хотвеллзе, чтобы выпить там по стаканчику. Я садилась в углу, прикрывалась газетой и наблюдала за ними, поражаясь тому, что они так поглощены собой, что не замечают меня. Я придумывала все новые и новые способы причинить им боль, например рассказать об их связи его жене и ее мужу, написать «изменщики» на дверях медицинского центра, я даже подумывала о том, чтобы убить одного из их детей. Люди могли считать меня алкоголичкой, но единственное, что меня занимало, — это месть.