Страница 74 из 88
- На днях шад приедет в Священный город, - не поприветствовав Гурцата, заговорила гостья. - Владыка сгинувшего Саккарема может быть опасен, а потому я придумал одну забаву, способную пошатнуть все основы привычного для твоих врагов мирового уклада.
"Почему она говорит о себе в мужском роде? - возникла мысль у хагана. Хотя для меня уже не имеет разницы. Мужчина, женщина... Око..."
- Утром собери конную сотню из самых верных людей, - безразлично-спокойным голосом продолжало распоряжаться Существо. - Переправимся на тот берег Урмии и отправимся на полуночный закат. Тебе стоит поглядеть, как бегут враги, устрашившись нашей мощи. И... Туменчи верно говорили - война не закончена. Пусть Гурцат станет повелителем всего материка.
Снова пляска розовых огоньков, сероватый пепельный туман и запах грозы. Женщина исчезла. Утром Гурцат выполнил все ее приказы.
В Альбаканской пустыне что-то пошло наперекосяк. Подарок на глазах у Гурцата и его изумленных нукеров собрал звериное войско, должен-ствовашее отнять мужество и смертно напугать обитателей Священного города саккаремцев, однако мысль Хозяина вернулась под утро в прежнем облике темноволосой женщины, и стало ясно, что Господин недоволен.
Со времени часа Быка где-то в отдалении полыхали изумрудные зарницы, посверкивали молнии, ударявшие в землю, в пустыне поднялся холодный ветер.
- Боги гневаются, - ни к кому не обращаясь, сказал Менгу, верный тысячник хагана. Его взгляд блуждал по окрашенному малахитовой зеленью ночному небу. Мы зря обидели чужого бога. Там его улус, святилище... Этот бог больше не станет нам помогать.
Гурцат ничего не ответил, но запомнил слова Менгу. Он, как и все мергейты, знал, что богов в этом мире превеликое множество, что каждый из богов любит смелых и сильных, однако не терпит оскорблений от человека. А тут хаган и его проклятый Подарок обидели саккаремского Атта-Хаджа нападением на его вотчину. Уяснив эту истину, Гурцат решил не дожидаться возвращения Мысли Господина, развернул коня и поехал обратно, в сторону переправы через великую реку. Он не желал участвовать в войне богов между собой. Нукеры, переглянувшись, отправились вслед.
Женщина в черно-серебряном широком платье появилась перед рассветом, и лошадь хагана всхрапнула, увидев в полутьме пятно абсолютной тьмы.
Разглядев, кто именно загородил дорогу отряду, хаган, вдруг позабыв весь свой страх, вопросил презрительно:
- Ну, кто сильнее - ты или саккаремский Атта-Хадж?
Призрак не ответил, только повел рукой и приказал:
- Отправляйся обратно. То, что было необходимо, я сделал.
"Несколько дней таскались неизвестно зачем, - с раздражением подумал Гурцат. - Обещал, что покажет свое величие, свою великую силу! Зарницы на небе, несколько волчьих стай... К чему было приводить меня сюда?"
Неожиданно хаган понял: Подарок неразлучен с ним, с Гурцатом, и может действовать, только когда рядом находится подчиненный ему человек. Надо учесть на будущее.
...Спустя несколько дней Оно уговорило хагана отправить посольство в Меддай. Предложить мир, если уж Гурцату так не хочется воевать. Условия пусть придумает сам хаган.
К сожалению, у Гурцата больше не имелось такого советника, как Драйбен, и никто не мог сказать владыке Степи, что отсылать Даманхуру голову его родного брата крайне оскорбительно, а выдвигать требование немедленно склонить голову перед новым повелителем закатных и восходных пределов континента просто неприемлемо. Гурцат поступил по традициям мергейтов - побежденный так или иначе должен согласиться на любые условия.
Еще Гурцату донесли крайне интересную новость - ее рассказал шаман, ставший свидетелем необычного разговора, состоявшегося как-то ночью между бывшим невольником туменчи Менгу Берикеем и некоей странной женщиной, которую в лагере прежде никто никогда не видел. Шаман не слышал, о чем именно они говорили, и сумел различить только чуть более громкие возгласы саккаремца: "Да, госпожа, я все сделаю, госпожа".
- Что ты задумал теперь? - задал вопрос Гурцат, когда Подарок вновь объявился в человеческом облике. Посольство к тому времени уже уехало в город бога саккаремцев. - Я слышал, будто ты виделся с Берикеем?
- Одна стрела, один щелчок тетивы, - пропела Мысль Хозяина. - Берикей сумасшедший, а потому тебе... нам более не понадобится. Пусть исполнит свое предназначение. Даманхур все равно мертвец, и уже давно. Нужно лишь, чтобы его похоронили. А теперь слушай...
Хаган слушал. И подчинялся приказам. Вернулся Менгу, принеся радостную новость: аттали - владыка Священного города - отвернулся от саккаремского шада и готов признать владычество мергейтов. Из числа посланных в Меддай людей пропал Берикей, а в день его исчезновения кто-то стрелял в Даманхура. Гурцат знал, кто это был, однако не проронил и слова.
Подарок, выслушав сообщение из Меддаи, очень по-человечески пожал плечами. Раз аттали эт-Убаийяд согласился принять нового владыку - отлично. Гурцат же, хорошо знавший людей, заподозрил аттали в лукавстве, но снова ничего не сказал. Если Оно не может проникнуть мыслью в Город, охраняемый божеством Саккарема, значит, найдена хотя бы одна слабая сторона Повелителя Самоцветных гор: пока он не может противостоять богам этого мира. Хаган приказал отправляющимся на полночь туменам обойти Меддаи и ни в коем случае не трогать святилища и шаманов Атта-Хаджа. Остальное войско двинулось к полуденному закату. Переправа через Урмию заняла два полных дня.
Впереди войско ждали пески Альбакана и великая битва, о которой в Степи будут слагать песни еще тысячу лет.
* * *
По мнению Драйбена, сражение у Аласорского хребта доселе напоминало фигуры одного из нарлакских танцев, когда пары быстро сходятся и расходятся, лишь коснувшись кончиков вытянутых пальцев партнера. Мергейты постоянно старались раззадорить конницу неприятеля стремительными наскоками и обстрелом из луков, но тысячники подчиненного шаду войска тщательно соблюдали букву приказа: не трогаться с места и ждать, пока у степняков не кончится терпение.
- Я хотя и чту Предначальный Огонь, воплотившийся в солнце, - с выражением крайнего неудовольствия буркнул Асверус, - но был бы просто счастлив увидеть хотя бы одну тучку. Боги, до чего жарко... Еще немного - и мы сваримся в собственных доспехах. Драйбен, видели мергейтов? На них только кожаные нагрудники и стеганый войлок. Заметили?
- Знаю, - ответил нардарец. - Как-никак, прожил в улусах степняков не одну луну. Не беспокойтесь, они тоже страдают от солнца. А на предмет тучки... Обернитесь.
Асверус, скрипнув ремнями амуниции, глянул назад, рассмотрел кирпично-красные стены скальной возвышенности, поднял глаза и вдруг поспешно сорвал с головы тяжелый шлем.
- Ничего себе! - воскликнул Лаур. - Что это такое, по-вашему?
- Заказанные вами тучки, - саркастично проворчал Драйбен, подозрительно оглядывая сине-черные грозовые облака, наползавшие со стороны Аласора. Поздравляю. Воевать будем в грязи и под дождем. Хотя последний дождь, о котором имеются упоминания в хрониках Меддаи, шел в Альбакане лет тридцать назад. Не понимаю, отчего боги, ответственные за низвержение с небес живительной влаги, решили порадовать нас грозой именно сегодня?
- Охладить пыл, - фыркнул Асверус. - Только чей? А если серьезно - это мне не нравится. Я облака имею в виду. Неприятное предзнаменование. Вы, часом, магии не чувствуете?
- Кто мне недавно твердил, будто ему "все уши с колдовством прожужжали"? беззлобно огрызнулся Драйбен. - Кто не верит в волшебство? Конечно, я чувствую необычное в надвигающейся грозе, однако... Умения не хватает. Вот Кэрис...
- Что вы заладили: Кэрис то, Кэрис это! Выискали пример для подражания! Я всегда считал, что нелюди должны жить отдельно от человека и не вмешиваться в дела смертных. Без них забот хватает!
Постепенно нарастал вой степняков, снова приближавшихся к конным сотням аррантов и саккаремцев, но потомок кониса уже не обращал на них внимания. Только привычно поднял щит над головой, защититься от стрел. Несколько сотен варваров подобрались к врагу на расстояние выстрела, выпустили стрелы (теперь уже гораздо меньше, чем во время первых атак) и откатились.