Зубы Дракона

Он не хотел брать с собой Ирму, и было трудно не обидеть ее. Но зачем подвергать ее тяжелому испытанию и присутствовать при трагической семейной сцене? Он должен был сказать им, что нацисты жестоко избивали брата Пьера Хеллштайна, чтобы получить его деньги. И, конечно, они будут плакать, и, возможно, терять психическое равновесие. Евреи, как и большинство других людей, любят свои деньги, и они любят своих родственников, и между этими двумя привязанностями семья Хеллштайн будет чувствовать себя также избитой.

И тогда, конечно, Ирма захотела узнать, как ему удалось увидеть такие вещи? Он с трудом увильнул от ответа. Он не мог сказать: «Геринг захватил меня, чтобы я рассказал об этом Хеллштайнам, за это выпустит Фредди». В самом деле, не нужно было упоминать о Фредди вообще, было ясно, что Ирме он не интересен, она не задала ни единого вопроса о нём. Единственное, что её волновало сейчас, это иметь мужа без необходимости сходить с ума от страха. Она смотрела на Ланни теперь, как если бы он был чужим. Как, впрочем, он и был им, по крайней мере, одна часть его, новая жесткая и непоколебимая часть, желающая идти своим собственным путем и много не говорить об этом.

— Я должен оказать Оливье Хеллштайн любезность и рассказать ей, что я знаю. И я думаю, это гуманно попытаться спасти бедного старого джентльмена в Берлине, если я смогу.

Вот так! Он собирается спасать людей! Одного за другим. Людей, которые Ирме безразличны. Он больше заинтересован в спасении Соломона Хеллштайна, чем в спасении спокойствия своей жены и их любви, которая также попала в камеру пыток!

Сцена, которая произошла в элегантном и роскошном доме мадам де Бруссай, была такой же болезненной, как её предвидел Ланни. Там присутствовала крупная и величественная мать Иерусалима, которая когда-то осматривала его через усыпанный бриллиантами лорнет, чтобы понять, был ли он достоин стать родоначальником линии Хеллштайнов. Был Пьер Хеллштайн, отец семейства, полноватый, как его брат в Берлине, но моложе, умнее, с выкрашенными усами. Была Оливье, восточная красотка в полном расцвете. Она считала Ланни романтической фигурой, когда была девушкой, эта идея так и до сих пор осталась в глубине ее души. Она была замужем за французским аристократом, гоем, который не считал своим долгом присутствовать. Вместо него были два брата, глубоко обеспокоенные молодые деловые люди.

Ланни рассказал им о страшной сцене, которой стал свидетелем, не жалея подробностей. И они в свою очередь не пощадили его, сделав его свидетелем их плача, стонов и выкручивания рук. Они были потомками людей, которые создали Стену Плача в своей столице для публичной демонстрации скорби. Так, вероятно, они находили облегчение, громко выражая свои чувства. Ланни обнаружил, что это его не оттолкнуло. Напротив, он, казалось, и сам чувствовал то же самое. Слезы потекли по его щекам, и он с трудом говорил. Ведь он был зятем еврея, родственником семейства, хорошо известного Хеллштайнам. Он поехал в Германию, чтобы попытаться спасти члена их расы, и рисковал своей жизнью, Лучшей рекомендации ему иметь было и не надо. Он сказал им, что ожидал быть следующей жертвой на скамье для истязаний, но был спасен только по удачному стечению обстоятельств. Его друг офицер узнал о его бедственном положении и прибыл вовремя, чтобы вызволить его. Они не сочли эту историю неправдоподобной.

Ланни не стал ждать их решения на выплату выкупа нацистам. Он предположил, что это может потребовать времени и телефонных переговоров с другими столицами, а это было не его делом. Они спросили, является ли конфиденциальной история, которую он им рассказал. Он ответил, ни в коей мере. Он считал, что общественности следовало бы знать, что происходит в Нацилэнде, но он сомневается, что публичность воздействует на вымогателей. Оливье, между всхлипами плача, поблагодарила его несколько раз за его приход к ним. Она считает его самым храбрым и добрым человеком, которого она когда-либо знала. Ланни было жаль, что это было сказано в отсутствии его жены, но потом он решил, что это не смогло бы помочь. Ничто не поможет, если только не вести себя как подобает светскому человеку, а это, казалось, становится все труднее и труднее.

Ланни выполнил свои обязанности, и у него было время добиться расположения своей жены и попытаться восстановить ее душевное спокойствие. Когда она поняла, что он увиливает от рассказа своей истории, ее любопытство усилилось. Ему пришлось составить мягкий вариант своей истории, основанный на его плане выкупить Фредди из Дахау, который Ирма знала. Он рассказал, что он и Хьюго были арестованы, и он был помещён в очень дружелюбную городскую тюрьму в Мюнхене. Он рассказал подробно о том месте и сделал рассказ полностью убедительным. Его беда была только в том, что ему не давали общаться с внешним миром. Именно это было рассказано в связи с Кровавыми чистками. Ирма сказала, что газеты в Англии были полны такими подробностями, что она считала себя вдовой.

«Ты была бы очаровательной вдовушкой», — пошутил он. Но не смог вызвать её улыбку.

«Что же ты ждешь сейчас?» — хотела она знать. Он сказал ей, что имел разговор с Фуртвэнглером и надеется получить Фредди в ближайшие несколько дней. Он не смог придумать ничего более правдоподобного. А Ирма очень хотела уехать в Англию. Но нет, он должен весь день оставаться в этом отеле и ждать телефонного звонка, который так и не идёт! Она хотела уйти от воспоминаний о тех днях и ночах страданий. А они включали Фредди, Рахель и все семейство Робинов. Это ей давалось довольно трудно. Но Ланни понял, что в ней говорили ее классовые и расовые чувства. Она хотела уделять своё время и внимание только тем лицам, которых она считала важными. Ее мать была в Англии, и там же была Фрэнсис. Она могла рассказать множество историй о дочери. И это было почти единственным темой, о чём они могли бы поговорить и сохранить мир.

В отеле Крийон было много телефонов, и Ланни мог позволить себе роскошь международных звонков без риска пропустить важный вызов из Берлина. Он позвонил своей матери, которая пролила много слез, которые, к сожалению, не могли быть переданы по проводам. Он позвонил Рику и рассказал ему эзоповым языком о своих надеждах. Он позвонил Эмили Чэттерсворт и пригласил ее на обед, зная, что это порадует Ирму. Эмили пришла, полная любопытства. Она выслушала его синтетическую историю, которую он рассказал своей жене. О Соломоне Хеллштайне говорил весь Париж, как и предсказывал Геринг. Эмили слышала о нём и хотела проверить. Ланни рассказал ей, как он был под стражей в Берлине, и как там получил сведения о том, что происходит со старшим из полутора десятка братьев банкиров. Также Ланни написал длинное письмо своему отцу, рассказав ему реальную историю. Короткое письмо Ганси и Бесс, которые отправились в Южную Америку вместе с отцом Ганси. Одни продавали красивые звуки, а другой продавал оборудование, включая оружие. Молодые красные сначала не хотели ехать, но два отца надавили своим авторитетом. Само присутствие в Европе двух известных красных могло бы спровоцировать нацистов, и, возможно, свести на нет все усилия Ланни помочь Фредди. Молодой паре этот довод не понравился, и они оставили его без ответа.

Рано утром раздался телефонный звонок из Берлина! Бодрый голос обер-лейтенанта Фуртвэнглера произнёс: «Gute Nachrichten[192], Herr Budd! Я уполномочен сообщить вам, что мы готовы выпустить вашего друга».

Человеку на парижском конце провода было трудно сохранить самообладание. — «Где, герр обер-лейтенант?»

— Это вы должны определить.

— Где он сейчас?

— В Мюнхене.

— Вы предпочли бы место поблизости?

— По моим инструкциям это вы должны назвать место.

Ланни вспомнил мост, по которому он пересек реку Рейн на своем пути в Мюнхен. Мост, по которому маленькая Мария-Антуанетта въехала во Францию. — «Мост между Келем и Страсбургом будет приемлем для вас?»

192

Хорошие новости (нем.)