Страница 17 из 88
- Поехали! - наконец отчаянно выкрикивает Годун. - Сняв голову, по волосам не плачут. В Пилятичи, Шмилятичи или к самому черту на рога. Теперь все равно.
- Подожди, - Лубан, взяв вожжи, заворачивает коня на улицу. - Надо найти старосту. Напишу письмо Крамеру. Теперь можно написать.
Старосту ищут долго. Улица опустела. Даже в хате, где справляли свадьбу, тихо. Ворота по-прежнему раскрыты, а двор пуст.
Староста, косоглазый, хлипкий, появился после того, как почти час уговаривали его сестру, бледнолицую и, наверно, немного придурковатую девку. Жена, сколько ее ни спрашивали, где муж, не сказала.
Лубан присаживается за стол. Послюнявив химический карандаш, быстро исписывает размашистым, но разборчивым почерком листок, вырванный из блокнота.
"Август Эрнестович!
Я и мои товарищи, которые находятся со мной, совершили большую глупость, поступив к немцам на службу. Мы теперь опомнились и знаем, что надо искупать грехи. Ты тоже совершил глупость. Но мы тебе все простим, спаси только наши семьи, которые остались в местечке. Сделай все, что можешь, и мы тебе этого никогда не забудем. Разве виноваты семьи, что мы в своей жизни заблудились и пошли не туда, куда надо? Август Эрнестович, ты человек честный, крови не хочешь, пожалей наших жен и детей. Воюют мужчины, солдаты, а не женщины и дети. Верь моему слову, Август Эрнестович, Гитлер войну проиграет, к этому идет. Остаюсь с уважением к тебе, твой бывший заместитель Лубан".
Написанное Лубан читать не стал. Свернул листок, отдал старосте. Насупив брови, приказал:
- Пойдешь в местечко сейчас же. Вечером будешь там. Иди прямо на квартиру к Крамеру. Знаешь, где живет? Отдай письмо в собственные руки. Если пикнешь кому другому, сделаем то же, что с Войцеховским. Понял? Крамеру на словах передай, что найдем под землей, если нас не послушает...
Возле Пилятич из реденького березняка выскакивают на дорогу два молодых парня с винтовками наперевес.
- Стой! Ни с места! Кто такие?
Увидев вооруженных людей, которые едут со стороны местечка, парни растерялись. Не знают, что делать. Кроме них кто-то еще есть в секрете, так как оттуда, из березняка, слышатся три частых, один за другим, выстрела.
- Едем в партизаны, - за всех отвечает Лубан. - Только что разогнали моховскую полицию. Отведите нас к командиру.
Парни переглядываются. Они, видимо, еще не видели, чтоб вот так, на возках, кто-нибудь приезжал в партизаны. Предупредительные выстрелы между тем сделали свое. Из села бегут несколько человек с винтовками.
Ключник, как только подбежал, увидел Лубана, закричал:
- Сдать оружие! Попались, немецкие холуи. Теперь не выкрутитесь!..
Партизанская цепь вмиг ощетинилась дулами винтовок, наставленных на беглецов.
- Большие птицы залетели! - со злорадным возбуждением выкрикивает Ключник. - Могу представить по очереди. Вот это заместитель бургомистра пан Лубан. Собственноручно, чтобы выслужиться, красноармейца застрелил. Тот вон, толстый, выдал партизанские склады, ремонтирует немцам железную дорогу. Да все они полицаи. Как так попались, пан Лубан? Немецкий компас подвел? Не по той дороге поехали?
Лубан и его спутники, которые мигом повыскакивали из возков, оставив винтовки, стоят с побелевшими лицами.
- Мы сами в партизаны пришли, - глухо возражает Лубан. - Разгромили гарнизон в Мохове. Оружие вот тут. Можете посчитать. Четырнадцать винтовок.
Партизаны недоуменно глядят на беглецов. Некоторые закидывают винтовки за плечи, двое или трое держат в руках.
Ключник как бы обвял.
- Насчет Мохова проверим. Только что-то долго собирались? Может, с немцами что не поделили?
Лубан молчит. Процессия медленно движется в Пилятичи. Двое партизан, сев в возки, гонят коней впереди группы в село.
Удивительное свойство имеют слухи. Как снежный ком, который, катясь с горы, обрастая новыми пластами, увеличивается в размерах, так брошенное человеческое слово, переданное другому и третьему, изменяется до неузнаваемости. Еще не успели беглецы под конвоем партизан показаться на пилятичской улице, как в длинной, с разбросанными тут и там хатами деревне будто в бубен забили: местечковая полиция во главе с бургомистром приехала сдаваться партизанам. Бабы, мужики, дети высыпали на улицу.
Партизаны, ехавшие в возках, подогнали взмыленных коней к хате, в которой живет Батура, минут на пятнадцать раньше, чем туда подошли обезоруженные местечковые начальники. Это дало свой результат. Новость Батура внешне воспринял спокойно. Накинул на плечи шинель, надел шапку-буденовку, стал неторопливо похаживать по хате. Но в его возбужденной, недоверчивой голове мелькнула мысль о провокации. Батура сразу связал ночные визиты бургомистра Спаткая с непонятным переходом на сторону партизан пятерых немецких пособников, и уже было ясно Батуре, что прибытие заместителя бургомистра и его сообщников в партизанский лагерь не что иное, как хитрая удочка, закинутая немцами, чтоб приглушить партизанскую бдительность. Где-то вслед за десантом движутся немецкие цепи.
Батура сразу же отдал приказ оседлать дорогу со стороны местечка, заняв прочную оборону. Связные выбежали из хаты.
А еще через несколько минут в Пилятичах стало твориться невообразимое. По улице под удивленными взглядами жителей шли, понурив головы, люди, которых видели тут в другой роли. Лубан своей властью назначил бургомистром Спаткая. К начальнику полиции Князеву приезжал вот этот приземистый Годун. Толстик оружия не носил, он уговаривал сапожников и портных, чтобы они брали у немецкой власти патенты.
По улице, клацая на ходу затворами, бегут между тем партизаны. Несутся в ту сторону, откуда пришли беглецы. Жители забеспокоились. Некоторые бросились во дворы, в хаты, чтобы уложить скарб, в случае команды двинуться к лесным убежищам. Другие, более проницательные, у кого пожитки давно были упакованы в мешках, узлах, не ожидая, устремились в сосняк.
Перебежчиков приводят в огороженный штакетником двор. Ключник взбегает на крыльцо. Из хаты тотчас же выходит Батура. С полминуты молча, сузив глаза, глядит на Лубана, на остальных, затем, переведя взгляд на Ключника, приказывает:
- Расстрелять! Как изменников Родины и провокаторов. Выполнение приказа возлагаю на тебя. Протокол оформим позднее. Я пошел руководить обороной. Если не удержимся, выведешь в лес население.
И ушел. Размеренной, уверенной походкой, в длинной шинели, прямой и высокий, как столб.
Странные вещи могут случаться с людьми. Там, на дороге, когда партизаны его только задержали, Лубан, несмотря на наскок Ключника, мог что-то говорить, объяснять, а тут у него будто язык отнялся. Не было сил слово вымолвить. Побелевшие, в один миг сломленные, покорные судьбе стояли его товарищи по несчастью.
Растерялся и Ключник. Успел заметить непонятную тревогу, неразбериху в селе, боевые приготовления партизан, услышал про оборону и мгновенно решил, что Батура знает что-то такое, чего он, Ключник, и все те, кто нес службу в карауле, не знают и о чем даже не догадываются. В то же время Ключник чувствует бессмысленность приказа Батуры. Эти, пусть себе и изменники, сами пришли сдаваться. Надо проверить, а не с бухты-барахты действовать.
- Отвести в хату и охранять, - приказывает Ключник. - Выясню обстановку.
Командир взвода выходит на улицу. По улице едет повозка, на которой сидит Анкудович и незнакомый Ключнику старик.
- Кого везешь?
- Да вот приехал один на Князевом коне. В Озерках задержали. Говорит, менять соль на картошку ездил. Надо проверить.
- Я больших птиц поймал, - похвалился Ключник. - Заместителя бургомистра из Батькович и еще четверых. Сидят у Батуры. Сходи поздоровайся.
Ключник идет улицей дальше. Видит суету во дворах, на огородах. Баба тащит на санках узлы в сосняк. Еще две женщины туда гонят коров. Миновав несколько хат, никого не встретив, Ключник озирается. Возле дома, который занимает Батура, стоит конь, но ни Анкудовича, ни старика не видно. Осмотревшись, Ключник замечает, как дед, воровато оглядываясь, выбирается из-за хлева и трусит к лесу. Он уже довольно далеко. Ключник, не раздумывая ни минуты, снимает из-за плеча винтовку, прицеливается. С первого выстрела старик падает в синеватый в предвечерних сумерках снег...