Страница 16 из 41
Вижу, что не стыдно: у тебя в этих случаях мозг течет назад и тебя ничем не убедить, не пронять. Даже действительности ты не веришь, как философ Гегель, который говорил (когда факты шли против его теории): ну что ж, тем хуже для фактов!
Жаба философическая!
Тотик спрашивает обо мне? Не в чем везти. Здесь (по дороге) всё страшно дешево: яблоки – 1 к[опейка] за 3 шт[уки], груши – 5 к[опеек] за 10 шт[ук] и т. д. Раз в пять дешевле Москвы[127].
Не знаю, Муся, что мне делать!.. Приеду, посоветуемся.
В Воронеж, наверное, не поеду[128]. Душа не лежит, и уже тоскую по Вас.
В вагоне к «Осенней поэме»[129] написал еще 8 строк. Мешала жлоборатория![130].
Приеду – загоним поэму[131].
Поезд шел страшно медленно. Ехали какими-то глухими русскими местами.
Все-таки жалко, что не взял Вас, – можно бы прожить здесь хоть неделю: очень тут тихо и зелено и дешево.
Гуляй больше и бди осторожность: иначе автобус сожрет мою Мусю. Кончаю писать: почту здешнюю хотят закрывать.
Обними моего мужичка и купи ему сказку. Скажи, что отец все-таки пошлет его в Крым вместе с матерью, которую я сейчас мысленно и жадно целую. Андрей.
Впервые: Архив. С. 445–446. Публикация Н. Корниенко. Печатается по автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 3, ед. хр. 7, л. 2–3.
{101} М. А. Платоновой.
10 декабря 1926 г. Тамбов.
Машенька!
С утра, как приехал, до вечера познакомился с тамбовским начальством. Был на конференции специалистов[132], а вечером на сессии губисполкома[133]. Обстановка для работ кошмарная. Склока и интриги страшные. Я увидел совершенно неслыханные вещи. Меня тут уже ждали и великолепно знают[134] и начинают немножко ковырять. (Получаетде «огромную» ставку[135].
Я не преувеличиваю. Те, кто меня здесь поддерживают и знают, собираются уезжать из Тамбова (зав[едующий] ГЗУ и зав[едующий] губмелиоземом). Мелиоративный штат распущен, есть форменные кретины и доносчики. Хорошие специалисты беспомощны и задерганы. От меня ждут чудес.
Попробую поставить работу на здоровые ясные основания, поведу всё каменной рукой и без всякой пощады.
Возможно, что меня слопают и выгонят из Тамбова. Плевать! Город живет старушечьей жизнью: шепчется, неприветлив и т. д.
Зав[едующий] губмелиоземом (секрет – не передавай ни Волкову[136], никому) уезжает в Сталинград (Царицын)[137] и зовет меня с собой. Я стараюсь быть пока нейтральным. Ну, плюнем на это! Пишу на службе, меня теребят, поэтому кончаю. Завтра напишу большое письмо. Чемодан мой лежит в мелиорации. Ночевал у Барабанова[138]. Очень хорошие люди. Все утро ходил с комиссионершей[139] и женой Барабанова осматривал комнаты. Нашел за 15 р[ублей] с отоплением, необходимой мебелью и двумя самоварами. Сегодня после занятий переезжаю туда. Был у Тихомирова[140] (в редакции); сами предложили работать. Будут платить, но очень мало. Все равно буду работать. В Тамбове (как говорят в редакции) нет ни одного поэта, ни одного беллетриста![141] Удивительный город! Как Тотик – не скучает по мне? Я уже заскучал. Скорей бы устроиться, а то нельзя писать.
Уверен, что долго не проживу, – чудовищная зверская обстановка.
На днях – подробное письмо. И цены на продукты. И всё прочее. Очень мне тут тяжело. Толкай мои литературные дела.
Обнимаю и целую обоих. Живи спокойно. Я твой и Тоткин. Мой адрес пока: Тамбов, Губземуправление, губмелиоратору Платонову.
Твой Андрей, 10/XII, 12 ч[асов] дня.
Впервые: Волга, 1975. С. 164 (в сокращении).
Печатается по: Архив. С. 446–447. Публикация Н. Корниенко.
{102} М. А. Платоновой.
11 декабря 1926 г. Тамбов.
Тамбов, 11/XII, 6 ч[асов] вечера. Мария!
Вот я сижу в маленькой почти пустой комнате (стол, стул, кровать). Маленький дом стоит на дворе[142]. Улица безлюдна, глуха и занесена снегом. Полная тишина. Я совершенно одинок. На моей двери висит эмалированная табличка: «А. И. Павловъ, Артистъ Императорскихъ Театровъ». Когда-то, наверное, в этой комнате жил некий «А. И. Павловъ» и, может быть, сидел за тем же столом, где сейчас сижу я, и так же скучал в этом глухом и тихом городе.
Я с трудом нашел себе жилище, несмотря на то что квартир и комнат в Тамбове много. Принимают за большевика и чего-то боятся[143]. Город обывательский, типичная провинция, полная божьих старушек[144].
Мне очень скучно. Единственное утешение для меня, это писать тебе письма и кончать «Эфирный тракт»[145].
В ГЗУ – отвратительно. Вот когда я оставлен наедине с своей собственной душой и старыми мучительными мыслями. Но я знаю, что всё, что есть хорошего и бесценного (литература, любовь, искренняя идея), всё это вырастает на основании страдания и одиночества. Поэтому я не ропщу на свою комнату – тюремную камеру – и на душевную безотрадность.
Иногда мне кажется, что у меня нет общественного будущего, а есть будущее, ценное только для меня одного. И все же бессмысленно тяжело – нет никаких горизонтов, одна сухая трудная работа, длинный и глухой «тамбов».
Я не ною, Мария, а облегчаю себя посредством этого письма. Что же мне делать?
Я вспоминаю твои слова, что я тебе изменю и т. д. Ты посмотри на меня, на Тамбов, на всё – чем я и где живу, – и тебе станет смешно.
Мне как-то стало всё чуждым, далеким и ненужным. Только ты живешь во мне как причина моей тоски, как живое мучение и недостижимое утешение… Еще Тотка – настолько дорогой, что страдаешь от мысли его утратить. Слишком любимое и драгоценное мне страшно, я боюсь потерять его, потому что боюсь умереть тогда.
Видишь, какой я ничтожный: боюсь умереть и поэтому берегу вас обоих, как могу.
Помнишь эти годы. Какой мукой, грязью и нежностью они были наполнены? Неужели так вся жизнь?
Я думаю, что религия в какой-нибудь форме вновь проникнет в людей, потому что человек страстно ищет себе прочного утешения[146] и не находит его в материальной жизни.
Слушай, Маша, ты обещала мне прислать фотографию – свою и Тотки! Ты не забудь, пожалуйста. Воспоминания будут моей религией, а фотография – иконой.
Я бы хотел чем-нибудь развеселить тебя, но никак не могу даже улыбнуться.
Ты бы не смогла жить в Тамбове. Здесь действительно мерзко. А быть может, мне придется здесь умереть. Кто знает, разве я думал попасть когда-нибудь в Тамбов, а вот живу здесь. Как странно всё, я как в бреду и не могу опомниться. Но и выхода нет для меня. Я постараюсь успокоиться, лишь бы покойно и хорошо было вам. Оба вы слишком беззащитны и молоды, чтобы жить отдельно от меня. Вот чего я боюсь. Оба вы беспокойны, стремительны и еще растете – вас легко изуродовать и обидеть. Но что делать, я не знаю. Обними и расцелуй Тотку, я не скоро его увижу, не скоро я повожу его верхом. А ты вспомни обо мне и напиши письмо, потому что я тобой только держусь и живу.
127
С осени 1926 г. в центральных городах СССР нарастает продовольственный кризис, что было связано с низкими закупочными ценами на хлеб и сельскохозяйственные продукты, которые осенью крестьяне отказывались продавать по установленным государством ценам.
128
В Воронеже оставалась родная семья Платонова (Климентовы).
129
«Осенняя поэма» – первое название поэмы «Иван да Марья»; первоначально поэма была посвящена Марии Александровне; новые строки, о которых идет речь, вписаны в беловой автограф (см.: Сочинения, I (1). С. 608–609. Примечания Е. Антоновой).
130
Жлоборатория – платоновский неологизм. В неоконченной повести «Однажды любившие» образ уточнен эпитетом: «балакающая жлоборатория» (см. с. 652 наст. издания).
131
При жизни Платонова поэма не была опубликована (впервые: Октябрь. 1999. № 2. С. 131–134).
132
Платонов присутствует на заседании губземуправления, посвященном вопросам подготовки совещания специалистов сельского и лесного хозяйства (см.: К совещанию специалистов сельского и лесного хозяйства // Тамбовская правда. 1926. 10 декабря. С. 2).
133
IV сессия губисполкома открылась 6 декабря. 8 декабря (а также, скорее всего, 9 и 10) Платонов был на заседаниях, посвященных обсуждению доклада по итогам «восстановленческих мероприятий» в сельском хозяйстве. В курируемой им области мелиорации эти итоги были самыми удручающими: план по мелиорации оказался выполнен на 50 %, что объяснялось неполным штатом мелиораторов и распылением государственных кредитов. В связи с провалом мелиоративного плана контрольным инстанциям рекомендовалось обратить внимание на проверку расходования средств на мелиорацию, а ГЗУ – добиться пополнения штата специалистамимелиораторами (Тамбовская правда. 1926. 11 декабря. С. 2).
134
В Тамбове Платонова знали как губернского мелиоратора соседней Воронежской губернии, а также, скорее всего, были осведомлены о его скандальном увольнении из ЦК Союза сельскохозяйственных и лесных рабочих СССР. За две недели до его приезда Тамбов посетили руководители секции землеустроителей ЦК Союза; обследовались работа и быт тамбовской секции, главное внимание было обращено на взаимоотношения губбюро секции с подотделами землеустройства и мелиорации. 30 ноября в Москве состоялось обсуждение отчета ответственного секретаря Тамбовской секции тов. Шатилова, на котором присутствовали инструктор Наркомзема и начальник Тамбовского ГЗУ тов. Рубцов (см.: Землеустроитель. 1926. № 12. С. 63). Представители землеустроительной секции ЦК Союза присутствовали и на открывающемся в Тамбове совещании специалистов сельского и лесного хозяйства.
135
Оклад Платонову (см. ниже) был назначен действительно значительно выше всероссийского и приближался к самым высоким окладам (Московская губерния); максимальный оклад заведующего подотделом мелиорации по России в 1926 г. составлял 150 рублей (см.: Вопросы зарплаты мелиораторов // Землеустроитель. 1927., московская «знаменитость»!) На это один местный коммунист заявил, что советская власть ничего не пожалеет для хорошей головы. Во как, Машка! // № 3. С. 21. Подпись: А. Т.).
136
Волков Иван Васильевич (1886-?) – член ВКП(б) с 1920 г., в 19231925 гг. – ректор инженерно-землеустроительного техникума в Киеве и член бюро секции землеустроителей. Был откомандирован в ЦК Всеработземлеса по запросу ЦК с целью «укрепить работниками Всесоюзную землеустроительную секцию»; в это время ответственный секретарь землеустроительной секции ЦК Союза; семья его также некоторое время жила в Центральном доме специалистов. В ЦК Союза Волков появился в одно время с Платоновым. До того в журнале «Землеустроитель» за подписями «Землеустроитель Волков», «Уездный землеустроитель Волков» были опубликованы четыре его весьма посредственные статьи на организационные темы, в которых он главным образом развивал тему нового типа советского землеустроителя – землеустроителя-общественника (см.: Волков И. В., земл. Надо дать землеустроителю возможность быть общественником // Землеустроитель. 1925. № 6. С. 18–20). Волков был чистым функционером и, в отличие от Платонова, совершил стремительную карьеру: в июле 1926 г. на пленуме, освободившем Платонова от должности, Волков возглавил землеустроительную секцию; на пути восхождения на вершину власти он сбросил не только неудобного Платонова; тогда же он сначала вовсе упразднил должность своего заместителя, весьма авторитетного мелиоратора Н. В. Красавина, возложив собственным приказом его полномочия на себя, также убрал того из редколлегии главного журнала ЦК Союза «Землеустроитель», а себя назначил ответственным редактором журнала (с июньского номера постоянно выступал на страницах журнала только с передовицами, из которых нельзя понять его специализацию). Волков принял самое непосредственное участие в увольнении Платонова и назначении на его должность с 1 августа 1926 г. такого же, как и сам, функционера, члена секции А. Тираспольского, среди заслуг которого (судя по информации журнала) стала поездка в Крым в апреле 1926 г., где он удачно снял в аренду дачу для летнего отдыха членов Союза (см.: Хроника // Землеустроитель. 1926. № 7. С. 78). В ноябре 1926 г. Волков посетил Тамбов с инспекционной проверкой.
137
Царицын был переименован в Сталинград в 1925 г., в 1961 г. переименован в Волгоград.
138
Барабанов – инженер-мелиоратор губернского земельного управления; до приезда Платонова занимал должность губмелиоратора, заведующего подотделом мелиорации; после передачи дел Платонову (10 декабря) был назначен на должность старшего инженера по с.-х. огнестойкому строительству.
139
Комиссионерша – в значении: посредник.
140
Тихомиров – работник Тамбовского губисполкома, курировал культурномассовую работу; в тамбовских газетах не печатался. Судя по письму, Платонов был знаком с ним до приезда в Тамбов. В Тамбове выходило две газеты – ежедневная газета «Тамбовская правда» и еженедельная «Тамбовский крестьянин». Скорее всего, Платонов был в редакции первой.
141
Литературный Тамбов прославился в 1919–1921 гг. своим Пролеткультом, который представляли многие известные поэты и прозаики (о чем Платонов знал). После распада Пролеткульта многие тамбовские пролетарские писатели (И. Катаев, Г. Якубовский, В. Докукин, Б. Дальний, П. Слетов и др.) перебрались в Москву, стали активными участниками литературной жизни. По официальным данным, в 1927 г. тамбовская ассоциация пролетарских писателей объединяла 12 писателей, которые в основном занимались «проработкой» резолюций ВАПП (Всероссийская ассоциация пролетарских писателей) и клубно-агитационной работой (см.: Культурное строительство в Тамбовской губернии. 1918–1928. Воронеж, 1983. С. 193). И все-таки Платонова информировали не совсем точно. На страницах газеты печатались «текущие» произведения тамбовских литераторов, а также перепечатывались произведения известных советских писателей (М. Горького, Я. Бердникова, В. Шишкова, М. Колосова, А. Серафимовича, Ф. Панферова и др.).
142
Тамбовские краеведы указывают дом, в котором Платонов снимал комнату: ул. Бебеля, д. 54 (см.: Овсянников П., Ходякова Г. «Здесь грустная жизнь» (Сто дней Платонова в Тамбове) // Наш Платонов. Воронеж, 1999. С. 297).
143
Антикоммунистическое восстание крестьян Тамбовской губернии (1920–1921) было жестоко подавлено частями регулярной Красной армии. Крестьянская война, в которой, по признанию М. Тухачевского, одного из руководителей карательных частей, борьба шла «не с бандитами, а со всем местным населением» (см.: Тухачевский М. Борьба с контрреволюционными восстаниями // Война и революция. 1926. № 17. С. 9), закрепила за Тамбовом статус губернского города, крайне неблагополучного с политической точки зрения. С восставшими новая власть расправлялась со всей жестокостью: в заложники брали семьями; расстреливали тысячами; сжигались целые села (см. документы из архива Тамбовского губисполкома: Судьбы русского крестьянства. М., 1996. С. 143–152). Платонов, естественно, знал об этом, тем более что тамбовское восстание перекинулось в соседнюю, Воронежскую губернию, захватив Новохоперский уезд.
144
Тамбов – один из центров русской религиозной жизни; до революции на территории губернии насчитывалось: 1191 храм, 6 мужских и 12 женских монастырей, здесь находилась знаменитая Саровская пустынь; только в самом городе было 33 православных храма, 4 монастыря, мужская и женская богадельни.
145
«Эфирный тракт» – первая повесть Платонова, над которой он начал работать в ноябре 1926 г.
146
Тема отношений «старой веры», науки и коммунизма становится одной из центральных в идейно-философских текстах Платонова этих лет. См. в неоконченной статье «О любви»: «Вы скажете, что мы дадим народу взамен религии науку. Этот подарок народ не утешит» (Платонов А. Возвращение. М., 1989. С. 174).