Начало

   Так и получилось, что мои однокурсники воспринимали практику, как интересное приключение, я - как тяжелую обязанность. Стоит ли удивляться, что вскоре я прослыл не только стукачом, но и нюней и нытиком.

   Вот на фоне этой распрекрасной жизни и развернулось мое противостояние с Андреасом. Наши индивидуальные занятия проходили два раза в неделю, когда у меня не было больничной практики. Хотя со мной почти никто и не разговаривал, из шушуканий парней я разобрал, что они в основном занимаются медитациями, какими-то духовными практиками, попытками сродства со своей стихией. У меня же все было не так. По сути, каждая моя тренировка была избиением с элементами садизма. Я должен был защищаться от атак Андреаса, что почти всегда заканчивалось одинаково. Его молнии были очень точны и наводились каким-то образом на скопление магии. А где у человека скопление магии? - Правильно, в источнике. Попадая под этот прием, я обычно какое-то время сопротивлялся, отбиваясь куцыми щитами доступных мне воды и воздуха, но неизменно оказывался в лазарете. И так по кругу.

   И вот я, такой молодой и красивый, в очередной раз стою напротив наставника и чую, что мне конец. И не зря. Только что мне удалось подловить его на уловку, продумываемую мной весь последний месяц, и гада неслабо приложило собственной техникой. Второй раз этот номер не пройдет. Поток жара мгновенно высушивает остатки водной ловушки, так аккуратно выстраиваемой мной вокруг учителя, а новая цепь молний, сорвавшаяся с рук Андреаса, достает меня в прыжке и сбивает на пол. Но на сей раз мой мучитель не отпустил технику, а с самым садистским выражением лица продолжал удерживать. Речь пошла уже не о защите, а о банальном выживании. Я начал судорожно собирать доступные мне резервы, но очередная молния попала точно в сосредоточие источника и привела к катастрофе. Собранная для защиты сила понеслась по каналам в теле, выжигая их, превращая в пепел, отзываясь невыносимой болью. Теряя сознание, я еще успел заметить испуганное лицо мучителя, склонившегося надо мной, но даже плюнуть в ненавистную морду не осталось сил.

   И вот я здесь.

   Но хотя воспоминания Егора стали моими, Егором я себя не ощущал. Я все та же старая циничная сволочь с устоявшимся мировоззрением и сложившимся взглядом на вещи. Правда, чувствовать себя молодым и почти здоровым, гораздо приятнее, чем старым и больным.

   Пока я утрясал воспоминания двух своих ипостасей, проснулся мужик, который меня караулил. Теперь я знал, что это Егоркин персональный охранник Григорий, приставленный к нему на время выходов в город. Бывший гвардеец императора, тяжело раненый в одной из стычек, стал не годен к службе и работал при лицее. После перевода Егора на практику в муниципальную больницу, бывшего вояку прикрепили к нему для охраны и помощи. Днем он отводил мальчишку на место, а вечером притаскивал обратно, частенько прямо на руках. За месяцы, проведенные вместе, Егор и Григорий не то, чтобы подружились, но научились вполне сносно сосуществовать. Егор потихонечку подлечивал отставника, а Григорий ненавязчиво оберегал его от различных неприятностей, которые Егор по малолетству просто не замечал.

   Так, стоп. Это я теперь Егор. Нельзя даже в мыслях думать как-то иначе.

   Григорий внимательно меня оглядел и с деликатностью, которую трудно заподозрить в таком медведе, спросил:

   - Как вы, Егор Николаевич? Доктор велел вам не вставать. Может утка требуется? Я мигом принесу.

   И с проворством, мало ожидаемым для такой туши, соскочил со стула и бросился в угол палаты, где на полу стояло приготовленное судно. Во время помощи в таком нужном деле, Григорий стал отвечать на незаданные вопросы.

   - Ох, и испугали вы всех, Егор Николаевич. Валялись недвижно аж три дня, как есть покойник. Брат ваш, Дмитрий Николаич, дважды в день прибегал справляться о вас. А уж начальство почти ежечасно бывает, все ждут, как очнетесь. Мне строго-настрого велено сразу же бежать на доклад, в любое время суток. А уж Андреаса-то проклятого завуч наш по залу прямо и размазал. Лежит теперь супостат в соседней палате, на зубы новые копит.

   Нехитрая шутка вызвала у меня улыбку.

   - Ну, вы тут лежите теперь спокойненько, а я за доктором побежал, да и Евгению Александровичу быстренько доложусь. А потом снова у вас буду.

   И, обиходив меня, Григорий резво выскочил за дверь.

   А я привычным для Егора усилием обратился к своему источнику и замер.

   Источника больше не было, совсем!

   Там, где всегда приветливо мерцала разноцветная звезда моей силы, царил разгром. Выбитые зубы Андреаса больше не казались мне смешными. Хотелось встать, пройти в соседнюю палату и медленно убивать моего врага. Да-да, именно врага, так как то, что он сделал, не может остаться неотомщенным. Даже просто срыв источника стал бы большой проблемой, но полное его разрушение - это конец всему! По сути, он лишил меня будущего.

   Эта чухонская сука лишила меня магии!

   Пока я раздумывал над приемлемыми способами умерщвления, в палате появились новые действующие лица.

   Первым примчался наш интернатский доктор, Михаил Игнатьевич. Этот человек был глубоко уважаем Егором, являясь вторым, после матери наставником в мастерстве врачевания. И пусть его источник не шел ни в какое сравнение с бывшим моим-Егоровым, но его опыт позволял ему претендовать на звание мастера-целителя.

   Ворвавшись в палату, он принялся творить привычные манипуляции над моим телом, параллельно забалтывая меня.

   - Ну, здравствуй, Егор, что-то ты ко мне зачастил последнее время, понравилось что ли? Так лучше бы просто так на чай приходил, что я для тебя варенья пожалел бы...

   Тут Михаил Игнатьевич запнулся на полуфразе и повернул ко мне белеющее на глазах лицо. Это его диагностика показала то, что я и так уже знал.

   - Как же так, Егор?... Как же так? - как заведенный повторял он.

   Тяжело осев на освобожденный Григорием стул, доктор с жалостью смотрел на меня.

   - Как же так, Егор?... Как же ты теперь?...

   Трясущимися руками Михаил Игнатьевич снова скастовал диагностику. Она показала то же, что и раньше - полное отсутствие силы во мне. Как ни странно, но я по-прежнему видел магию, несмотря на отсутствие источника. Видимо эта способность как-то уцелела во мне.

   Не в силах поверить очевидному, доктор снова и снова что-то кастовал, но чуда не происходило.

   - Хватит, Михаил Игнатьевич, так Вы совсем без сил останетесь, - пришлось вмешаться мне, - Я уже и так все знаю.

   Ссутулившийся доктор закрыл руками лицо и стал раскачиваться на стуле. Но вдруг встрепенулся и закричал:

   - Я этого так не оставлю! Я дойду до Его величества! Егор, ты только не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем!

   - Чем же мне император-то поможет, Михаил Игнатьевич? Сами же знаете, такие повреждения либо восстанавливаются сами, либо нет. И наука их пока не научилась лечить. Тут даже лучшие целители бессильны.

   И это было правдой. При всей своей магии, целители могли воздействовать только на физическое тело пациента, потому-то и лежала моя мать уже год в коме, что ее источник уснул. Потому-то и бесполезны мне были любые целители, хоть продайся я всеми потрохами в какой-нибудь клан для оплаты лечения.

   - Как же так, Егор?.. Как же так? - опять запричитал доктор.

   Во мне стало глухо ворочаться раздражение.

   Что ж вы, суки, раньше-то не спохватились? Угробили пацана, а теперь причитаете: "Как же так, как же так?" А вот так! Каком кверху! А ведь Егор и к тебе, старый пердун, прибегал. Плакался, что нагрузка непосильная, да и наставник лютует. Только что ты ему тогда сказал: "Надо потерпеть, Егорушка. Тяжело в учении, легко потом". Очень парню это, бл..дь, помогло. А теперь убиваешься, старый хрен. А вот выкуси! Жил я 60 лет без магии, и сейчас проживу. И хоронить меня раньше времени не надо. А то ишь, распереживался он тут, видите ли!