Страница 123 из 154
«Принимает ли немецкий народ политику своего национального Кабинета, как это закреплено здесь, и готов ли он заявить об этом, чтобы его заявление стало выражением его собственной точки зрения, его собственной воли и его святой поддержки?»
Таков был «референдум», прошедший месяцем позже. Кроме того, должны были состояться новые выборы в Рейхстаг, только с одним списком кандидатов, общим числом в 686 избранников фюрера, и во главе с ведущими нацистами Гитлером, Герингом, Геббельсом, Гессом, Рёмом и так далее. Одна партия, один список, а один кружок, куда можно поставить крестик, говорящий «да». Там не было места для «нет», а пустые бюллетени были признаны недействительными.
Для такого рода «выборов» фатерланд держали в беспорядочной суете в течение четырех недель. А денег было потрачено больше, чем когда-либо было потрачено всеми сорока пятью партиями на любых предыдущих выборах в Рейхстаг. Представления и спектакли, марши и пение, вынос «знамен крови», церемонии в честь нацистских мучеников. Плакаты и прокламации, факельные шествия, почетные караулы и нацистские приветствия, радио трансляции перед людьми, собранными на открытых площадях. А нескольких отказавшихся слушать отправили в концентрационные лагеря. До сих пор время молчания соблюдалось, как отдание чести погибшим в годы войны. Но теперь по всей Германии остановилась работа, и люди стояли в молчании с обнаженными головами. Все заводы перестали работать, тридцать миллионов рабочих стояли, слушая голос Адольфа Гитлера, выступавшего в огромном зале завода Си-менс-Шуккертверке в Берлине. После этого они остались на рабочих местах и проработали час сверхурочно, так что только они, а не их работодатели, имеют право на честь и славу, принося жертву фатерланду!
В яркий и приятный воскресный день в середине ноября массы немецкого народа выстроились перед избирательными участками по всей стране и даже на чужбине, а также на судах в открытом море. Они проголосовали в тюрьмах и даже в концентрационных лагерях. В конце дня штурмовики арестовали ленивых и беспечных. Более сорока трёх миллионов бюллетеней были опущены, и более чем девяносто пять процентов проголосовали за Гитлеровский рейхстаг и за торжественный референдум в поддержку мира и свободы. Ирма читала об этом и на следующий день, и в последующие дни после этого. Она была чрезвычайно впечатлена этим и сказала: «Ты видишь, Ланни, немцы действительно верят в Гитлера. Он то, что они хотят». Когда она прочитала, что интернированные в Дахау проголосовали двадцать против одного за человека, который их там запер, она сказала: «Это, кажется, говорит о том, что не все так плохо».
Муж ответил: «Мне кажется, что это говорит, что всё намного хуже».
Но он знал, что не было никакого смысла пытаться что-то объяснить. Это приведёт только к спорам. Он учился держать свои несчастья в глубине своей души. Его жена хорошо проводила время в Берлине, встречаясь с блестящими и уважаемыми личностями. А Ланни оставалось мучить себя размышлениями о деятельности и вероятных судьбах небольшой группы конспираторов в берлинских трущобах!
Он догадывался, что они делают. Он представил себе небольшой ручной пресс в задней части ателье, где печатались листовки, возможно, информация о Коричневой книге и ее откровениях о поджоге рейхстага, пожалуй, отклики внешнего мира. Всё для того, чтобы подержать мужество товарищей во времена страшных страданий. Возможно, Труди носила такую «литературу» тем, кто будет её распространять. Все они работали в постоянной опасности для жизни. И Ланни подумал: «Я должен помогать им. Я тот, кто может действительно что-то сделать, потому что я могу достать деньги, доставлять им информацию извне и передавать сообщения их товарищам во Франции и Англии».
Но потом он подумал: «Если я это сделаю, я разрушу счастье моей матери, моей жены и большинства моих друзей. В конце концов, я, вероятно, разрушу мой брак».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ Die juden sind schuld[172]
Приятно в начале зимы оставить плоскую равнину ветреной Пруссии и ехать по лесам и долинам уютной Южной Германии. Приятно приехать в красивый и сравнительно современный город и найти теплый прием в учреждении, носящем имя «Четыре времени года». Имя, которое говорило, что там были всегда готовы. Мюнхен был городом «Четырех сезонов». Его жизнь состояла из серии фестивалей, а питьё пива из Mafikrugen[173] было гражданским долгом.
Преданный Золтан приехал заранее и сделал все приготовления для выставки. Герр приват-доцент доктор философии Алоизий Винклер цу Штурмшаттен проявил свое искусство, и интеллектуалы Мюнхена были проинформированы о достоинствах новой школы изобразительного живописи. А также о социальной значимости молодой пары, которая дарует им своё внимание.
Утром пришли журналисты, как им было назначено. Они уже были проинформированы о том, что писала берлинская пресса о Дэтазе, о состоянии Барнсов и о важности Оружейных заводов Бэдд. Им также были известны факты, что Ланни был на охоте с генералом Герингом и однажды пил чай с фюрером. Молодая пара проявила приветливость, которую ожидали из страны ковбоев и кино. Ланни отвечал да, он очень хорошо знает Мюнхен. Он здесь купил несколько работ старых мастеров. Он назвал их и рассказал, в каких коллекциях нового мира они находятся. Он оказался в городе в самый исторический день десять лет назад и был свидетелем сцены, которая сделала Мюнхен навсегда известным. Защелкали лампы фотоаппаратов в то время, когда он говорил, напомнив ему о тех сценах на площади Мариенплац, когда были убиты нацистские мученики.
Интервью появились в свое время, и когда на следующий день открылась выставка, пришли толпы. Повторялась старая история с новыми людьми, и те, кто любит величие и славу, никогда не устают встречаться с герцогом и герцогиней XYZ и принцем и принцессой ZYX. Большое дело для искусства, когда дамы высшего социального положения появлялись в художественной галерее, чтобы воздать должное гению, хотя бы и мертвому. В то время как Пар-сифаль Дингл спрашивал дух мертвого художника, доволен ли он выставкой, и в то время как Ланни осматривал работы старых мастеров и старался сбить на них цену, Бьюти Бэдд и ее несравненная невестка были представлены важным персонам, принимали приглашения на обеды и ужины и собирали анекдоты, чтобы рассказать их супругам, а потом своим родственникам и друзьям.
Только одна вещь нарушала идиллию этой пары. То, что Марсель Дэтаз умер, когда Ирма была ещё ребенком, и он не имел возможности нарисовать её портрет. Таким образом, Бьюти получала большую долю славы, чем ей полагалось, и не было никакого способа, чтобы перераспределить её. Свекровь старалась быть скромной и не говорить о себе и своих портретах, когда Ирма была рядом. Но другие продолжали настаивать на этом, и ситуация становилась опасной. Бьюти спросила сына: «Кто сейчас является лучшим действующим портретистом?»
«А тебе зачем?» спросил он с удивлением.
«Потому что, ты должен немедленно заказать ему портрет Ирмы. Во-первых, это станет сенсацией, а во-вторых, поможет сохранить ее интерес к искусству».
«Жаль, что Сарджент[174] умер!» — усмехнулся Ланни.
«Не шути об этом», — настаивала мать. «Непростительно, когда толпы приходят и посмотреть на портреты увядшей старой женщины, которая ничего не значит, а рядом находится женщина в расцвете своей красоты».
«Искусство вечно, а цвет лица мимолетен», — ответил неисправимый сын.
В Мюнхене произошло событие гораздо большего значения, чем выставка Дэтаза, в результате чего город был расцвечен флагами. Рейхсканцлер, фюрер НСДАП, проехал и пролетел всю страну с предвыборными речами. После подавляющего триумфа он искал место тихого уединения, чтобы подумать и поразмышлять о новой политике. И теперь, обновленный и вдохновлённый, он приехал в свой любимый город, где было создано его движение, и где был заслужен его мученический венец. Здесь он был бедным Schlawiner, так здесь называли человека, у которого не было средств к существованию. Landstreicher, который произносил дикие, полубредовые речи, и люди слушали его, потому что для них это было Gaudi, или то, что называют «потехой». Мюнхен видел его бродящим по городу подавленным, неотесанным в его рыжем поношенном плаще с тяжелой палкой от собак из-за страха врагов, которые, однако, не обращали на него внимания.
172
Евреи виновны (нем.)
173
(пивная) кружка (полулитровая) (нем.)
174
Создал серию портретов представителей высшего света США и Великобритании, став самым модным портретистом своей эпохи