Страница 2 из 88
Безысходность, смятение и неверие обуяли народы.
Души людей тоже не остались нетронутыми: мы забывали спокон веку чтимых богов. Нам, злосчастным смертным, нищим разумом, остается лишь помнить о событиях великого прошлого, чтобы не попустительствовать повторению старинных ошибок, способных рано или поздно привести мир к Концу Времен и бездонной пропасти Небытия.
Копирование старинного трактата занимает время, посему же осмелюсь предположить, что весь фолиант я представлю на твой, о басилевс, суд, не ранее чем к празднованию дня зимнего солнцестояния грядущего года. По причине того, что рукопись Драйбена из Кешта превесьма объемна, я счел, что, разбив оную на связанные преемственностью событий доли, я избавлю своего царственного господина от утомительного изучения целокупного повествования, занимающего более пятисот пергаментных листов. Прими же третью и четвертую части этой долгой повести, откомментированной и дополненной по моему скудному разумению.
Да хранят тебя боги. Великолепный!
Подписал собственноручно
Эврих Иллирий Вер.
Лаваланга, 4-й день месяца Скорпиона 1582 года1 по счету от начала эпохи Черного неба.
Часть первая. Безнадежные изыскания
Obscuratus est sol et aei.
Глава первая. Неприятности продолжаются
Шад Саккарема, солнцеликий и царственно-рожденный Даманхур атт-Бирдженд, единовластный повелитель Восхода и Полудня, владыка всех земель от побережья Полуденного океана до Вечной Степи и Самоцветных гор, великий эмайр Междуречья и Дангары, теперь мог смело прибавить ко всем своим титулам поганенькое словечко "бывший". Бывший шад, бывший повелитель, бывший эмайр... Впрочем, под его рукой пока оставались Дангара и Дангарский полуостров, но разве может сравниться эмайрат, лишь на одну пятую превосходящий размером какой-нибудь занюханный Нардар, с великой державой, исчезнувшей с лица земли всего за три луны?
Даманхур скучал. Ему надоело общество льстивых эмайров, в глазах которых постоянно плескался страх, не хотелось смотреть на однообразные золотисто-желтые песчаные дюны Альбакан-ской пустыни и выслушивать однообразные донесения гонцов: "Мергейты взяли еще один город в Междуречье, мергейты перешли Урмию на полудне, мергейты готовятся к штурму Мед дай... Мергейты то, мергейты се..." Не улучшали настроения и последние новости: некогда верные подданные шада, давным-давно добровольно признавшие его власть кочевые джайды и племена каталибов, вкупе с горцами, родственными манам из Аша-Вахишты, вдруг примкнули к неистовому войску степного хагана. Не поймешь, мятеж сие или просто некая колдовская сила, стоящая за Гурцатом, подтолкнула бывших саккаремцев обратиться против своего владыки и своей страны? Или это безнадежная попытка сохранить семьи и племена, которым в случае неповиновения грозило беспощадное истребление? Какая, собственно, разница... Армия Гурцата пополнилась новыми тысячами сабель, и ничего с этим не поделаешь.
Шад скучал. Солнце жгло немилосердно, вздымаемый ветром песок горячими иглами колол лицо, а из-за жары не хотелось поднимать до глаз оконечье черно-белой клетчатой каффы, укрывавшей голову. Горло пересохло, глаза слезились от попавшей пыли, а до Священного города оставался еще полный день пути. Даманхур изредка ругался полушепотом, проклиная самого себя за то, что последние десять лет если и выезжал из Мельсины, то только на охоту. Да и вообще, никакая это не охота, а так, одно название. Все делают сокольничие, загонщики, псари. Тебе остается лишь всадить стрелу из лука в заранее выгнанную на открытое место газель или подозвать ловчую птицу, сумевшую заногтить цаплю. А тут - долгий тяжелый переход, и не по прохладным лесам или наезженным дорогам срединного Саккарема, но через пустыню, где даже пропыленная зелень оазиса ничуть не радует глаз. И вдобавок постоянное ощущение опасности и сознание того, что почти все потеряно. Бывший шад, бывший повелитель... Бывший.
Не обнадеживало даже знание того, что за твоей спиной, возле Дангарских гор, раскинулась лагерем огромная, отлично вооруженная армия, собранная из наемников, остатков изрядно потрепанной в бессмысленных боях с мергейтами Саккаремской конницы, да и просто желающих повоевать нардарцев, нарлаков, аррантов и даже мономатанцев. Более семидесяти тысяч оторвиголов со всего света, на содержание которых расходуется последнее золото казны, чудом вывезенной из гибнущей столицы. Абу-Бахр надеется, что решительное сражение сможет переломить ход войны со степняками, и ждет момента, когда сможет двинуть свое разношерстное воинство, в котором можно встретить даже такую диковину, как легион из аррантского города воинов Аэтоса ("Ничего себе, чьими услугами приходится пользоваться! - недовольно подумал шад, вспомнив необычных аррантов. - Пакость какая... Воюют они отлично, никто не спорит, но... Странные традиции в этой Аррантиаде..."), носящий совершенно непримечательное наименование "Сизый беркут".
Шад скучал. Он понимал, что планируемая наследником Золотого трона Абу-Бахром битва, пусть даже она завершится победой, мало что изменит. Мергейты, может быть, и будут уничтожены, но потом предстоит восстанавливать все разрушенное и сожженное, наводить порядок в своих землях, надзирать за соседями, которые, пользуясь смутным временем, обязательно захотят оттяпать себе малую толику саккаремских владений, придется расплачиваться с аррантами (однако стоит заметить, островитяне честно выполнили все условия договора), а казна пустеет со стремительностью столь же невероятной, с какой бежит по небесам падающая звезда.
...Отряд, возглавляемый Даманхуром, двигался по Альбаканской пустыне уже пять дней, а за седмицу до того шад с приближенными выехал из города Дангара, быстро миновал невысокий, но скалистый хребет, отделяющий полуостров от материка, направляясь в сторону Мед дай. В прошлом оставались рискованное бегство из Мельсины и два дня плавания по обширному заливу Богини.
Когда галера "Альгалиб" прибыла в Дангарский порт в окружении нескольких десятков купеческих и военных кораблей, вывезших беженцев из столицы, шад ступил на доски пристани в гневе, который не мог усмирить даже вечно спокойный и рассудительный дейвани Энарек, ни на шаг не отходивший от господина. Даманхур жаждал крови, безразлично чьей. Следовало наказать хоть кого-то за бездарно проигранное сражение в Мельсине и сдачу столицы шаданата степнякам. Даманхур лишь злобно и молча кивнул встречавшему его наследнику трона шадов, любимому сыну Абу-Бахру, прибыл во дворец наместника и потребовал немедленно доставить к нему всех благородных эмайров, которые вместе с дружинами бежали из Мельсины.
Действительно, какое право имели высокорожденные трусливо покинуть столицу морем в самый тяжелый миг? Десятки благороднейших мужей, родственников шада, пали, защищая город! Вероятнее всего, младший брат Даманхура Хадибу тоже убит или, упаси Атта-Хадж, попал в лапы мергейтам. Под развалинами Башни Газзала погибла вся семья шада - жены, маленькие дети, наложницы... А эти?! Даманхур метал громы и молнии; Абу-Бахр, опасаясь, что гнев отца случайно падет и на него, на всякий случай покинул Дангару, отправившись в лагерь наемного войска. А шад распорядился показательно казнить, посадив на кол на главной площади города, девятерых эмайров, приговорив их к смерти за трусость и измену. Он намеревался продолжить казни, однако глава государственного совета Энарек и посол великолепной Аррантиады Гермед, неотлучно находившиеся при шаде, уговорили Даманхура оставить это бесполезное занятие и приняться за неотложные дела. Все-таки у повелителя Саккарема еще имелась в распоряжении армия и небольшая, но отлично защищенная горами и выстроенными там неприступными укреплениями Дангарская область. Одна беда - продовольствия на полуострове оставалось всего на пять седмиц, казна постепенно истощалась, и следовало предпринимать решительные действия ради победы над мергейтами.