Зубы Дракона

Без сомнения автомобиль приехал! Мерседес-Бенц с небольшим флагом со свастикой над радиатором и шофером в эсэсовской форме и стальном шлеме. Они подъехали прямо к шлагбауму и остановились, в то время как Ланни стоял на последнем метре Франции с комком в горле. Два эсэсовца вышли из машины и стали помогать пассажиру на заднем сиденье. Ланни глянул и увидел седого пожилого человека, слабого и согнутого, с руками со скрюченными пальцами, которые дрожали и тряслись, как будто каждый из них в отдельности сошёл с ума. Очевидно, он не мог ходить, ибо они наполовину его несли. И, вероятно, он не мог держать голову, во всяком случае, она висела.

«Хайль Гитлер!» — сказал один из мужчин, приветствуя. — «Герр Бэдд?»

«Да», — ответил Ланни дрожащим голосом.

— Куда его? Это было проблемой, потому что нельзя просто взять такую поклажу и просто уйти с ней. Ланни должен просить разрешения французских полицейских и таможенников перенести несчастную жертву в их офис и положить на скамью. Несчастный не мог сидеть, и вздрагивал, когда его трогали. «Они отбили мне почки», — пробормотал он, не открывая глаз. Ланни побежал и привёл свою машину, а французы остановили движение, пока он разворачивался на мосту. Они помогли перенести страдальца и положить его на заднем сиденье. Затем Ланни медленно поехал в Отель-де-ла-Виль-де-Пари, где они принесли носилки и перенесли Фредди Робина в комнату и положили его на кровать.

Очевидно, он не хотел, чтобы его освободили. Или, возможно, он не понимал, что был на свободе. Возможно, он не признал своего старого друга.

Он, похоже, не хотел говорить, или даже смотреть. Ланни подождал, пока они не остались одни, а потом начал психическое лечение, как его мать делала с изломанным и обожженным Марселем Дэтазом. — «Ты во Франции, Фредди, и теперь все будет в порядке».

Голос бедняги звучал так, как будто ему было трудно складывать звуки в слова. «Вы должны были прислать мне яд!» — Это было все, что он мог придумать.

— Мы собираемся устроить тебя с хорошую больницу и вылечить в кратчайшие сроки. Жизнеутверждающие разговоры должны вестись постоянно.

Фредди поднял дрожащие пальцы; они мотались в воздухе, казалось бы, независимо от его воли. «Они ломали их железным прутом», — прошептал он: «По одному».

— Рахель едет, Фредди. Она будет здесь через несколько часов.

— «Нет, нет, нет!» — Это были единственные громкие звуки, которые он смог произнести. — «Она не должна меня видеть». Он продолжал так в течение некоторого времени, пока силы его не оставили. Он не мог видеть кого-либо. Он хотел спать и не просыпаться. "Порошки!» — прошептал он.

Ланни увидел, что больной ослабляет себя, пытаясь спорить. Он сказал, все в порядке. И тут же позвал врача, а когда тот пришел, он прошептал ему историю. Здесь, на границе они знали много о нацистах, и врачу были не нужны подробности. Он дал сонный порошок, который успокоил пациента на некоторое время. Врач хотел осмотреть его, но Ланни отказался, он будет ждать, пока не приедет жена пациента и возьмёт на себя ответственность. Ланни не рассказал, что хотел нанять санитарную машину и отвезти пострадавшего в Париж. Он видел, что здесь был случай, требующий много работы, и хотел, чтобы её делали люди, которых он знал и доверял. Он был уверен, что Рахель согласится с ним.

Момент, когда приехали два путешественника, забудут не скоро. Жена Фредди вбежала в гостиничный номер, её лицо, жесты и голос выражали тревожное ожидание. — «Он здесь? Он жив? Он болен? О, Боже, где же он?»

«В соседней комнате», — ответил Ланни. — «Он спит, и нам лучше его не беспокоить».

— Как он?

— Его надо отправить к хорошему хирургу и залатать, и мы знаем, где это сделать. Соберитесь, и не дайте ему увидеть, что испугались или шокированы.

Она должна была увидеть его немедленно. Ей пришлось проскользнуть в комнату, и убедиться, что после столь долгих месяцев он был на самом деле здесь, во Франции, а не в Германии. Ланни предупредил ее: «Молчите, не теряйте самообладание». Он и Джерри пошли с ней, опасаясь, что она упадет в обморок. И она почти так и сделала. Она стояла долгое время, тяжело дыша, глядя на этого седого пожилого человека, который, немного больше, чем год назад, был молодым, красивым и счастливым. Они почувствовали ее дрожь, и когда она начала рыдать, они увели ее и тихо закрыли дверь.

Ланни проживал такую ситуацию во второй раз, ему казалось, что это происходит во сне. «Слушайте, Рахель», — сказал он: «Вы должны сделать именно то, что моя мама сделала с Марселем. Вы должны заставить его хотеть снова жить. Вы должны дать ему надежду и мужество. Вы никогда не должны позволить ему увидеть ни малейшего следа страха или страдания на вашем лице. Вы должны быть спокойной и уверенной и просто продолжать говорить ему, что вы любите его, и что он обязательно поправится».

— Он знает, что вы говорили с ним?

— Я думаю, что он только наполовину понимает, где он находится, и, возможно, это лучше. Не напрягайте его. Только шепчите ему о своей любви, и говорите ему, что он нужен и должен жить ради вас и ребенка.

Молодая жена сидела, и вся её душа отражалась в ее глазах. Она всегда была серьезной, интеллектуальной женщиной, но имела бодрый и цветущий вид. Теперь она была бледной и тонкой. Она забывала поесть большую часть времени. Она обедала в горе и ужинала в страхе. Было ясно, что она хотела только одной вещи в целом мире, принять этого обожаемого человека и посвятить ему свою жизнь, ухаживая за ним и восстанавливая его здоровье. Она не будет восставать против своей судьбы, как мудрая Бьюти Бэдд. Она не будет стремиться к роли сестры милосердия и чувствовать себя в ней. Она также не станет позировать в этой роли, и демонстрировать себя светским толпам. Нет, она просто будет идти, куда бы пошел Фредди, она будет стараться понять, что необходимо Фредди, и дать ему это с той освященной любовью, которую святые чувствовали к Богу.

Ланни рассказал ей о своих планах. В Париж его отвезут на санитарной машине. Поедут быстро, но очень осторожно, чтобы его не растрясти. Рахель может поехать с ним, разговаривать с ним, вселяя в него мужество и надежду, которые ему более необходимы, чем физическая пища. За ними поедут Джерри и Ланни, каждый в своем собственном автомобиле. Джерри на некоторое время останется в Париже, чтобы помочь ей, чем сможет. Ланни поручит хирургу сделать все необходимое и оплатит счета. Потом он посоветовал Джерри пойти и поспать. Вид Джерри показывал, что ему это необходимо, ибо он проехал около тысячи километров только с несколькими минутами передышки на остановки.

В комнату Ланни принесли еду, вино и молоко, и он убедил Ра-хель что-нибудь съесть. Ей нужна была сила. Она должна была сделать всё, чтобы Фредди смог поесть и попить. Он, вероятно, не ел приличной пищи больше года. Подготовляя ее к долгим суровым испытаниям, Ланни рассказал ей большую часть истории Марселя, о чуде, которое сотворили любовь и неизменная преданность. Лан-ни говорил так, как будто бы сам был Парсифалем Динглом. Кстати, он сказал: «Если вы захотите, Парсифаль может приехать в Париж и помочь вам». Рахель сидела и тихо плакала. Её одна половина слушала слова Ланни, в то время как другая половина была в соседней комнате с человеком, у которого было искалечено тело и разбита душа.

Вскоре они услышали его стоны. Она поспешно вытерла глаза, и сказала. «Я никогда не смогу отблагодарить вас. Я сделаю все возможное, чтобы спасти Фредди, чтобы он смог отблагодарить вас».

Она проскользнула в другую комнату, и Ланни в течение длительного времени сидел в одиночестве. И по его щекам потекли слезы, он оперся руками на стол перед ним. Это была реакция от напряжения, под которым он был больше года. Слезы текли, потому что он не смог сделать большего. Потому что то, что он сделал, возможно, окажется бесполезным из-за упущенного времени. Слезы не только по его забитому и замученному другу, не только по этой несчастной семье, но и по всем евреям Европы, и по их мучителям, насколько их можно жалеть. Слезы по несчастным людям Германии, которых заманили в такую смертельную ловушку, и которые заплатят за это страшными страданиями. Слезы по этому несчастному континенту, где он родился и прожил большую часть своей жизни. Он проехал его весь и везде видел, как люди старательно готовили почву и сеяли зубы дракона, из которых, по старой легенде, когда-нибудь вырастут воины. Он поднял свой слабый голос, предупреждая и умоляя. Он пожертвовал деньги, время и счастье, но все напрасно. Он плакал, отчаявшись, как плакал другой кроткий и милосердный человек в другое время угнетения и нищеты, из плача которого выходили слова: