Зубы Дракона

Так думала Ирма во время его визитов. Она задавала ему вопросы, и разрешала ему говорить, и это походило на посещение церкви. Ирма было приятно поговорить о любви к ближнему и думать, что это может принести некоторым людям много добра. Эти люди показали необходимость этих разговоров, т. к. у них наблюдались следы зависти, ненависти, злобы, а то и жадности. Мистер Дингл хотел изменить мир, так же, как любой большевик. Но он начал с себя. А это, казалось Ирме прекрасной идеей. Эта идея не угрожает состоянию Барнсов или будущему его наследницы. Пусть целитель читает свои мистические книги и журналы, которые он назвал «Новой мыслью», а затем бродит по саду, глядя на цветы и птиц, и, возможно, проводя их лечение, ведь в них тоже была жизнь, и они были продуктами любви. В Бьенвеню, похоже, мистер Дингл нашёл все, что ему нужно, и он редко выходил из поместья, только если кто-нибудь не приглашал его.

Странная прихоть судьбы, что недуховная Бьюти Бэдд выбрала этого божьего человека в свои спутники на закате своей жизни! Все ее друзья смеялись над ней, им было скучно до смерти, когда она пыталась говорить с ними на языке «духовности». Конечно, «духовность» не удержала ее от грандиозных усилий по захвату самой крупной «добычи» сезона для своего сына. Она также не мешала ей нагло торжествовать во время ее триумфа. Религиозные разговоры Бьюти, также как социалистические разговоры Ланни, послужили причиной для изменения распределения большей части рентного дохода Ирмы. Они прекратили давать изысканные приемы в Бьен-веню, которые огорчили всех на Мысе Антиб: торговцев, слуг, музыкантов, модельеров, обслуживающих богатых. Это огорчило сливки общества, которые были так напуганы паникой и разговорами о наступающих трудных временах. Конечно, кто-то должен подать пример мужества и предприимчивости. Кто бы это мог лучше сделать, чем не шикарная девица с целым банковским хранилищем, полным акций и облигаций «голубых фишек»? Что станет со сливками общества, если его фавориты станут превращать свои поместья в молочно-товарные фермы и самих себя в крупный рогатый скот?

Пришла телеграмма из Берлина: «Яхта прибывает в Канны, мы выезжаем поездом сегодня, вечером закажите проживание в гостинице Бесс». Конечно, Ланни не выполнит этой последней просьбы. Когда друзья приглашают вас в круиз и оплачивают все ваши расходы в течение нескольких месяцев, вы не позволите им жить в отеле даже в течение нескольких дней. В поместье был третий дом, называемый домиком. Он пустовал всю зиму, а теперь его откроют, вычистят и проветрят. Секретарь Ирмы, мисс Физерстоун, была возведена в ранг женского мажордома и возглавила эти операции. Ожидаемые гости могут наслаждаться трапезой с Ирмой и Ланни, а Физерс[4] будет консультироваться с поваром и следить за сменой блюд. Всё шло гладко, как по накатанной дороге. Ирма будет продолжать лежать на солнце, читать журналы, слушать игру Ланни на пианино и медсестру малютки Фрэнсис, когда одна из нянек её принесёт.

Ланни позвонил своему старому другу Эмили Чэттерсворт, которая была знатоком и организатором всех культурных мероприятий в этой части Ривьеры. Ее гостиная была гораздо больше, чем любая на Бьенвеню, и публика собиралась здесь, когда появлялась знаменитость. Ганси Робин всегда играл для Эмили, и светская публика, интересовавшаяся музыкой, и другие поклонники музыки приглашались в поместье «Семь дубов» для наслаждения. Эмили отправит Ганси чек, а он сделает на нём передаточную надпись и отошлет его для проекта рабочего образования, который был хобби Ланни.

Перед заходом солнца в этот день Ланни и Ирма сидели на лоджии своего дома, который выходил на Залив Жуан, и видели, как белоснежная яхта Бесси Бэдд вошла в гавань Канн. Они знали ее давно, потому что она служила им домом предыдущим летом, и Ланни совершил на ней два других круиза. Через бинокли они могли разглядеть капитана Моллера, у которого была возможность их поженить, но он струсил. Они могли почти представить его громкий прусский говор, командовавший замедлить ход для прохождения мола.

На следующее утро Ланни поехал в город со своей маленькой сводной сестрой Марселиной на своём автомобиле и шофером Ирмы на другом. Подкатил длинный голубой экспресс, в котором приехали пять их самых близких друзей, а также секретарь и няня в униформе и кепи с синими лентами, которая несла младенца в руках. Именно из-за младенца круиз начался так рано в этом году. Две кормящих матери объединят свои молочные фермы на борту корабля, который повезёт их в восхитительные места этого великого внутреннего моря, воспетого в истории.

Незадолго до Первой мировой войны Ланни Бэдд, маленький мальчик, путешествовал на поезде и встретил еврейского продавца электрических приборов. Они понравились друг друга, и незнакомец дал Ланни свою визитную карточку. Этот небольшая картонка пролежала в ящике комода. И если бы позже Ланни случайно не обнаружил её, роясь в этом ящике, как бы по-другому сложилась его жизнь! Он не написал бы Йоханнесу Робину, и Йоханнес не нашёл бы его в Париже и не встретился бы с отцом Ланни, а с деньгами отца Йоханнес стал одним из самых богатых людей в Германии. Сводная сестра Ланни не встретила бы Ганси Робина, и не шокировала бы свою семью, выйдя замуж за еврейского музыканта. Яхту не назвали бы Бесси Бэдд, и Ланни и его семья не совершили бы на ней трех рейсов, и яхта не стала бы средством поспешного брака Ланни и Ирма. Они, возможно, не поженились бы вообще, и не было бы никакого круизного медового месяца в Нью-Йорк, никакой малютки Фрэнсис, никакой плавучей молочной фермы! Короче говоря, если бы визитная карточка «Joha

Два счастливых представителя зажиточных классов, приветствовали пять своих близких друзей на железнодорожной платформе. Там все знали, кто такие Бэдды. А также знали, что те, с которыми они обнимаются и целуются, смеются и весело болтают, должны быть такими же богатыми и знаменитыми, как они сами. Приятная вещь иметь друзей, которых вы можете любить и ценить, и которые будут любить и ценить вас. Приятно иметь виллы, легковые автомобили и яхты. Но многие люди их не имеют и не имеют таких дорогих друзей. Они осознают себя скучными и никчемными и чувствуют себя одинокими. Они будут стоять и смотреть, с грустной завистью на поведение представителей удачливых классов в тех немногих случаях, когда последние снисходят проявлять свои чувства на публике.

Йоханнес Робин был идеальным символом человека, который познал, как использовать свои возможности в этом мире. Его черное пальто было пошито из лучшей ткани с шелковой подкладкой. Его черная шляпа была типа Хомбург [6]. У него были аккуратно подстриженные маленькие черные усы и бородка — эспаньолка. На его изящных кожаных дорожных сумках было множество этикеток. Его манеры говорили о спокойном самообладании. Его голос, казалось, ласкает вас. Все в нем было идеально правильным. Он добивался совершенства в теле и уме и знал, как представить их остальному миру. Вы никогда не услышали бы от него: «Посмотрите на то, что я, Йоханнес Робин, добился». Нет, он скажет: «Что за замечательная цивилизация, которая позволила ребенку, сидевшему на грязном полу лачуги в гетто и читавшему древние еврейские тексты, почесывая свои блошиные укусы, в течение сорока лет сделать столько денег!» И он мог бы добавить: «Но я не уверен, что делаю это наилучшим образом. А, что вы думаете?» И это вам тонко польстило бы.

Что касается Мамы Робин, её трудно было сделать элегантной. Можно нанять наиболее умелого кутюрье и дать ему ценовой карт-бланш, но Лия, жена Яши Рабиновича, останется традиционной еврейской матерью, теперь бабушкой, немного грузнеющей каждый год, без улучшения акцента голландского, немецкого или английского языков, на которых она говорила. Всё, что она имела, было добротой и преданностью, а если этого вам было не достаточно, то поищете недостающее в другом месте.

4

на английском Перья

5

Йоханнес Робин, агент, Общество электрических специальностей, Роттердам

6

мужская фетровая шляпа с узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье