Зубы Дракона

Ирма узнала много об этом предмете за время пребывания в этих двух странных семьях. Она слышала дядю Джесса, Ганси и Бесс, спорящих с Ланни, и время от времени с отцом Ганси. Они не хотели никого убивать, пока никто не сопротивлялся. Все, что они хотели, это воспроизвести в Германии то, что было сделано в России. Конфисковать имущество богатых и низвести их до своего нищенского уровня жизни. Йоханнес улыбнулся и сказал, что они сделают музей из его дворца, но с ним все будет в порядке, он купит еще один в Лондоне, а затем один в Нью-Йорке, а затем один на Таити. К этому времени Россия восстановит капитализм, и он вернется в тот регион и снова сделает состояние.

Финансист пошутил, но это Versammlung[19] не шутило. Ни одной улыбки за весь вечер. А насмешливые язвительные замечания вряд ли можно было отличить от криков ярости. Это было те, которых они называют «пролетариатом», жителями трущоб, угрожающими их покинуть, преодолеть полицию и совершить набеги на дома тех, кого они называют «эксплуататорами». Ораторы хотели пройти на выборах в рейхстаг, где они изливали бы такие же тирады. Ирма беспокойно огляделась, и была рада, что у неё хватила смысла не носить свои драгоценности в этом месте. Это было не безопасно, так или иначе, национал-социалисты часто нападали на людей, выходящих с красных митингов, и там были драки, а иногда и стрельба.

Социал-демократы также проводили большие митинги. Они были безусловно крупнейшей партией в республике, но никогда не имели явного большинства ни в голосах, ни в представительстве. Поэтому они были не в состоянии определить свои цели. Если бы они были в состоянии, знали бы они, что делать? Попытались ли они построить социализм в фатерланде? Ганси и Бесс заявили, что социал-демократы были парализованы своими представлениями о законности. Это была партия чиновников, бюрократов, держащихся за свои кресла и думающих, как сохранить свои рабочие места и заработную плату. Они продолжали называть себя социалистами и повторять партийные лозунги, но это была просто приманка для избирателей. Как построить социализм, они не имели ни малейшего представления и не считали необходимым это выяснять.

Ланни, приверженец мирных методов демократии, считал своим долгом помочь этой партии. У него были рекомендательные письма от Лонге, и теперь он возобновил старые знакомства и, чтобы доказать свою искренность, сделал свой вклад в фонд партии. Он взял свою семью на один из массовых митингов, и конечно, ни усталости, ни вялости не было видно на этом общественном событии. Зал был заполнен до отказа, знамёна и лозунги были повсюду, и когда появлялись любимые партийные ораторы, гром аплодисментов был готов обрушить крышу. Эти люди не орали и не угрожали, как это делали коммунисты, они обсуждали практические проблемы, стоящие перед немецкими рабочими, и осуждали обе группы экстремистов, вводящих народ в заблуждение ложными обещаниями. Это была достойная встреча, и Ирма чувствовала себя более комфортно. С ней, похоже, здесь не собирались бороться.

На пути домой молодые люди обсуждали то, что они слышали. Бесс завела ту же самую грампластинку, что и дядя Джесс, и сказала, что партия устарела, это партия дедов, но у неё есть средства вывести толпы на улицу. «Но», — добавила она: «эти муниципальные советники, повторяющие свои лозунги, похожи на толстых, сытых попугаев, одетых в сюртуки».

«Конечно, у коммунистов лозунгов нет!» — возразил Ланни, не без злобы. Эти двое любили друг друга, но не могли обсуждать политику без драки.

Бесс имела в виду чиновников, которые сообщали о своих усилиях по увеличению поставок молока городу и снижению его цены. Ланни знал, что социалисты обсуждали ту же тему в Нью-Йорке. Это было важно для бедных женщин. «Конечно, это скучно и прозаично», — признал он: «Не так интересно, как призыв к революции на следующей неделе».

«Я знаю», — взорвалась сестра: «Но пока вы обсуждаете цены на молоко, нацисты достают оружие из тайников и планируют контрреволюцию на следующей неделе».

«И реакционные князья в сговоре с ними, и крупные капиталисты вкладывают деньги для покупки оружия!» — Таким образом, Ганси затронул опасную тему, так как его отец был одним из этих капиталистов. Как долго этот секрет сохранится в семье Робинов?

Ланни хотел услышать все стороны. Он хотел знать, что нацисты делают и что говорят. Хотя бы для того, чтобы отправить Рику отчёт об этом. Среди его знакомых в Берлине был Генрих Юнг, голубоглазый «арийский» энтузиаст из Верхней Силезии. Генрих проучился три года для того, чтобы стать преемником своего отца на посту главного лесничего во владении графа Штубендорфа. Но теперь все было в прошлом, и Генрих стал должностным лицом Национал-социалистической немецкой рабочей партии, одним из боссов того, что они называли Гитлерюгенд. В течение семи или восьми лет он отсылал пропаганду в Бьенвеню для Ланни Бэдда, не теряя надежды, что чистокровный «ариец» почувствует тягу к расовым узам.

Ланни позвонил ему по телефону, Генрих был в восторге и просил его приехать в штаб-квартиру партии. Посетитель не счёл нужным упомянуть тот факт, что живёт в доме одного из самых печально известных еврейских Schieber[20]. Это действительно не имело никакого значения. Чудачества американцев нельзя сравнивать с чудачествами немцев. Немецкий путешественник описал Америку, как «землю неограниченных возможностей», и богатые и успешные люди из этой сказочной страны ходили по обычной земле Европы, как полубоги. Даже сам фюрер был в восторге от них, заслушав доклад, что они не смогли убежать от могучей германской армии. Это будет яркий успех, которым может гордиться молодой партийный функционер, если он сможет получить такого видного адепта новой религии крови и почвы.

Голубоглазый и светловолосый молодой пруссак заматерел за последние три или четыре года, пока Ланни его не видел. У него был свой личный кабинет в величественном нацистском здании, и он был окружен принадлежностями власти: файлами и диаграммами, телефонами на столе, и зуммером, чтобы вызвать свих подчиненных. Он носил униформу Sturmabteilung[21], тех партийных солдат, которые маршируют под удары барабанов и стали уже знакомыми достопримечательностями в немецких городах: коричневую рубашку и брюки с черным кантом, блестящие черные сапоги, красную повязку с чёрной свастикой. Красивый, умный, энергичный, и Прочь с его дороги. Die Strafie frei Den braunen Bataillonen![22]

Генрих достаточно долго расспрашивал Ланни о жене и ребенке, о которых он слышал от Курта. Выполнив формальности, он начал разливаться соловьем о чудесах, которые были достигнуты в НСДАП, сокращение от немецкого названия партии. Вспомнив старые времена, когда студентом лесного хозяйства изучал, как крошечные ростки пробиваются через мёрзлую почву, Генрих промолвил английскую пословицу, как будто отвечая на уроке английский английского языка в школе: «Tall oaks from little acorns grow!»[23]

Иерархическая шкала была представлена, и Ланни был поднят до самых верхних ветвей этого безудержно ветвящегося дуба. Гит-лерюгенд составлял ветви, где в изобилии появлялись новые ростки. Именно для этих ветвей и существовало всё дерево. Будущая Германия должна научиться маршировать и сражаться, петь песни славы и гимны новому фатерланду, который она собиралась построить. Её должны хорошо кормить и тренировать, держать в отличном физическом состоянии. Она должна знать символ нацистский веры, и присягнуть тому, что называется Fuhrerprinzip[24], вере в то, что личность существует для государства, и что государством руководит один священный лидер. Независимо от того, откуда пришли молодые люди, нацисты сделают их всех одинаковыми: идеальными членами партии, послушными, потому, что повиноваться это радость, потому, что будущее принадлежит тем, кто силен, уверен в себе и объединен.

19

собрание (нем.)

20

спекулянтов (нем.)

21

штурмовые отряды (нем.)

22

Коричневым дорогу батальонам! песня Хорста Весселя (нем.)

23

большое вырастает из малого; каждый дуб был когда-то желудем английская пословица

24

Вождизм (нем.)