Страница 3 из 8
Топор замахнулся снова и снова. Ветка отделилась. Мэксилл кивнул и вручил топор этому парню. Парень замычал, глянул на Мэксилла, на топор. Бросил инструмент и шагнул прямо к дереву, потрагивая пальцами грубую мозолистую кору, обнажения корней, покрытые наростами, листья и побеги над головой. Нэн готова была увидеть, как дерево само разделится на поленья, аккуратно расколотые и сложенные. Однако ничего не случилось. Абсолютно ничего.
- Так! Не умеет дурачок ни доить корову, не следить за поросятами, ни цыплят кормить, ни деревья рубить. Нечего его и кормить, не оправдает себя. Напевать только умеет и фокусы показывать.
- Мы сегодня сделаем всю работу по дому, - тактично предложила Нэн.
То есть они и так эту работу делали почти каждое утро и каждый вечер тоже, но считалось, будто отец делает всю мужскую работу, а им остаются только легкие обязанности. Заботливые девчонки - так они его репутацию спасали.
Не могла Нэн поверить, что этот парень безнадежно ненормален. Со своими восемью пальцами он управлялся не хуже, чем любой другой с десятью, даже вроде бы еще лучше. Он не стал кормить свиней, зато ловко собирал яйца, доставал их прямехонько из-под кур и при этом ничуть не тревожа несушек. Он не умел доить, зато стоял возле Шерри, пока это делала Нэн. Удои все повышались. Теперь корова дала гораздо больше, чем вчера утром. После окончания работ он снова пошел в сад - без топора. Нэн послала Джози поглядеть, что он там делает.
- К каждому дереву подходит, - доложила Джози, - просто смотрит на них и трогает. Ничего стоящего не делает. И знаешь что? Он ест траву и сорняки.
- Ты хочешь сказать - он их жует?
- Да нет же. Он их ест. По правде. Горстями. И еще он дотронулся... ну, до этой штуки у меня на лице. Я сразу побежала поглядеть в зеркало, ее почти не видать - если держаться в тени.
- Я рада, что пятно проходит, - сказала Нэн. - Только не расстраивайся, если оно снова появится. Не о чем тужить. А я уверена - ничего не изменилось, когда он дотронулся. Просто совпадение.
Целых три дня парень бродил по саду, слоняясь возле старых деревьев. На третий день Шерри давала уже три галлона молока, яиц собирали много больше, чем обычно в это время года, а родимое пятно Джози практически исчезло и не было заметно даже при ярком солнечном свете. Малькольм Мэксилл ворчал, что от этого типа никакой пользы. Но ни разу напрямик не велел ему уходить, так что все было в порядке.
Когда с садом было покончено (девчонки бегали и по одной, и все вместе поглядеть, что он там делает, но возвращались, так ничего и не поняв), он принялся за поле. Мэксилл засеял его позже, и не только из-за отсутствия хозяйственного энтузиазма, но и по той причине, что не владел ни трактором, ни плугом. Ему пришлось ждать, пока все те, у кого он мог их одолжить, закончат сев у себя. Почва была сухая, семена долго намокали и проросли слишком поздно. Когда же нежные серо-зеленые пучки пробуравили твердую землю, их опалили и покоробили жаркие лучи. Соседские поля уже поросли бледными кисточками, а карликовые ряды всходов Мэксилла только-только начали выпускать колоски.
С зерном парень еще больше возился, чем с садом. К тому времени Нэн поняла, что его мычание было вовсе не пением, а способом говорить. Это было немного досадно, потому что делало его еще более чужим. Будь он итальянцем или португальцем, она могла бы изучить его язык. Будь он китайцем, она могла бы усвоить, как едят палочками. Но человек, который объясняется нотами вместо слов, станет проблемой для любой девушки.
Все-таки недели через две она начала его немного понимать. Они уже получали четыре галлона молока от коровы, яиц было больше, чем обычно весной, а у Джози стал свежий цвет лица, как у ребенка. Мэксилл притащил приемник, который кто-то продал ему в лавке зятя, и они развлекались, ловя разные далекие станции. Когда подходил этот парень, то, если они ничего не слушали, приемник наигрывал музыку, похожую на ту, что играла скрипка в первый вечер. Теперь они к ней привыкли, она не казалась им странной, или, по выражению Малькольма Мэксилла, длиннобородой. Она помогала им чувствовать себя лучше, сильнее, добрее, больше любить друг друга. Нэн поняла... что именно? Что он иной, чем другие люди, рожденные в местах с известными названиями, говорящие обычным языком, поступающие привычно? Все это она и так знала. Он объяснил ей мычанием, откуда явился и каким образом, но это не стало ей доступнее и понятней, чем раньше. Иная планета, иная звезда, иная галактика - что были эти понятия для Нэн Мэксилл, педагогической загадки хенритонской средней школы, которая на уроках естествознания читала романы? Его имя, насколько она могла переосмыслить мычание и членораздельные звуки, было Эш. Не все ли равно, родился ли он на Альфе Центавра, на Марсе или на безымянной планете, на расстоянии в биллионы световых лет от Земли?
Он скромно сознавал свое несовершенство. Он не умел делать ничего, в чем его соотечественники были так искусны. Не по нему были абстрактные проблемы, неподвластные электронным мозгам, философские размышления, приводящие либо к озарению, либо к помешательству, изобретение новых средств созидания или изменения природы материи. Он ощущал себя этаким атавизмом, существом, неспособным идти в ногу с прогрессом своей цивилизации, - сердцем она почувствовала то, чего не мог постичь ее разум. В мире развитой науки, синтетической пищи и телевидения, окончательно отошедшем от естественных природных процессов, он был рожден фермером. Он умел заставить все мощно разрастаться - в той цивилизации этот талант больше не приносил пользы. Он умел бороться с болезнями, а его раса выработала генетический иммунитет, предотвращающий любое нездоровье. Некогда его соотечественники нуждались в подобной одаренности. Теперь они переросли эту потребность на миллионы поколений вперед.
Он не огорошил Нэн своим мощным даром. Только когда он овладел словами, а она стала слышать разницу между его мелодиями, они начали понимать друг друга. Даже когда он в совершенстве овладел ее языком, а она неуклюже объяснялась его способом, оставалось много такого, что ей было недоступно. Он снова и снова терпеливо объяснял ей, каким образом можно управлять звуками, не дотрагиваясь до инструмента, как он проделывал со скрипкой и приемником, но она не понимала. А объяснения того, что он проделал с лицом Джози, с таким же успехом могли быть сделаны на санскрите. Еще труднее было понять, в чем Эш хуже своих соотечественников. Его мычание, любая его мелодия, такая обманчивая и эфемерная для Нэн, была всего-навсего диссонансом, детским лепетом, шепелявой речью заики, просто-напросто абсурдом. Космические корабли Нэн еще могла вообразить себе, но ей немыслимо было представить мгновенное перемещение живой материи, оставшейся при этом невредимой, на расстояние миллионов парсеков.
Пока они обучали друг друга, поспела пшеница. Ни зернышка в поле не пришлось выгребать из земли, ничего не осталось на съедение плесени. Некогда захудалые снопики гордо возвышались, зерна грациозно пригибали к земле широкие листья, под листьями на каждом стволе виднелись два колоса, которые они защищали. И какие же это были колосья! Вдвое длиннее и толще всех, которые когда-либо вырастали в графстве Эвартс на памяти старожилов, полные отличных зерен, расположенные возле закругленной верхушки; ни один рядок не тронули ни черви, ни засуха. Приехал местный агроном, до которого дошли странные слухи. Часами он ходил по полю, качая головой, бормоча про себя, время от времени щипал себя. Мэксилл продал зерно по цене, в которую сам не мог поверить, даже держа чек в руке. Поспели и фрукты в саду. Когда появился Эш, деревья живо пустили свежие ветки. Молодая листва прикрыла возрастные шрамы. Отмершие ветви, зазубренные и обнаженные, протянули кверху бесплодные, но живые побеги. Под буйной листвой девчонки обнаружили плоды.
Эш опоздал помочь вишням, абрикосам, сливам, ранним персикам, хотя эти деревья обновленно зацвели, обещая обилие на будущий год. Но яблоки, груши и зимние персики были еще поразительнее пшеницы. Их было не так много, невозможно уже было прибавить цветов и опылить их, превратив в плоды, - но они были огромны. Яблоки величиной с дыни, груши - вдвое больше обычных, персики крупнее нормы. (Мэксилл представил образцы на сельскохозяйственную выставку местной ярмарки и сгреб все первые призы). Все подозревали, что эти огромные плоды должны быть водянистыми, безвкусными, скоропортящимися. Но из них так и струился сок, если надкусить, внутренность была плотной и упругой, всю зиму они сохраняли свежесть и вкус.