Судьба бытия

Все искали парадоксальных решений, и даже современная ситуация человечества воспринималась как парадокс — благодаря ее абсурдности. А из абсурдности (ибо даже повседневность — абсурдна, и как будто бы, нет вообще ничего, что не было бы абсурдным в двадцатом веке) — выход может быть найден только в крайностях парадокса и маргинальности.

Несомненно также, что многие творцы этой метафизической культуры использовали свой личный и медитативный опыт для создания своих произведений. В качестве примера можно привести творчество удивительного русского поэта-неконформиста и духовидца — Валентина Провоторова.

Его стихи написаны как бы от имени чиновника[6] (или «мандарина» — по китайской традиции), но это не простой современный чиновник: так же, как случалось иногда в древнем мире, этот чиновник обладает виденьем иных миров, он — визионер духовидец. Свою задачу он описывает так:

Это стремление к «запретному» (точнее, "закрытому") познанию пронизывает всю эту поразительную книгу (пока еще не изданную), которая дает широкую панораму действительности, скрытой от карикатурно узкого, рационализированного сознания современного человека.

В этих стихах есть и о вечности ("и кажется вечность раем, где зреет вкусная падаль") и об опыте оперативной магии, о ведьмовских формулах, левитации, о многих «я» внутри «единого» человека — и порой все это довольно отстраненно, в согласии с сакральным кредом восточной метафизики: быть Великим Наблюдателем, а не участником космического балагана.

Перед нами в стихии превосходной поэзии крутится колесо «сверхъестественных» ситуаций, лишь небольшим аспектом которых является так называемая «естественная» жизнь человека. Здесь и «дедок», который читает "Дикую Псалтырь", и "тайна ада", и "углубленная в жуть луна", и «инкубы», и "воля черного козла", и "древний корень", и "большое, бесноватое тело", и "явь, как гнусный и злой подлог", и "символы глубин", и оккультная эротика но все это освещено вселенским созерцанием, которое вовсе не является средством апологетики негативной стороны человека и Космоса, а суровой констатацией тайных фактов, жесткость которых невозможно преодолеть без знания их.

Итак, присутствие в этих группах людей искусства (поэтов, писателей) продолжает ту традицию пересечения сфер литературы и духовной философии, которая вообще характерна для России. Кроме того, в некоторых группах объектом философии становится сама Россия — ибо «предчувствие» глубокой, выходящей за пределы мира, тайны России характерно как для определенных направлений русской философии, так и для величайших поэтов и писателей России (Достоевского, Гоголя, Блока, Есенина). Это «чувство» тайны России (и поиск ее) продолжает существовать и сейчас… Весьма знаменательно, что в настоящее время (в восьмидесятых годах, как до, так и после перестройки) идеи и образы восточной метафизики и философии начинают «входить» даже в официальную советскую литературу[7].

Поразительный пример — творчество известного советского писателя Анатолия Андреевича Кима[8].

Если великому Булгакову удалось создать роман века ("Мастер и Маргарита"), где современная цивилизация сочетается с европейско-средневековым космосом, то Анатолию Киму удалось совместить современную жизнь и буддийскую космологию. Его произведения — фундаментальная манифестация того факта, что жизнь в двадцатом веке не отрезана окончательно от бездонного Источника Мудрости Востока.

Вот как оценивала его творчество советская критика: "…Кима читают и любят, то только потому, что чувствуют в его «фантастической» прозе реальное духовное бытие… череда перевоплощений его героев легко поддается описанию в категориях буддийской философии…"[9].

И наконец, важный момент: "По удачному определению Вл. Бондаренко, этот голос Востока, раздавшийся внутри нашего художественного сознания. Это не Восток, это — встреча Востока и России, это наш контакт с миром Востока, наш взаимообмен с ним"[10].

В заключение несколько слов о мотивах возникновения этих вышеописанных духовных движений (в них участвовала, по крайней мере в шестидесятые годы, в основном молодежь).

Несомненно главной причиной является духовная жажда — черта, глубоко присущая человеку вообще и к тому же неотделимая от русской традиции.

Жить только узко-материальными, повседневными интересами, целиком подчиняя себя низшим инстинктам и плоскому рационализму (как бы не было это распространено в современном мире) — противоречит подлинной природе человека, его стремлению понять самого себя, его внутреннему несогласию с собственной «смертностью» и ничтожеством.

Все это и предопределило такой интерес к духовной жизни в современном Советском Союзе.

Широкий же спектр этих интересов (в частности, внимание к Востоку) объясняется, я думаю, тем, что в этих кругах ищут ответы на действительно глобальные, всеохватывающие или загадочные вопросы, которые невозможно решить в пределах одной традиции…

В следующей главе излагается учение автора этой книги, иллюстрирующее духовные искания в шестидесятых годах.

Религия «Я»[11] (Утризм «Я»)

Истоки веры

Эта вера исходит из первичной внутренней реальности (во мне).

Об истоках веры.

Таким образом «личное» начало этой веры исходило из некоей внутренней, априорной реальности. Она была дана мне от рождения. И лишь впоследствии, осознавая эту реальность, я выявил существо веры. Следовательно, это не религия Откровения. Если хотите, это религия Внутренней Реальности.

Объект поклонения

Единственный объект поклонения и веры — собственное Я (верующего).

Оно бессмертно и вечно. Что оно представляет? «Я» есть единственная реальность, в "данный момент" (для «человеческого» я) как целое, закрытая, но частично раскрывающаяся — наиболее полно в самосознании, в духе. Я есть также то, что придает самость, что делает ощущение — самоощущением, сознание самосознанием, то, что придаст самость любому post-духовному плану, сделает его реальным, т. е. для себя существующим. Ту сферу Я, которая доступна человеку, назовем Я-настоящим, или, точнее Я-данным, Я реализованным. То, что для человека раскроется впоследствии, на ступенях потустороннего — Я-будущим. «Будущим», разумеется, только по отношению человеческому Я верующего, которое связано со временем. Поэтому более точно: Я-высшим (или чистым Я). Последнее уже может выходить за пределы человеческого, и вообще единичного, индивидуального, связанного с формой, пространством, временем.

Как абсолютный дух, оно раскрывается в Я-абсолют-ном. В то же время в Я есть трансцендентный момент (Я-трансцендентное)[12]. Но это есть все тоже личное Я верующего.

6

6 См.: Валентин Провоторов. Часослов мандарина (самиздат). [Примечания автора]

7

7 Естественно, что после начала перестройки граница между официальной и неофициальной культурами в Советском Союзе стала размываться, и это касается не только литературы, где этот процесс зашел уже далеко, во даже философии. Конечно, относительно философия необходимо подчеркнуть, что это пока еще только первые попытки… [Примечания автора]

8

8 См. романы А. Кима «Лотос» и «Белка» (Произведения Анатолия Кима переведены на ряд европейских языков). [Примечания автора]

9

9 См.: Анатолий Ким. Невеста моря. М… Известия, 1987, с. 534.  [Примечания автора]

10

10 Cм.: Анатолий Ким. Невеста моря. М… Известия, 1987. с. 535. [Примечания автора]

11

11 Термин «религия» здесь не оправдан, но я оставил этот текст таким, каким он был в 60-е годы — годы искании и вызова. Религия неразрывно связана с Откровением, этот же трактат носит философско-метафизический характер, смысл которого во внутренних поисках своего личного вечного Я, недоступного смерти и разложению. Следовательно, эту работу, которая здесь публикуется как отдельная глава книги "Судьба бытия", нужно было озаглавить "Метафизика Я". Но я не хотел вносить никаких изменении в эту мою первую философскую работу, ибо необходимо было, на мой взгляд, показать сам процесс, эволюцию, саму картину наших метафизических исканий в Москве в 60-70-е годы. Тем более, вся эта книга в целом, написанная уже в эмиграции, представляет полную панораму этих исканий, от моей "Метафизики Я" до "Последней доктрины", и сравнение их с метафизическим опытом Индии. Но все-таки в конце "Метафизики Я" мною добавлен небольшой «Postscriptum». в который я и ввел понятие «утризм» как, вероятно, особый вид метафизики. Что касается "Последней доктрины", то она создавалась в 70-е годы мной и Джемалем Гейдаром, но потом наше понимание ее стало различным, здесь представлен мой вариант этой доктрины. [Примечания автора]

12

12 Трансцендентное Я — такое Я, которое выходит за пределы представлений о Я, которые известны в обычной традиции. [Примечания автора]