Зубы Дракона

Золотисто-рыжий и голубоглазый молодой спортивный директор Хьюго Бэр пришёл повидать своего американского друга, и ему предложили прокатиться на автомобиле. Хьюго не надо было просить высказаться о существующих тенденциях в его национал-социалистической партии. Он сказал, что вступил в эту партию, потому что считал её социалистической, также считали и миллионы. Они хотели, чтобы она оставалась социалистической, и они имеют право, сохранить её социалистической. Они хотят провести в жизнь ту часть её программы, которая завоевала веру немецких масс. Раздробление больших поместий, национализация основных отраслей промышленности и универмагов, отмена процентного рабства таковы были обещания, которые были сделаны больше миллиона раз. Но теперь партия была заодно с Рурскими магнатами, а старая программа была забыта. Фюрер попал в сети людей, которые заботятся только о власти, и, если они возьмут вверх, вся энергия в стране будет направлена на военные приготовления, и ничего на социальное обеспечение.

«Да», — сказал Хьюго, — «многие из руководителей думают, как я, и некоторые из них старые партийные товарищи Гитлера. Это не угроза его руководству, а лояльные усилия помочь ему осознать опасность и вернуться на истинный путь». Молодой чиновник предложил Ланни познакомиться с активистами в этого движения. Но его собеседник объяснил своё особое положение, в котором он находится, в связи с еврейской родственником, имеющим трудности с законом, и необходимостью быть сдержанным в связи с этим.

Это объяснение привело к теме евреев. Молодой розовощекий ариец осудил этот ущербный народ, дурно влияющий на немецкую культуру. Но добавил, что не одобряет преследование отдельных евреев, которые не нарушали закона. И он считает недавний день бойкота глупым. Он представлял собой попытку со стороны реакционных элементов в партии заставить людей забыть радикальные перемены, которые им были обещаны. — «Намного дешевле и проще избить несколько бедных евреев, чем выселить несколько крупных землевладельцев-юнкеров».

Ланни нашёл этот разговор многообещающим, и решился тактично дать своему молодому другу некоторое представление о бедственном положении, в котором он оказался. Брат его зятя пропал более чем неделю назад, но он боялся инициировать какие-либо расследования, опасаясь возбудить те элементы, о которых говорил Хьюго, фанатиков, которые были готовы найти любое оправдание для преследования безвредных идеалистических евреев. Ланни нарисовал пастушонка из древней Иудеи, наблюдавшим за своим стадом, играя на свирели, и мечтая о Господе и его ангелах. Фредди Робин был социалистом в высоком смысле этого слова. Он желал справедливости и доброты среди людей и был готов показать пример, как жить сейчас бескорыстной жизнью. Он был прекрасным музыкантом, преданным мужем и отцом, а его жена и мать страдали от страха за него.

«Увы!» — воскликнул спортивный директор и добавил формулу, которую Ланни уже знал наизусть, что несчастные случаи всегда случались в ходе любого крупного социального переворота.

«Вот по этой причине», — предложил Ланни, — «каждый из нас должен делать то, что может, в ставших ему известными случаях. Мне сейчас нужно несколько человек в партии, которым я могу доверять, и кто окажет мне услугу найти Фредди и объяснить, в чём его обвиняют».

«Это нелегко», — ответил собеседник. — «Такая информация не выдается свободно. Я имею в виду, если он находится в руках властей».

— Я думал, что вы, имея так много контактов среди лучших элементов партии, могли бы сделать запросы, не привлекая слишком много внимания. Если бы вы оказали мне эту любезность, то я бы был бы счастлив, оплатить вам ваше время.

— Но, мне не надо никакой платы, герр Бэдд!

— Вы, конечно, должны её получить. Работа может потребовать много времени, а мне нечем другим возместить его вам. Ни моя жена, ни я не можем жить спокойно, потому что волнуемся об этом бедняге. Уверяю вас, она будет рассматривать тысячу марок, как небольшую цену за психологический комфорт, если она узнает, что Фредди все еще жив. Если бы я только мог узнать, где он находится и в чём обвиняется, я мог бы пойти в соответствующие органы власти и урегулировать дело без неприятного скандала.

«Если бы я мог быть уверен, что мое имя не будут указано в этом деле», — начал нерешительно молодой чиновник.

«Я готов вам дать честное слово», — сказал Ланни. — «Ничто не заставит ни мою жену, ни меня назвать ваше имя. Вы даже не будете его называть, когда будете звонить мне по телефону. Просто скажите мне, что хотите показать мне, скажем, живопись Арнольда Бёклина, и укажите мне место встречи с вами, и я приду. Будьте так добры, принять двести марок для начала. На случай, если вам, возможно, придется где-нибудь платить».

Министр-Президент Герман Вильгельм Геринг неожиданно вылетел в Рим. Он прежде уже один раз был там, где не поладил со своим наставником, блаженным маленьким голубком-дутышом. Они жестоко ссорились по вопросу, кто будет контролировать Австрию. Но как-то это дело они уладили, и газеты всего мира обнародовали знаменательное событие: четыре великие европейские державы подписали мирный договор, соглашаясь, что в течение десяти лет они будут воздерживаться от агрессивных действий в отношении друг друга и будет урегулировать все проблемы путем переговоров. Муссолини подписал за Италию, за Германию — Геринг, а британский и французский послы в Вене подписали от имени своих правительств. Такое облегчение для уставших от войны народов континента! Геринг прибыл домой с триумфом. А Ирма сказала: «Вот видишь, все не так плохо, как ты думал».

Пара отправилась на прием в дом фрау рейхсминистр Геббельс, где они встретили многих из нацистской элиты. Ланни, знавший историю, вспомнил вестготов, с поразительной легкостью завоевавших древний Рим, и бродивших по прекрасному городу, ошеломленных тем, что получили в свое распоряжение. Он вспомнил Клайва, который так же был ошеломлен сокровищами Бенгалии, и его слова, о том что, он был поражен своей собственной умеренностью, учитывая те возможности, которые у него были.

Теперь то же самое происходило с членами НСДАП. Их характеризовала не умеренность, а возможности. Люди, которым несколько лет назад было нечем заплатить за еду или место, где приклонить голову, внезапно получили в своё распоряжение всю Германию. Они носили самую изящную форму, которую могли выдумать портные Берлина, а их женщины демонстрировали свои прелести в последних моделях из Парижа. Ордена и медали, орхидеи и сверкающие драгоценности. Получили ли они всё это из партийной казны, или от Германского Рейха или Прусского государства? Или же каждый получил это сам? Они не должны были грабить или даже угрожать. Они могли просто держать руки открытыми, а обладатели богатства и привилегий сами прибегут к ним и положат туда всё.

Здесь были друзья и почитатели Юппхена Геббельса, неудавше-гося журналиста из Рейнской области, сейчас хозяина интеллектуальной жизни своей страны. Его слово может вознести или уронить всякого в любой профессии. Приглашение в его дом был одновременно командой и большими возможностями. Мужчины кланялись и лебезили, женщины улыбались и льстили. В то же время все смотрели настороженно, поскольку это был опасный мир, где можно уцелеть только при постоянной бдительности. Кошки из джунглей, все в одной клетке, кружат с опаской вокруг друг друга, сохраняя безопасное расстояние. Леопард и ягуар вцепились бы друг в друга, если бы не боялись тигра.

Но это были цивилизованные кошки, которые научились манерам и прикладной психологии, они умели делать вид, быть добрыми и безобидными, даже любезными. Самые беспощадные убийцы носили самые сердечные улыбки. Самые хитрые казались самыми достойными и самыми возвышенными. У них в руках было великое дело, они вершили историческую судьбу, исполняли патриотический долг, их вёл вдохновенный лидер. Они говорили: «Мы строим новую Германию», и в то же время думали: «Как я могу вырезать кишки этому парню». Они приветствовали: «Добрый вечер, партай-геноссе», а думали: «грязный подонок, я знаю, какую ложь ты сейчас нашептал!» Они сказали: «Гутен Абенд, герр Бэдд», а подумали: «Кто этот Emporkommling175, и что он здесь делает?» Кто-то мог шепнуть: «Главный полагает, что он может быть ему полезен», но другой будет думать: "Главный должен выжать из него всё, что сможет!»