Зубы Дракона

«Я бы очень хотел попытаться провести эксперимент», — сказал Захаров. — «Когда вы думаете, это можно будет организовать?»

— Мне придется проконсультироваться с моей матерью и отчимом. Яхта находится на пути из Канн в Бремен, и есть планы направиться оттуда в Америку и вернуться осенью. Если вы приедете в Монте-Карло следующей зимой, мы могли бы привести мадам к вам.

— Очень долго ждать. Разве нельзя привести ее сюда? Возможно, яхта может остановиться в Ла-Манше?

— Мы планируем остановиться на английском побережье, возможно, в Портсмуте или в Дувре.

— Если это так, я с удовольствием послал бы кого-нибудь за ней в Англию. Я, конечно, заплачу ей, вы понимаете.

— В этом нет надобности. Мы заботимся о ней, и ей хорошо, лучше не поднимать этот вопрос.

— Это для меня много значит, Ланни. Если бы я мог поговорить с моей женой, или у меня был бы шанс снова ее увидеть, то это принесло бы мне больше счастья, чем я мог бы мечтать. Настала пауза, как будто отставному оружейному королю нужен был отдых после выражения своих чувств. — «Я не встретил ни одного человека равного ей. Вы слышали, пожалуй, что я ждал тридцать четыре года, чтобы жениться на ней, а потом у нас было едва восемнадцать месяцев».

Ланни знал, что Захаров и герцогиня жили вместе в течение всех этих тридцати четырех лет; но об этом говорить было нельзя. Молодой фриланс мог упомянуть случайно, что у него была подруга, но самый богатый человек в Европе мог углядеть в этом шантаж и желание учинить скандал, особенно, когда душевнобольной муж дамы приходился двоюродным братом королю Испании!

«Если вы хотите сделать убедительный тест», — продолжал Лан-ни: «было бы лучше, если бы мадам Зыжински не знала, с кем она встречается. Она редко задает вопросы, либо до, либо после сеанса. Она спросит: «Вам удалось получить хорошие результаты?» и если вы ответите утвердительно, она будет удовлетворена, я посоветовал бы встретиться с ней в каком-нибудь гостиничном номере, чтобы не дать ей никаких намёков».

«Слушай, мой мальчик», — сказал старик, с таким пылом, какого Ланни никогда не видел за шестнадцать лет их знакомства: «Если вы дадите мне возможность увидеть эту женщину в ближайшие несколько дней, я приеду в любое место на французском побережье, какое вы мне укажете».

— В таком случае, я думаю, что смогу обещать, вам это устроить. Я полечу и встречу яхту в Лиссабоне, и как только я буду в состоянии определить дату, я вам телеграфирую. В то же время, никому ни слова, мой отец и я будут посвящены в это дело, матери я скажу, что у меня есть друг, который хочет провести личное испытание. А мадам я не буду говорить даже этого.

Этот долгий разговор Робби Бэдд слушал, молча. Он не верил в потусторонний мир, но верил в возможность дать старому пауку, старому серому волку, старому черту любую вещь, которая сделает его обязанным по отношению к семье Бэдд. Когда они поднялись, чтобы уйти, Захаров обратился к нему и сказал: «Да, те акции, которые вы хотели мне показать, могут ли некоторые из моих старых компаньонов поинтересоваться ими?»

— Конечно, сэр Бэзиль.

— Пришлите мне необходимые данные, касающиеся компании.

— У меня все данные со мной. Робби указал на свой портфель. — В моем распоряжении находятся тридцать пять тысяч акций.

— Готовы ли вы назначить цену на них?

— Мы просим сто двадцать долларов за акцию. Это представляет ровно сумму инвестиций.

— Но вы имели щедрые прибыли, не так ли?

— Не чрезмерные, с учетом времени и затраченной работы.

— В эти дни люди рады получить обратно половину своих инвестиций, мистер Бэдд.

— Конечно, но не в нефть, сэр Бэзиль.

— Ну, оставьте мне документы, я посмотрю, что смогу сделать, и дам вам знать в ближайшие несколько дней.

Они уехали. В автомобиле, возвращаясь в Париж, Робби сказал: «Сын, ведь это было чудо. Что ты думаешь об этом!?»

— Ну, что случилось, то случилось, и я думаю, что он хотел бы знать.

— А дело о тюльпанах произошло на самом деле?

— Конечно.

— Оно и сыграло свою роль. Если эта женщина сможет убедить его, что герцогиня посылает ему сообщения, нет ничего, что он не сделает. Мы можем получить нашу цену.

Ланни хорошо знал, что его отец не был очень чувствителен, когда дело касалось коммерческой сделки, касалась ли она паука, волка или дьявола. «Я надеюсь, что ты всё сделаешь», — сказал отец.

«Он хочет купить акции для себя», — продолжал Робби. — «Будет много переговоров. Не позволяй ему слишком часто видеться с этой женщиной, пока он не заплатит».

«Чем больше он увидит, тем больше ему захочется», — возразил сын.

— Да, но предположим, что он полностью выкупит ее от вас?

— Я полагаю, что мы должны предвидеть и этот случай.

— Я думаю, что он не поверит, что всё честно. Если даже он получит результаты, он будет уверен, что ты заранее предупредил женщину.

«Ну», — сказал молодой идеалист: «он будет наказан за свои грехи. Гете говорил, что вся вина наказывается на земле».

Но Робби больше не интересовался ни спиритуалистами, ни духовностью.

— Если я смогу прокачать это дело, я буду в состоянии погасить долги тебе, Бьюти и Марселине.

— Ты не должен беспокоиться об этих долгах, Робби. Мы не голодаем.

— Все же, неприятно знать, что я взял деньги, которые ты получил от продажи картин Марселя.

«Если бы не ты», — сказал молодой философ: «Меня бы здесь не было, Бьюти вышла бы замуж за третьесортного художника на Монмартре, а Марселина не путешествовала бы на частной яхте. Я им всё это рассказал».

«И всё же», — сказал Робби: «Я приехал сюда, чтобы продать эти акции. Давай получим от старого мошенника как можно больше денег, сколько сможем».

Ланни отпускал шутки о фирме «Р и Р». В те дни, когда его мать и Бесс пытались найти ему жену, была фирма «Б и Б». Сейчас сказал он: «Теперь мы будем иметь 'З и З’".

Вернувшись в Париж, Ланни мог бы поприсутствовать на конференции и узнать о планах перевооружения румынского правительства, но он условился с Золтаном Кертежи посетить Салон и обсудить состояние рынка изобразительного искусства. Белокурый венгр был одним из тех счастливых людей, которые никогда не выглядят даже на день старше. Он всегда только что обнаруживал что-то новое и интересное в мире искусства, он всегда рассказывал вам об этом быстрым потоком слов, и всегда его мятежные волосы и ухоженные усы, казалось, сопровождали его жесты. В Салоне не было ничего первоклассного, сообщил он. Но был молодой русский гений, Александр Яковлефф, которого выставили в одной из галерей, он действительно большой рисовальщик, и Ланни должен пойти и посмотреть его прямо сейчас. Кроме того, Золтан случайно совершил открытие, набор акварельных рисунков Блейка, которые были найдены в старом ящике в господском доме в графстве Суррей. Они были подлинными, и цвета на них до сих пор свежи. Никто на земле не мог бы сделать таких ангелов и чертей. Несомненно, они были раскрашены женой Блейка, но это характерно для многих работ Блейка. Они должны принести, по крайней мере, тысячу фунтов за штуку.

Ланни сразу начал перебирать в уме имена лиц, которые могут заинтересоваться таким кладом. И не только потому, что Золтан будет платить ему половину комиссии, а потому, что это была игра, в которую он научился играть. Нет смысла возражать Ирме, никогда деньги, которые она положила бы на его счет, могли бы принести ему те же острые ощущения, как он получит от результатов сделки.

«Мы не сможем получить то, к чему мы привыкли», — сказал друг: «Вы удивитесь, как упали цены».

Не важно, картины были по-прежнему красивы, и если у вас были простые вкусы, вы могли бы жить и наслаждаться ими. Но у дилеров были проблемы с высокой арендной платой, а бедняк, нарисовавший картину, будет бродить со своими полотнами под мышкой, и устанавливать их в окнах табачных киосков и других местах, возвращаясь два или три раза в день, и, глядя на них с тоской, надеясь, что это может вызвать интерес прохожих.