Страница 77 из 88
Болото кончилось, начинается лес. Какой он красивый, торжественный! Вокруг местечка нет таких могучих, разлапистых дубов, гряда которых, кажется, тянется без конца. Дубы - как часовые вечного покоя, мудрости земли. Солнце клонится к закату, и в лесу удивительно переплетаются длинные прозрачные полосы света с тенями, падающими от деревьев.
Вот уже и Рогали. Деревня раскинулась у самого леса. С восточной стороны леса нет, там открывается глазам заросший кустами луговой простор. В Рогалях - одна улица, хаты довольно опрятные. В том месте, где хлопцы вышли из дубняка, правая сторона улицы круто изгибается, делая колено и как бы образуя небольшую песчаную площадь. На ней стоит толпа вооруженных винтовками людей.
- Кто такие? - спрашивает ребят низенький, в красноармейских штанах, заправленных в лозовые лапти.
- Из местечка. В наш отряд идут, - говорит Катя.
- Долго собирались!..
- Потом скажут - воевали...
- Шкуры пришли спасать...
- Становитесь к забору, сейчас поговорим...
Митю разбирает злость. Он готов уже остановиться, сказать что-нибудь едкое, оскорбительное, но Катя дергает его за рукав - не связывайся. Останавливается перед большой хатой - она дощатым крыльцом выходит на улицу.
Катя идет в хату. Хлопцы стоят на улице. Ждут. Через несколько минут она выскакивает - все в порядке.
Первым идет в штаб Митя.
За столом двое: чернявый, в выцветшей кожаной тужурке, и второй, постарше, с одутловатым, хмурым лицом. Чернявый, который поднимает на Митю усталые глаза, кажется знакомым. Где-то Митя его видел.
- Выкладывай, что в карманах, - требует он.
Интересно, голос человека тоже знакомый.
Митя кладет на стол лесхозовское удостоверение, пачки немецких марок, книжку стихов Пушкина и "Атлас мира".
Лесхозовскую бумажку чернявый рвет на мелкие клочки.
- Где взял мундир?
- Михайлов дал. Он теперь у вас.
- С кем держали связь?
- С разведгруппой капитана Мазуренки. Мы шли к ним.
В этот момент в хату врывается Андреюк.
- Наш это! - кричит он с порога. - Бинты, медикаменты я ему передавал.
- Будем знакомы, - чернявый, поднявшись, протягивает руку. - Командир отряда Якубовский.
Молниеносная вспышка в памяти: летний день, местечковцы роют возле Вербич окопы, командует работами молодой подтянутый лейтенант.
- Я вас знаю, - говорит Митя. - С сорок первого года. Помните, окопы возле Вербич...
Лейтенант задумчиво улыбается. Андреюк тем временем исчезает.
- Если мы с тобой знакомы, подари мне атлас. Я все же командир, а таких карт не имею.
О деньгах Якубовский не спрашивает - кладет себе в сумку.
Лобика, Сергея допрашивают еще меньше. После того как хлопцы появляются один за другим на крыльце, Митю снова зовут. Якубовский на этот раз расхаживает по хате.
- Записку, которую ты передал с Михайловым, мы читали. Только ты очень добренький. Хвалишь людей, которые пошли служить немцам.
- Я знаю их.
- Откуда знаешь?
- С Михайловым часто встречался. Думаете, было просто отправить двадцать семь человек в лес? Мы им листовки давали, газеты. Они б не пошли к вам, если бы не поверили, что вы их примете.
- Михайлова нет, - задумчиво говорит Якубовский. - Погиб в бою с власовцами.
Митя обескуражен. Еще и месяца не прошло, как он простился с лейтенантом.
- Немцы своего среди двадцати семи нам не подсунули? - спрашивает Якубовский. - Не допускаешь?
- Нет. Какой у этих пленных авторитет? Если бы хоть раньше в партизаны пошли...
Якубовский усмехается:
- Ну хорошо. О вашей группе скажу вот что. Служили десантникам, послужите и нам. Отряд местный. Батьковичский. Ты с товарищем, Якубовский имеет в виду Лобика, - останешься при штабе. Для особых поручений. Старшим назначаю тебя.
V
Возле забора у штабной хаты Митю с Лобиком останавливает приземистый, одетый в темно-синюю гимнастерку и галифе человек.
- Не узнаете?
Круглое белое лицо, тихий голос. Да это же Анкудович - он приходил в местечко еще в первую военную зиму, созывал подпольщиков на собрание. Позднее прислал на лечение Ключника.
Сколько всего переменилось за полтора года. Будто вечность прошла. Хлопцы рассказывают о расстреле Сергея, его сестры, о своей службе у десантников, о Ключнике, которого угораздило во второй раз попасть в местечковую больницу.
- Знаю, - говорит Анкудович. - Я начальник разведки и контрразведки. С Мазуренкой видимся часто. Он мне сведения дает, я - ему.
- Где теперь Мазуренка?
- Его группу перебрасывают дальше. Часть осталась, часть ушла.
Так вот оно что! Ясно, почему никто не пришел на встречу. Может, даже хорошо, что так случилось. Ни у Мити, ни у Лобика нет особого желания идти с Мазуренкой в немецкий тыл. Дрожать, трястись? Никогда в жизни они не станут больше подпольщиками!..
Анкудович между тем рассказывает о Ключнике. Когда арестовали Сергея, он прибежал в отряд, имея в кармане немецкий пропуск в Овруч - Ключник оттуда родом. Анкудович отстегал его, бумажку порвал. Когда партизаны наступали на Росицу, Ключник от взвода отбился. Никто его в бою не видел, потому и не подобрали раненого.
Митя внимательно слушает, он полон противоречивых чувств. Когда-то они, подпольщики, смотрели на Ключника как на бога. Он казался необыкновенно находчивым, смелым. Какое там, в местечке, было страшное время! Со всех сторон подстерегала опасность. Даже оттуда, откуда они ждали помощи!..
Зачисляют хлопцев в первую роту. Командиром там Семен Гайчук, мужчина крупный, рослый, политруком - Петр Лисавенка. Поскольку Митя с Лобиком оставлены при штабе, они должны поселиться в другой половине штабной хаты, постоянными жителями которой являются командир и политрук.
Низенький партизан, который заговорил с хлопцами, когда они только вышли из дубняка, принес вязанку соломы, бросил на пол - постель готова. С хлопцами больше разговаривает политрук. Он необыкновенно словоохотлив, на то, что новичков подселили к ним, командирам, не обижается, - наоборот, как бы даже радуется, что есть возможность поговорить с людьми, которые близко видели немцев.
- Как Гитлер осмелился на нас напасть, не могу понять, - начинает он разговор. - Бандит, и больше ничего. Бандиты не очень раздумывают, когда собираются на какое-нибудь дело.
Говорит Лисавенка немного нараспев, по-деревенски растягивая слова, и его пересыпанная местными словечками речь свидетельствует о его очень высоком образовании.
Для командира и политрука - отдельные кровати, остальные - их в комнате семь или восемь человек, - не раздеваясь, валятся на пол и сразу начинают выводить носами рулады.
Политрук не спит.
- Я в вашем местечке был, - продолжает он. - Там мой брат живет. Я, когда убежал из плена, к нему заходил. Может, слышали о Ничипоре Лисавенке? Он зоотехник, институт кончил.
Митя немного помнит смуглолицего, хмурого человека, который работает в "Заготскоте". Но в подпольных делах он не участвовал, и Митя не знает, что о нем сказать.
Лисавенка будто угадывает Митины мысли.
- Дурак он, хоть и грамотный. К немцам пошел на службу. Наши, когда придут, по головке не погладят. Я вот не пошел, хотя и сватали. Прятался, кое-как прослонялся, пока не дожил до лета.
- В местечке многие служат, - возражает Митя. - Но не враги же они. Кто был в колхозе, мог жить, собирая урожай. А как быть остальным?
- Ты - молод, ничего не понимаешь.
- Что тут понимать? Пришли немцы, у них оружие, власть. Силой заставили вернуться на службу. Кто помоложе - угнали в Германию. Что было делать? На небо лезть?
- Так-то оно так, да не все одинаково думают.
- Так они слепые! - горячится Митя. Есть люди, для которых служба маскировка. Вот партизаны забрали из местечка триста коров. Дулю с маком имели бы они, если бы им не помогли. Да и на Росицу напали не с завязанными глазами.