Испытание

Поэтому на выстрел фашистского крейсера советское судно и ответило снарядами из носового и кормового орудий.

Одновременно капитан попробовал увести пароход под защиту острова.

Когда одним из вражеских залпов прервало работу судовой радиостанции, радист переключился на аварийный передатчик.

Судно горело, и всюду был сущий ад. Корму разворотило. Пламя угрожало снарядам кормового погреба. Они не взорвались только потому, что путь огню преградила бесстрашно действовавшая палубная команда.

Врагу отвечало лишь слабенькое носовое орудие. Его фашистам никак не удавалось накрыть.

Развернутый в кают-компании лазарет мгновенно переполнился, а количество раненых с каждой минутой росло.

С некоторыми перерывами - раненый радист терял сознание - судовая радиостанция все еще посылала в эфир дробные звуки точек и тире. Это казалось истинным чудом. Палубные надстройки снесены, ходовая рубка разворочена, а морзянка продолжает попискивать.

Когда судно окончательно потеряло ход, главной задачей стало спасение людей. Одни шлюпки разбиты, другие похоронены под обломками. С великим трудом на воду удалось спустить одну целую и одну поврежденную снарядом шлюпку. На них в первую очередь высадили раненых.

Пароход превратился в неподвижную мишень. Капитан приказал всем покинуть судно и отдал команду открыть кингстоны.

В самый последний момент спустили аварийный плот. Но разорвавшимся поблизости снарядом плот перевернуло и все, кто был на нем, пошли ко дну.

Трюмные помещения быстро заполнялись водой. Пароход не покинули те, кто находился на носовой палубе. Ее отрезало сплошной стеной огня: горели и взрывались бочки с горючим.

Одни артиллеристы были убиты, другие ранены, но не покинули своих мест, и носовое орудие продолжало вести огонь. Несколько матросов работали в носовом погребе, исправно подавая снаряды. Эти люди вышли наверх только тогда, когда судно, потеряв остойчивость, начало сильно крениться.

Все, кто был в море, кто находился в шлюпке, кто еще держался за обломки, из последних сил спешили оказаться как можно дальше от тонущего парохода, чтобы не затянуло в сильный водоворот, который образуется при погружении судна. И многим удалось отплыть от опасного места.

Но вот судно дрогнуло, на мгновение вздыбилось, задрав корму, и начало косо погружаться. Через несколько минут пароход скрылся под водой.

Воцарилась неестественная тишина. Но ненадолго. Ее внезапно нарушил дробный стук мотора стремительно приближающегося фашистского катера.

Все же и в этот отчаянный момент появилась ничтожная надежда на спасение. Совсем близко дрейфовала одинокая льдина, за которой можно было укрыться.

Фашистский катер быстро настиг терпящих бедствие. Длинными очередями из автоматов гитлеровцы перебили тех, кто еще держался на воде. Затем фашисты приблизились к одной из шлюпок. В ней в полный рост поднялись три человека, их тут же скосили автоматными очередями. Девять человек, подталкивая прикладами, взяли на борт катера.

Со второй шлюпки кто-то выстрелил по фашистам из пистолета. В ответ гитлеровцы не только с остервенением расстреляли всех, кто в ней находился, но и разнесли гранатами шлюпку в куски.

На плаву все еще оставалось несколько человек. Одних фашисты добили, других присоединили к пленникам. Взяли ровно столько, сколько было приказано.

Остальные мертвы. Свидетелей нет.

По крайней мере так считали гитлеровцы.

* * *

Все складывалось таким образом, что он неминуемо должен был погибнуть. Но на войне изредка случается так, что тот, кто угодил в самое пекло и у кого, казалось бы, не остается абсолютно никаких шансов, - он-то именно и выживает.

Алексей Башилов плавал кочегаром. По расписанию боевой тревоги его место в погребе носовой палубы, где сложены снаряды. Ему надлежало вместе с двумя другими матросами подавать их к носовому орудию.

Ладно сбитый, наделенный истинно мужицкой силой, с детства приученный к физическому труду и закаленный, Алексей неутомимо делал свою работу в продолжение всего боя. Полосатую тельняшку, обтягивавшую могучий торс, хоть выжимай, мокрые волосы слиплись и лицо распарено, как после бани.

Работавшие в погребе не имели возможности следить за тем, что происходило наверху, только слышали уханье вражеских снарядов, от попадания которых судорожно вздрагивал корпус парохода. Доносился еще страшный треск и грохот, злое бушевание огня да крики людей.

Отчетливее всего в погреб доходил голос носового орудия. Удары его не очень сильные, но отрывисто лающие не смолкали. Матросы еще старательнее и проворнее подхватывали снаряд и передавали стоящему на трапе товарищу, а тот подавал следующему, понимая, что орудие ведет непрерывный огонь в немалой степени и потому, что они, подающие снаряды, работают четко и бесперебойно.

И хотя они не видели боя, но и по звукам достаточно верно определяли его течение. Ясно, что бой складывался тяжело, что противник многократно превосходит в огневой мощи. Но другого никто и не ожидал.

Когда же и носовое орудие смолкло, Алексей вдруг ощутил в сердце боль и усталость во всем теле. С трудом распрямился, отер пот со лба, с тревогой думая, отчего же смолкло орудие? Неужели выведена из строя вся артиллерийская прислуга?

Матросы выскочили на палубу. Артиллеристы действительно были мертвы, а орудие разбито. И хотя это не было полной неожиданностью, Алексея поразило увиденное - убитые артиллеристы, горка снарядных гильз и особенно исковерканное дуло пушки, неровно обрезанное и чуть загнутое вверх остатком рваного ствола.

На палубе они попали под шрапнельный огонь. Один был сразу убит, другой ранен в плечо, только Алексея не задело. Близко у борта лежало здоровенное бревно. Алексей зачалил его непонятно каким образом оказавшимся в руках крепким концом и с помощью раненого товарища столкнул в воду. Затем они прыгнули за борт.

В минуты смертельной опасности мысль работает лихорадочно быстро, застигнутые общей бедой люди с одного взгляда понимают друг друга. Алексей лишь глазами показал вперед и отрывисто бросил товарищу: