Бостонцы

Доктор Пренс становилась всё более разговорчивой. Рэнсом ценил это и выразил надежду, что и сама доктор Пренс сможет насладиться этим воздухом – ему казалось, что в Бостоне она была слишком сосредоточена на работе.

Она ответила:

– Что ж, я всего лишь прогуливалась. Полагаю, вы едва ли представляете себе, каково быть одной из четырёх женщин, живущих вместе в маленьком деревянном доме.

Рэнсом помнил, как она нравилась ему раньше, и теперь, когда она сказала это, он чувствовал, что готов полюбить её снова. Ему хотелось как-то выразить своё расположение, он даже подумывал о том, чтобы предложить ей сигару. Увы, сейчас он мог разве что пригласить её вместе посидеть на изгороди. Он вполне представлял себе нравы, которые царили в маленьком деревянном домике, и хорошо понимал, какие чувства побудили её вырвать себя из этого круга и отправиться гулять под созвездиями, все названия которых, он был уверен, были ей известны. Он спросил разрешения составить ей компанию, но она сказала, что не хотела бы уходить далеко – она как раз собиралась повернуть назад. Они повернули назад и вместе вернулись в деревню. Он, наконец, начал различать некую последовательность в расположении зданий, которые поначалу казались ему хаотично разбросанными по округе. Теперь в них угадывались признаки обитания человека. Дорога причудливо петляла между домиками. Здесь попадались перекрёстки и масляные лампы на углах, тут и там встречались неказистые по-деревенски нарисованные вывески закрытых магазинов. В некоторых окнах всё ещё горел свет, и доктор Пренс упомянула нескольких обитателей этого маленького городка – все они обладали званием «капитан» и были отставными моряками. Некоторые из этих достойных персон едва различимыми силуэтами маячили в дверях, будто поддаваясь привычке бодрствования, выработанной в затяжных плаваниях, в которых им приходилось и вовсе забывать о сне. Мармион называл себя городом: до войны, в период расцвета, здесь строили прекрасные суда, но после войны интерес к кораблестроению резко упал, и позиции города пошатнулись. Здесь всё ещё были верфи, возле которых вы могли подобрать старый гвоздь или заклёпку, но теперь всё это поросло травой, и повсюду беспрепятственно текла вода. Там было нечто вроде узкого залива, который в некоторых местах заметно расширялся. Непохожий на настоящее море, он был тихим, точно река, и именно это многих привлекало. Доктор Пренс не находила это место живописным, причудливым или таинственным, и Рэнсом понимал, что она хотела сказать, когда говорила о «разложении». Даже под покровом ночи его не покидало ощущение, что это место знавало лучшие времена. Доктор Пренс не делала попыток выяснить истинные цели его прибытия в Мармион. Она даже не поинтересовалась, когда он приехал и как долго хотел здесь пробыть. Возможно, так подействовало его упоминание о родстве с мисс Ченселлор. В то же время её не могло не удивить, почему, если он приехал увидеть молодых дам с Чарльз стрит, он не спешит встретиться с ними. Очевидно, доктор Пренс просто не собиралась вдаваться в подробности. Если бы Рэнсом вдруг пожаловался на боль в горле, она бы участливо поинтересовалась о симптомах, но она не могла задавать ему каверзные вопросы. Изредка переговариваясь, они продолжали бродить по главной улице маленького города. В некоторых местах тьма под раскидистыми вязами казалась непроглядной. В воздухе пахло солью, как будто вода была совсем близко. Доктор Пренс сказала, что дом Олив находится на другом конце.

– Я хочу попросить вас об услуге. Мне бы хотелось, чтобы сегодня вечером вы не упоминали о том, что встретили меня, – сказал Рэнсом. Он решил не давать дамам знать о своём приезде.

– Что ж, я буду молчать, – ответила его спутница так, будто не нуждалась в предостережениях, когда дело касалось таких заявлений.

– Я бы хотел сохранить свой приезд в тайне до завтрашнего дня. Для меня большая радость увидеться с мисс Бёрдси, – продолжал он так, будто именно это было его главной целью в Мармионе.

Доктор Пренс никак не отреагировала на этот намёк и после небольшого раздумья сказала:

– Мне кажется, старая леди будет вам рада.

– Без сомнения, её человеколюбие позволит ей даже это.

– Что ж, в её сердце найдётся частица милосердия для каждого, но она никогда не забывает собственную выгоду. Вас она ценит исключительно как приобретение.

Из этого следовало, что Рэнсом не раз становился предметом для пересудов в маленьком кружке мисс Ченселлор, и это не могло ему не польстить. Однако в этот момент он вряд ли был способен понять, что же такого он сделал, чтобы заслужить столь высокое расположение.

– Надеюсь, она всё ещё будет считать меня своим приобретением после того, как я пробуду здесь несколько дней, – сказал он, смеясь.

– Она думает, что вы один из самых значимых новообращённых, – ответила доктор Пренс тоном человека, который не собирается ничего объяснять.

– Новообращённый – я? Вы имеете в виду, сторонник мисс Таррант?

Он вдруг вспомнил, что мисс Бёрдси, когда они прощались в Бостоне, согласилась на то, чтобы оставить их встречу в тайне (хотя поначалу просьба была воспринята ей, как нечто преступное) лишь потому, что Верена хотела бы видеть его в рядах своих последователей. Он спросил себя, неужели девушка сказала своей старой подруге, что ей удалось убедить его. Это казалось ему невозможным. Но это не имело значения, и он весело сказал:

– Я не буду её переубеждать!

Было очевидно, что доктору Пренс будет не легче согласиться на обман, чем её уважаемой пациентке, но она сказала:

– Что ж, я надеюсь, вы не позволите ей думать, что вы никак не продвинулись со времени нашего последнего разговора. Я прекрасно помню, где вы остановились тогда!

– Не потому ли, что мы с вами были там вместе?

– Что ж, – сказала доктор Пренс со вздохом. – Боюсь, если я и продвинулась, то скорее в обратном направлении!

Её вздох рассказал ему многое: это был слабый сдерживаемый протест против порядков мисс Ченселлор, с которыми ей «посчастливилось» иметь дело. И то, что она тенью бродила в темноте, как будто предпочитала не возвращаться в дом, окончательно убедило его в том, что докторшу они не устраивают.

– Это, должно быть, расстроит мисс Бёрдси, – сказал он с укоризной.

– Вряд ли, потому что я не представляю большой ценности. Они считают женщину равной мужчине, но испытывают гораздо большую радость, находясь в обществе мужчины.

Рэнсом выразил восхищение ясностью мысли доктора Пренс и затем сказал:

– Насколько плоха мисс Бёрдси?

– Вы знаете, она очень стара, и – очень великодушна, – ответила доктор Пренс, на секунду замешкавшись, подбирая точное определение. – Человек, обладающий этими качествами, неминуемо будет угасать.

– Мы должны поддерживать этот огонь, – сказал Рэнсом, – к тому же, я теперь здесь и с удовольствием помогу вам хранить священное пламя.

– Будет весьма печально, если она не доживёт до грандиозного успеха мисс Таррант, – продолжала его спутница.

– Успех мисс Таррант? О чём вы?

– Это сейчас основная тема разговоров. Там, – доктор Пренс кивком головы указала на маленький белый домик слева от них, стоявший у дороги, в отдалении от соседей. В нём было больше движения, чем в остальных: несколько окон, включая окна первого этажа, были распахнуты, и столб света падал на лужайку перед домом. Рэнсом, столь сосредоточенный на том, чтобы ничем не выдать себя, убедился в отношении своей спутницы, когда она добавила, подавив короткий смешок:

– Вот, отсюда прекрасно видно!

Он прислушался, пытаясь понять, о чём она, а через мгновение до его ушей донёсся звук – звук, который он прекрасно знал: голос Верены Таррант, то понижаясь, то повышаясь, звучал в неподвижной августовской ночи.

– Боже, что за милый голосок! – воскликнул он непроизвольно.

Глаза доктора Пренс на какое-то мгновение сверкнули, затем она шутливо заметила:

– Возможно, мисс Бёрдси права!

Рэнсом не стал возражать, а только слушал переливы голоса, доносящиеся из дома. Доктор Пренс продолжала: